– Вот и ты такой же был, Сёмочка, как Саша наш, – отметила Любовь Исааковна. – К Генриху всегда тянулся, словно меня и нет, когда он с работы приходил.
– Разные они у нас. Саша своенравный, уже сейчас права качает, а Марк – тихоня, сидит, сам с собой вечно играется. Точно медсёстры в роддоме подметили, чисто ангелы, правда про Сашку такого не скажешь, ещё тот хулиган. – Маргарита улыбнулась и взяла на руки Марка. «Со стороны посмотреть – идиллия семейная, а на самом деле мы с их отцом каждый сам по себе. От такого счастья отказывается! Живём вне брака… Да и не живём вовсе…»
Маргарита и любовника себе завела, влюблённого и внимательного. Завела от скуки и тоски, точно хотелось самой себе доказать, что и её любить можно, и нужна она кому-то. Звал он её в поездки разные – отказывалась. Так, приедет к нему на пару часов и домой спешит к детям. Через полгода не выдержал мужик, предложил жить вместе, замуж звал. Марго отказала.
– У меня семья. Другой не хочу!
– Так не живёте вы вместе! Весь город об этом знает! Неужели не хочется нормальной семьи? О детях твоих заботиться буду. Сколько можно по углам прятаться? В приличный ресторан не сходить, всего пугаешься, даже в машине едешь – под торпеду прячешься! Приди в себя, ведь хорошо тебе со мной! За что держишься?! Никто тебе спасибо не скажет: ни он, ни дети. Вот увидишь, поймёшь!
– Не хочу! – упрямо твердила Маргоша.
Летом все встретились в просторном доме у Семёна в Каннах. Саше ехать не хотелось, хоть и не виделись с ним давно. Волновал он её, неспокойно становилось, несвободно, взгляды ловил, изучал, рассматривал, как будто видел впервые. Как неделю выдержит, не понимала; хорошо, родители его будут – всё народу больше, не так заметно, затеряется. А Валька был рад как ребёнок, словно семья родная собирается.
Дом впечатлял своими размерами: роскошный тропический сад, затейливый бассейн искрился всеми оттенками бирюзы. Валентин пожалел, что послушал Александру и не снял виллу на лето, приезжал бы на выходные, да и Лизка вроде рядом всё лето жить в Каннах собиралась, не дала бы скучать Сашеньке. Расстроился от всей этой красоты и покоя!
Сёмка выскочил из дома загорелый, подтянутый. «Красивый, – мелькнуло в голове у Саши, – уверенный, знает, что неотразим!» И удивилась: откуда у неё эта злость?
– Здорово, что приехали, – обнимал Вальку Семён и хлопал по плечу, Сашку два раза чмокнул в щёку.
И только для неё:
– Ну что, Саш, приготовим харчо?
Александра смутилась, покраснела и лишь кивнула головой.
Маргарита была, как всегда, хороша. Материнство придало ей достоинства, а любовь Сёмкиных родителей – уверенности: «Как собака буду рядом! Ни одного шанса не дам вычеркнуть себя из его жизни. Я – член семьи! Я – его семья!»
От приезда Саши восторга у неё не было, не любила её неосознанно. Беду от неё чувствовала, понять не могла, за что Сашка мужикам нравилась: видно, слово волшебное знает. «Ведь я и красивее, и хозяйка во сто раз лучше, и одеваюсь ни в какое сравнение с ней!»
А Александра успокоилась, освоилась, дурь из головы выкинула. «Может, и было что у Семёна, да ходу не дал, – решила она. – Ну и отлично! А то – кто знает, куда бы всё это завело? Поигрался бы да выкинул, ещё и над Валькой посмеялся бы в душе. Циничный, без слабостей».
Сидели, ужинали под тропическими соснами. Ночь знойная, душная. Вино белое, прохладное.
– Ребята, пошли плавать… Ночью сплошная благодать! – предложил Сёма.
– Я пас! На лежаке полежу, воздух послушаю! – отказался Валька. – А ты, Саш, иди.
Все отказались, кроме Саши и Семёна.
– Хочешь, место своё любимое покажу? Минут сорок ехать. Или здесь поплаваем?
– Поехали! – решительно воскликнула Саша и потупила взор от своей смелости.
Беседы не получалось. Всю дорогу каждый думал о своём. И музыка, как назло, душу рвёт!
Ночь волшебная, луна полная, таинственная. Воздух звенел от напряжения, Александра знала: никто не решится на первый шаг, так и будут изнывать молча.
Любил Семён баб ярких, эффектных, вульгарных. Что нашёл он в этом грачонке? Маленькая, смуглая, глаза вопросительные на пол-лица, вечно одета как мальчишка и сигарета между пальцев. Он ненавидел запах табака, но Сашке всё прощал и любил смотреть, как она курит, – хоть и редко это случалось, но он помнил каждое движение.
«Надо начать разговор», – подумала Саша, наморщив нос. Сёма улыбнулся, ему нравилось, когда она так делала, – вроде пустяк, а цепляет. Ему ничего не лезло в голову: любая обыденность, банальная фраза всё испортит.
Тихо играла музыка, машина медленно скользила по шоссе, луна предательски улыбалась в небе, отражаясь в синеве ночного моря. Вдруг сказал, она едва расслышала:
– Мне нравится, что ты рядом…
Саша не поняла, может, послышалось. Переспрашивать не стала, пыталась вести себя непринуждённо, что удавалось с трудом, и он явно понимал это. Она поглядывала на часы, к счастью, время летело на удивление быстро. Они подъехали к морю.
