Позвонил отцу.
– Мне надо попросить тебя… Отец, это очень важно! Очень! Я напишу письмо Саше, ты передашь ей. Она в больнице, в тяжёлом состоянии…
– Семён, ты в своём уме?! Это же дурно! Я так и знал, что между вами что-то происходит!
Генрих Давыдович любил сына бесконечно, покрывал его с детства. Выгоняли из школы в девятом классе – он бил кулаком по столу в кабинете директора, называя того фашистом! Он готов был кинуть партбилет на стол во имя спасения своего отпрыска. Слава богу, армия пошла на пользу – Семён стал большим человеком, его гордостью! Но сейчас было совсем другое, здесь надо пожертвовать своей честью и достоинством.
– Скажи, ты так сильно любишь её?
– Пап… Больше, чем сильно! Я просто не живу! Понимаешь?! Нет меня! – Сёмка срывался на крик, и отцу стало страшно за сына.
– Пиши, я передам…
Первую неделю врач категорически запретил навещать Александру. Валентин приезжал по несколько раз в день, бесшумно бродил по коридору и каждый раз просил разрешения взглянуть на Сашеньку, хоть в маленькую щёлочку.
– Ну что мучаете себя, займитесь своими делами, сейчас ей не нужен никто, только вызовете внутреннее неприятие! – уговаривал лечащий врач – мужик, видно, свой, но строгий, не терпящий возражений.
– Мне так легче! – упорно твердил Валентин. – Ничего не могу делать, засыпаю с трудом, может, снотворное какое пропишете?
– Пропишу, пропишу… А хотите, в моём кабинете поспите пару часов, всё равно обход у меня, да и летучка потом минут на тридцать.
– Не откажусь, здесь точно засну рядом с ней.
– Да успокойтесь вы, молодой человек! Сильная она у вас, из таких, как говорится, гвозди делать, одна беда – ни слова не добиться, а это, знаете ли, в нашем деле вещь важная!
Валя полез в карман, отблагодарить хотел, тот замахал руками.
– Вы в своём уме, милый человек? Спрячьте, пожалуйста! Вы и так тут столько денег оставляете, и за палату люкс, и за лечение… У меня зарплата приличная, хватает!
«Хороший доктор – точно вылечит, не хапуга, а ведь знает, озолотил бы».
Через неделю разрешил посещения – сначала Валентину, а потом и родственникам. Валю было не выгнать из палаты, ухаживал как нянька-сиделка – подушечку взобьёт, одеяло поправит, за руку подержит. «Какой знакомый браслет… – подумал он. – Ведь видел где-то, а не вспомнить! У Саши точно такого не было, на отдыхе, наверное, купила».
Иногда чувствовал: надоел, раздражает, да и приступов боялся, – бежал в коридор и звал сестру что есть мочи.
– Ну не кричите вы так! Всех распугаете, не умирают от этого!
Потом пришёл Генрих Давыдович с Любочкой. С болью смотрел на Сашку, а сам шутил, бодрился.
– Ничего, милочка, скоро поправитесь! Вот сейчас Любовь чайку попросит у сестры…
Как только за супругой закрылась дверь, он протянул конверт, глаза отвёл: «Старый идиот, что же я делаю!» Саша схватила письмо и спрятала под одеяло.
Потом пили чай – ей не хотелось, ждала, когда уйдут, устала и думала только о письме.
Это было длинное, честное письмо. Семён писал, что испугался сам себя и своих чувств, не мог сдержать влечение к ней, не понимал, что происходит. Винил себя, что впутал её в историю, у которой нет решения, но обещал найти. Что, скорее всего, любит – ничего подобного раньше не испытывал. Признавался, что мог ещё остаться с ней хотя бы на пару дней, дела позволяли, мучительно хотел вернуться, с трудом шёл к самолёту и, если бы она позвонила и сказала «не уезжай», остался бы… Ему было хорошо рядом с ней, ни одна женщина не вызывала столько нежности. Писал, что глубоко сожалеет о том, что именно он стал причиной её болезни, а сам и приехать не может из-за Валентина.
Александра перечитывала письмо, представляя, с какой бы интонацией он всё это сказал ей в лицо, как бы то и дело поправлял свою непослушную чёлку, и слыша это мягкое «ша-а» в своём имени.
Вошёл Валентин.
– Прости, милая.
Она вздрогнула и повторила вслух по слогам:
– Ми-ла-я…
– Что с тобой? Ты, наверное, устала, и я сегодня задержался на совещании. Ну скажи, что тебе сделать приятного? Саш, ну не молчи!
Она смотрела ему прямо в глаза, с грустью и благодарностью. «Ну кому нужна эта любовь! И что это вообще такое? Одна боль! Любовь, которая однажды перерастёт в уважение и привязанность! Живут же люди без любви и называют свою нелюбовь уважением, и ничего!» Впервые за долгое время к ней вернулись чувства, и она горько разрыдалась на груди у Валентина. Он не мешал ей, это гораздо лучше, чем держать всё в себе, оно должно было вскрыться, как нарыв, и освободить Сашеньку от мучений. Гладил её по волосам, целовал мокрые щёки и укачивал как ребёнка на руках, пока она не успокоилась и не притихла.
Александра пролежала в больнице почти три недели. Не могла понять, что же такое с ней произошло, почему потеряла интерес к жизни, замкнулась в себе. И ещё эти приступы, которые, к счастью, случались всё реже. Саша научилась с ними справляться: надо просто перестать их бояться, лечь и расслабиться, глубоко дышать и ждать, пока пройдут.
