Александра не понимала, что делать. Забыть Семёна было практически невозможно, пыталась. Он стоял перед глазами, наглый и красивый, и от этого становилось тревожно, противно и безнадёжно. Валентин начал раздражать. Она вздрагивала от его прикосновений, старалась быть мягче, зажмуривала глаза и представляла другого. Иногда её душил стыд, и она искала себе оправдания: «Что знала я о любви? Как оказалось, ровным счётом ничего! Она не ждёт приглашения, приходит неожиданно сама и разбивает в осколки прежние представления. Как унять эту бурю чувств и эмоций, если теряешь контроль? Ощущение полной беспомощности перед лавиной порочных желаний! И больше не хочешь довольствоваться малым, нужно всё или ничего! Какой-то замкнутый круг, из которого нет выхода».
Семён не звонил и не звал, он просто ждал, так было честнее по отношению ко всем. Не любил себе отказывать, получал от жизни всё, а вот с Сашкой оказалось труднее, но не будет её добиваться, должна решиться сама. Он чётко понимал: это не по правилам, но кто знает, какие они и кто их устанавливает, и если тебе не нравятся правила – придумай свои!
Осень стояла унылая, до боли невыносимая. Небо разверзлось, и постоянно лил дождь. От этого листва до срока пожелтела и веером разлеталась, окружая стволы деревьев. В воздухе стоял запах увядания. Свинцовое небо, лишённое солнечного света, окрашивало город в серый цвет. По каналам проплывали последние кораблики, которые скоро остановятся и затихнут до поздней весны. Пешеходы ускорили шаг и спешили спрятаться в тёплых домах. Опустели парки и скверы. Даже воробьи куда-то попрятались. И Александра решилась. Валентин был в очередной командировке, она взяла билет на «Красную стрелу», туда и обратно. «Один день в Москве достаточно, разберусь во всём… А если его нет в городе? Значит, не судьба! Если что, к Лизке съезжу, крестников навещу, давно зовёт, а сейчас особенно».
– Ну приезжай хоть на пару дней! Мне так одиноко, Сань! Мой старый козёл какую-то новую пассию завёл, вся Москва обсуждает! Раньше, прикинь, меня ненавидели, а теперь я – жертва, все жалеют! Суки, радуются, что с довольства скоро снимут, будет подачки давать, чтобы с голоду не сдохла! Жалеют, а за глаза радуются! – почти кричала в трубку подвыпившая Елизавета. – Больше всего боюсь, что детей отберёт, мерзкий ублюдок! Ты же знаешь, как у них всё просто, подкинет порошок, скажет: наркоманка! Саш, так ходят слухи: жена его, старуха эта, готова даже детей принять и воспитать как своих! Какая подлость! Да? Так ведь и управы нет на них никакой. В Европу бы махнула, так на границе детей не пропустят без его согласия, и деньги нужны!
– Раньше думать надо было, Лиза, я предупреждала тебя… За всё надо платить, за всё…
И подумала про себя: «А чем я заплачу за мысли свои, за то, что нарушу просьбу Алевтины, что Вальку предаю? И не просто, а с лучшим другом».
Сашка всю ночь прокурила в тамбуре, поглядывая на стоп-кран. Надо было сразу понять, что Сёмка – её любовь. Да ничего и не вышло бы тогда, не сразу приметил он её, и у неё в голове такого не было. «Ну почему же всё через муки и страдания?!»
Поезд остановился на Ленинградском вокзале. Она шла среди спешащих счастливых людей, не понимая, зачем она здесь. Набрала номер, долго соединялось.
– Я приехала, я на вокзале… Я сделала огромную глупость, но я здесь… Ты в Цюрихе?! – Саша готова была расплакаться.
– Езжай в «Националь», я срочно забронирую на твоё имя номер. Вылечу первым рейсом. Прошу тебя, не делай никаких глупостей, дождись, ты не понимаешь, как это важно для меня, для нас!
Саша взяла такси, решила: сначала поедет к Елизавете, на полпути передумала, хотелось просто молчать, а лучше – спать. Она взяла ключ у портье и подошла к лифту. В сумке заиграл рингтон телефона, звонил Валентин.
– Сашуль, ты где? Третий раз звоню! Скучаю дико! Что с голосом, ты чем-то расстроена?
– Валь, да хорошо всё, голова болит, давай завтра…
Врать Саша не умела, с детства учили говорить правду, самую горькую. Ей хотелось выскочить из отеля, прыгнуть в такси и оказаться на вокзале, ехать в плацкарте, стоя, идти пешком, хоть всю ночь, только бы подальше от Москвы, от Семёна, от её непреодолимого желания. Она подошла к окну и закурила, медленно вдыхая табачный дым. Потом, как была, легла на кровать, закрыла глаза и заснула.
По расписанию самолёт из Цюриха вылетал только вечером, на утренний Семён не успел, лететь через две страны не было сил! Он связался с секретаршей, чтобы срочно заказала борт Цюрих – Москва.
– Что-то случилось, Семён Генрихович?
– Какое твоё дело!!!
Он сорвался – был уверен: плачет, нельзя брать на работу баб, с которыми спишь, послал сообщение с извинениями. Не понимал, почему его так трясёт. Нет! Он не заболел, это азарт, возбуждение. Никогда не испытывал подобного, знал: это новое, настоящее.