– Пошли… Ещё минут десять пешком, и мы на месте.
Стояла летняя южная ночь, как тогда, много лет назад.
Ей исполнилось восемнадцать, и она отдыхала с родителями в Ялте, где познакомилась с местным пареньком. Сашка была для него ленинградской принцессой, и он не мог поверить, что такая классная девчонка ответит взаимностью. Его звали Олег. Он оборвал весь свой сад, заваливая Сашу цветами, за что его мать, не стесняясь, орала матом на весь двор.
Олежка называл Александру ангелом, и они часами целовались на берегу моря. Она парила в невесомости, выдох напоминал стон блаженства. Его руки едва касались её тела, и она чувствовал в них дрожь, которая сливалась с её волнением. Ласково по гальке шуршало море набегавшими мелкими волнами. Потом они долго плавали, держась друг за друга, не отрывая губ в долгом поцелуе. Она и раньше целовалась, но не с такой страстью, готовая идти до конца. Казалось, вот она первая настоящая любовь. К счастью, Олег не воспользовался её наивной влюблённостью. Когда через какое-то время он приехал в Ленинград, Александра его не узнала. Олег совершенно не вписывался в её жизнь. Там, под южными звёздами, всё было серьёзно и навсегда, и простой провинциальный мальчишка казался необыкновенным, не таким, как все. Это был первый урок, который Саша усвоила на всю жизнь.
Семён скинул футболку.
– Сашка, давай дуй в воду. Парное молоко! Обожаю купаться ночью!
Он нырял, надолго оставался под водой, затем неожиданно появлялся совсем рядом, улыбаясь. Иногда ей становилось страшно.
– Не пугай меня, Сём… Ну что ты как ребёнок!
Потом они сидели на берегу. Саша курила, завернувшись в полотенце, мокрые волосы падали ей на плечи.
«Хорошенькая! Почему мне всегда нравились длинные? Не красавица совсем, но какая-то другая…» – Семёну захотелось дотронуться до неё, и он едва сдержался.
– Всё, поехали! По-моему, нас потеряли, будут выговаривать!
Маргарита пребывала не в духе: «Вот стерва! Явно положила глаз на Сёму… Глазища свои бесстыжие отводит!» Она с трудом сдерживалась, чтобы не подколоть Сашу при всех: «Валька! Чистый идиот! Взял бы и всыпал ей, чтобы неповадно было».
Оставшиеся дни прошли незаметно и относительно спокойно. Маргарита кое-как справилась со своими страстями и изображала показное равнодушие. «Скорее бы свалила! Одна нервотрёпка! Нет, не пойдёт Семён на такое, какие бы Сашка кульбиты ни исполняла! Баб, что ли, мало? Господи, ну как она меня раздражает: ни рожи, ни кожи, выпендрёж один!»
Генрих Давыдович просёк сразу – нравится Семёну Александра, и не просто, а очень и много: «Надо поговорить с сыном, что себе удумал!» Один Валя ничего не видел и был абсолютно счастлив в кругу самых близких людей.
Саша с Семёном, не договариваясь, демонстрировали холодность, что со стороны выглядело несколько комично; правда, понимали это только они и Лизка. Та заваливалась каждый день со всем своим выводком, шумная и большая.
Из худенькой девчонки она давно уже превратилась в пышную даму, но ничуть не комплексовала – её сожитель любил округлые формы и грозился потерять интерес, коли похудеет. Свои излишние килограммы Елизавета компенсировала дорогими кричащими нарядами, которыми она всячески пыталась обозначить принадлежность к миру богатых. Обросла кучей знакомств на побережье, как правило, среди провинциальных «новых русских» или таких же, как она, женщин, сосланных на юг Франции, куда подальше от основной семьи, чтобы глаза не мозолили и детей на солнце растили. Хотя случалось, старшая жена жила через виллу и ни о чём не догадывалась.
– А что с Семёном? Что не поделили? Колись давай, тихушница. Чую, что-то здесь не так!
Саша молчала, что делало Лизкины подозрения небезосновательными: «Значит, что-то происходит!»
Сёма поехал провожать Александру с Валентином в аэропорт. Выбрал секунду, тихо сказал куда-то в сторону, будто и не Сашке вовсе:
– Приезжай в Москву, хоть на два часа, в любое время. Я буду ждать!
Стоял, пока они не скрылись за паспортным контролем. Саша хотела обернуться, но не смогла, не хватило духу. Валька махал рукой, пытался показать, как здорово с отдыхом получилось. Семён изображал что-то похожее на улыбку, думая, какая он тварь.
Но совесть не мучила, он всё уже решил для себя, да и за Александру. Друга не жалел – сочувствовал, не чужой. Его обуяла маниакальная решимость добиться Сашу любой ценой. Она ему нужна, он это отчётливо почувствовал в Каннах. Не задаваясь вопросом, что это – банальная страсть, прихоть или то неповторимое чувство любви, которое он ещё никогда не испытывал, Семён жил Сашей и надеялся на скорую встречу, когда всё наконец разрешится. Разрывало от воспоминаний, он ловил в воздухе фантомный запах её тела, представлял, какая она на вкус. В его влечении присутствовало нечто магическое, не поддающееся осмыслению. Предательство друга отходило на второй план. Он не собирался отказываться от Саши и понимал, что и она внутренне готова переступить черту.