Доктор наказал регулярно пить таблетки, вести активный образ жизни, избегать стрессовых ситуаций и приходить на приём раз в две недели.
– Всё же вы должны мне рассказать свою историю! – уговаривал психиатр. – Мне необходимо понимать, меняется ли ваше отношение к проблеме, как действуют препараты! Давайте работать вместе, не загоняйте себя в тупик!
– Вы меня лечите? Лечите. Лечение помогает? Помогает. Так и к чему моя исповедь?
– Милочка, всё может вернуться. Ещё один срыв, и наши усилия насмарку. А я понятия не имею, откуда ноги растут.
– Не будет больше срывов, я вам обещаю. У меня и сил на них не осталось. Все назначения буду выполнять и закроем эту тему.
Врач от собственного бессилия махнул рукой – странная пациентка, впервые с таким поведением сталкивается. Обычно все наизнанку себя выворачивают, рассказывают всю подноготную своей жизни. Видно, что-то очень сокровенное, душевное, не иначе с амурными делами связано.
Валентин настоял на поездке в маленький городок под Цюрихом, где в живописном местечке, известном своими термальными водами, располагался милый спа-отель с хорошей репутацией.
– Саш, тебе надо отдохнуть от этого кошмара! Набраться сил… Смотри как похудела, одни глаза остались!
Она не сопротивлялась, понимала – прав. Решили, что первую неделю проведёт с Валей, на вторую приедут родители, ей всё ещё было страшно оставаться одной в незнакомом месте.
На следующий день после выписки приехала Лиза, шумная и яркая.
– Ну ты и выглядишь, подруга… Ты что, в реале головой тронулась? Мне-то хоть скажи, что произошло? Обычно в таких ситуациях замешан мужик. Колись, Сашка, симпатичный хоть?
– Ты лучше расскажи, как у тебя?
– Точно мужик, раз ведёшься! Да хорошо вроде… Мой от жены уходит, добро поделить не могут! Хитрая, оттяпать прилично хочет!
– Так заслужила ведь, Лиз… Наверное, и женился на ней по какой-никакой любви, и гроша за душой не было. Это ты хитрая, на всё готовое!
– А кто не хочет на всё готовое? Ты вот тоже, между прочим, не за нищего Вальку выходила, неплохо пристроилась! Я своему детей нарожала, а ты только кровь пьёшь! Лучше хитрой быть, чем такой дурой! Ты, Саш, сама не знаешь, что хочешь!
– Знаю! – выпалила Александра. – Как никогда знаю!
– Тогда со мной поделись. Может, я что не так делаю. Только запуталась ты, подруга, и выхода не находишь. Не спасут тебя твои таблетки! Свихнёшься в себе держать!
Уж с кем с кем, но с Елизаветой делиться Саше не хотелось: не проговорится, но и совета дельного не даст – мелкая и недалёкая, а то, чего доброго, и позлорадствует. Александра знала все Лизины пороки, но всё равно любила по-своему, хоть близко никогда не подпускала. Их дружба держалась на Лизкиной к ней привязанности, это она не могла без Саши прожить, единственная была, кому доверяла и к кому теплоту испытывала.
Александра долго не решалась позвонить Семёну. Вдруг захотелось. Да так, что было всё равно, как отреагирует. Он то появлялся, то исчезал из её жизни, не давая ответа ни на один вопрос. Правда, она и не просила и ни разу не сказала о том, как теряет голову от одной мысли о нём.
Сёма сразу взял трубку, будто жил в вечном ожидании её звонка.
– Саша-а-а-а-а!.. Я так ждал, очень ждал! Как я рад слышать тебя! Милая! Если бы ты только знала!
– Мы улетаем в Швейцарию…
– Я всё знаю, Саш. Мне Валентин сказал. Я приеду, сразу приеду, когда ты останешься одна.
– Я не останусь одна, Сём. Приедут родители.
– Саш, я всё равно приеду, хоть на одну ночь. Мне надо сказать тебе что-то очень важное! Я не знаю, как ты отнесёшься к тому, что я предложу тебе… Скорее всего, сочтёшь меня сумасшедшим и будешь права! Я не хочу тебя потерять, ты просто нужна мне, необходима! Ты должна мне поверить! Саша, почему ты молчишь? Саша-а-а-а!
Она повесила трубку, опять накатывал страх: «Только бы не началось!..» Тревога с болью нарастала в груди и перекрывала дыхание. Легла на диван, подложила под спину подушку, запрокинула голову и начала глубоко дышать. «Главное – не терять контроль над ситуацией, расслабиться. Это сейчас пройдёт! От этого не умирают!» Она дышала и дышала, пока приступ не отступил. С каждым разом он проходил быстрее, оставляя после себя усталость и опустошение, но и уверенность, что однажды приступы уйдут и забудутся, во всяком случае, так обещал врач, а она ему верила, и эта вера помогала жить дальше, не поддаваясь панике, которая ушла первой.
У Семёна присутствовало два блестящих качества: интуиция и терпение, если оно требовалось. Не существовало слова «нет», всегда добивался своего, это было некой игрой, а играл Сёма виртуозно! Почему его так тянуло к Саше? Запретная любовь? Нет, он просто был без ума от неё, и даже если бы она потеряла завтра ногу, руку, оказалась прикована к инвалидному креслу, для него ничто не изменилось бы… Семён не знал, как называется это чувство, он даже не хотел давать ему определение, пытаясь разложить ситуацию на тысячу доводов «за» и «против». Он боролся со своей навязчивой страстью как мог, вызванивал баб из своего огромного арсенала – становилось не легче, становилось невыносимо.