Через отель заказал корзину ландышей, Саша говорила об этом Вальке в первый день их знакомства. Тот спросил: «Чем удивить?» «Хочу ландышей, – сказала Александра, – как в сказке “Двенадцать месяцев”, только не подснежников, а ландышей». Валентин пропустил мимо ушей и прислал 501 розу, тем более ландыши уже отцвели.
В отеле Семёна знал каждый, и он с лёгкостью получил ключ от номера Александры.
Она крепко спала, уткнувшись в подушку. Он бережно снял её крошечные ботинки. «Интересно, она что, покупает их в детском отделе?» Тихо лёг рядом, разглядывал. Саша даже во сне смешно морщила нос. Стало невыносимо легко и захотелось спать, просто спать рядом.
Александра проснулась среди ночи, не понимая, где она и который час. Рядом спал Сёма, он явно замёрз, но под одеяло не залез, боялся разбудить. На столике напротив стояла корзинка с ландышами. Под мягким светом настольной лампы весенние цветы казались неправдоподобными – даже потрогала, сомневаясь в их реальности. «Живые и пахнут! Так пахли мамины любимые духи “Диор”», – она помнила этот запах с детства, жаль, что мода на них прошла и их больше не купить. А Семён нашёл бы, из-под земли достал, в этом Александра не сомневалась.
О Семёне ходили легенды. Он был не просто завидным женихом, он был сокровищем, правда, продержаться долго не удавалось никому, кроме Маргариты (и то на правах матери его детей), да он и не давал никаких гарантий никому. А вот радовать и баловать любил. Делал он это преимущественно для себя, нравилось быть незабываемым, хотя и женская благодарность трогала. Мог снять красотку и на следующий день улететь с ней в Париж, показать все прелести жизни. У девок сносило крышу, они ждали продолжения, которого, как правило, не случалось. Бабы страдали, расценивая встречу с Сёмкой как потерянный шанс в жизни.
Приятели и партнёры шутили:
– При твоей внешности и положении и так любая даст, зачем бабки палить?
Но в душе завидовали.
Семён, не стесняясь, называл их лохами чилийскими и ржал при этом. Почему чилийскими – сам не знал, где-то услышал, понравилось!
Сашу этими понтами не удивишь, легко как-то ко всему относилась. Валька богател, она не менялась. Семён всегда удивлялся: ходит вечно в джинсиках, ботиночки, как у школьницы, – странно при таких деньгах! Как-то увидел её на тусовке – в платье, цацках, на каблуках, чуть язык не проглотил: красивая, но не Сашка!
Александра тихо подошла к спящему Семёну. Он проснулся, пытаясь открыть глаза, улыбался и тянул к ней руки.
– Привет, Саша-а-а-а-а!
Она никогда не замечала, он чуть-чуть не выговаривал звук «ш». Она и сама грешила этим в детстве и долго посещала логопеда. Из двух шипящих «ж» и «ш» особенно не давалась «ш». Приходилось перед каждым словом с этой буквой делать небольшую паузу, чтобы вспомнить артикуляцию. Правда, это не всегда получалось и звук «ш» всё равно звучал слишком мягко. В начальной школе мальчик, сосед по парте Лёша, признался ей в любви, и сказал, что полюбил он её за то, как красиво она произносила его имя. Тогда Саша обиделась, думая, что Алексей подсмеивается над ней, сейчас бы поняла.
Семён гладил Сашу по голове, как маленькую, едва касаясь губами её волос, нежно прижимая к себе.
– Хочешь, закажу завтрак, а потом ещё поспим? Скажи, милая, что ты хочешь?
Никто и никогда не называл её «милая», она не понимала, хорошо это или плохо, но очень понравилось.
Она повторила вслух:
– Милая!..
Сашкины глаза загорелись.
– Да, давай закажем завтрак!
Это не просто завтрак посреди ночи, это действо, когда два спятивших друг от друга человека совершают некий обряд, таинство…
Александра схватила заморский персик и впилась в него зубами.
– Сань, а тебе никто не говорил, что ты чавкаешь?
– Ну, это когда я ем что-то сочное… Это нормально, мне так вкуснее, – сказала Саша и ничуть не смутилась.
Ему стало смешно от того, как Саша любит всё обосновывать, он давно это приметил.
– Ещё ты сопишь во сне, – не унимался Сёмка.
Они сидели напротив друг друга в белых махровых халатах, она морщила нос, он смеялся на весь номер. Потом опять заснули. Он попросил её отвернуться, обнял сзади, уткнулся в мягкие волосы. Им было непривычно находиться так близко, никто не желал торопиться, то, что происходило сейчас между ними, было важнее всего, и хотелось продлить это как можно дольше. Они спали и не спали вовсе. Саша всё время поворачивалась, утыкалась в грудь Семёну, ворочалась и опять отворачивалась, придвигаясь к нему как можно ближе. Он целовал её в плечо, обнимал покрепче и снова куда-то проваливался, то ли в сон, то ли в дремоту. Это была особенная ночь, не похожая ни на одну ночь в их жизни. В ней присутствовало столько неподдельной нежности и неги, что они непроизвольно улыбались и боялись упустить хоть одну секунду невероятного действа, а по сути, простого сна двух влюблённых людей, которые наконец-то обрели друг друга.
Семёна разбудил ранний звонок, звонил Валентин.
– Сём, тут возникли кое-какие проблемы с руководством края, срочно вылетаю в Москву, надо решать… Буду к обеду, жди!