«Как странно. Я у родителей одна, Семён был единственным сыном. И Валентин был один у Алевтины. А судьба подарила мне и Вале близняшек, как и Семёну. Есть ли в этом какой-то потаённый смысл или простое совпадение? Все твердят, что случайностей не бывает… Но как это объяснить? Со мной всё ясно, при ЭКО подобное сплошь и рядом. А Семён сам говорил, что в их роду такого не случалось. Может, по линии Маргариты? Что сейчас гадать!»
Валентин каждый день приезжал в клинику и торчал там полдня, не отрываясь от малышек. Ему непременно хотелось брать их на руки и, бережно прижимая, бродить по палате. Сашка убеждала: это не лучшая идея, потом с рук не слезут, но он только улыбался.
– Ничего, пусть привыкают, они же девочки!
Она несколько раз пыталась заговорить о будущем, он избегал любых объяснений; казалось, даже появление крошек не поможет преодолеть отчуждение, возникшее между ними, – принять Сашу Валентину было невыносимо трудно после всего, что произошло.
Гарретт и Пол приехали в гости в первый день, как Саша с детьми выписалась из клиники, нанесли кучу подарков и радовались всем сердцем за свою русскую подружку. Пол искренне возмущался, садясь в машину:
– Бедная! Она такая прелесть! А этот мужлан Валентин – чистое чудовище! Гарретт, у них странные отношения! Ты не заметил, а я видел! Она дотронулась до него, а он как ошпаренный отскочил! И что это значит? Такая дикость! Ну ты хоть понял, как он не нежен с ней? Ты ничего никогда не видишь, Гарретт! Вот я говорю тебе: она с ним несчастна! Бедная Александра! Говорят, все русские мужчины так холодны со своими женщинами, любят только своих детей и ещё имеют по несколько семей! Варвары!
Саша едва справлялась, время летело, не хватало дня: «Вроде спят всё время, а сплошная суета!» Больше всего она боялась ночи, ей было не заснуть, она начиталась каких-то страшных статей о синдроме внезапной смерти у новорождённых и вскакивала ночью по сто раз тормошить малышек – убедиться, что они дышат и живы! Боялась признаться Вале, но он видел, что от постоянных бессонных ночей у неё появились синяки под глазами, лицо осунулось.
«Устаёт, наверное, ещё и от няньки отказывается! Хочет вызвать у меня жалость, не иначе! – Валентин не мог понять, как он, добрый по своей сути, не может найти ничего доброго по отношению к хрупкой Сашке. – Может, мы долго жили отдельно и я всё-таки охладел? Или Ольга?..»
Его сердце оттаивало только в те моменты, когда Александра возилась с детьми, меняла подгузники, кормила, что-то тихо нашёптывала, и ему казалось, что он любит её, любит, как прежде, и даже понимает.
Это было непреодолимое влечение, и они с Семёном не смогли отказаться, устоять. «Не смогли! Не захотели! В чём наша вина?» Он вдруг вспомнил Олю, ему стало грустно, более того, он скучал, и всё становилось ещё сложнее.
До отъезда оставались считанные дни. Валентин нервничал, понимая: надо поговорить, просто начать разговор, а там всё потекло бы, поехало! Самым удивительным во всём этом было то, что он глубоко привязан к Сашке – как к родной, но она больше не властна над ним.
Не мог заснуть, вышел на террасу. В мастерской Александры горел свет, он тихо подошёл, пытаясь бесшумно открыть дверь, та предательски скрипнула.
Саша вздрогнула и обернулась – в мужской белой рубашке, с испуганными глазами, будто он поймал её за каким-то неблаговидным занятием. Валя узнал в ней ту оливковую девчонку на берегу Финского залива с надменным личиком.
Всё было так да не так. Она была той же и совсем другой. Саша больше не принадлежала ему, или просто он устал бороться за её любовь.
Он мог простить Семёна, но та девочка ушла, ушла бесследно, и всё остальное становилось фарсом. Лишённый отцовской любви, с этим позорным прочерком в свидетельстве о рождении, он наконец-то понял, что значит женщина, которая любит не за, а вопреки – со всей страстью, переступая через все принципы и табу, растворяясь, унижаясь, жертвуя, страдая… Он подошёл совсем близко – ближе нельзя!
– Скажи, ты хочешь вернуться в Россию?
– С тобой?
Саша непроизвольно отступила на шаг и схватилась за низ рубашки, на которой тут же отпечатались следы разноцветной краски.
– Я спросил – в Россию… Я не хочу, чтобы ты слепо подчинялась. Саша, я всё понял… Я не виню тебя… Скажи, что хочешь ты?
– Я останусь здесь, Валь… – не задумываясь, ответила Александра. – Мне хорошо, поверь. Я знаю, это правильно. У нас нет выбора. Но у нас есть Алевтина и Полечка, мы никогда не потеряемся, Валь, никогда!
Она тихо плакала, морща нос, от этого была ещё трогательнее.
– Ну не реви, милая!.. Я редко видел твои слёзы! Ты больше не плачь при мне, это нельзя пережить! – Он улыбался, не мог показать, что ему приходится преодолевать. – Видишь, как хорошо, что мы взяли няню. Теперь у тебя есть время заниматься своим любимым делом.
Саша сдалась под его напором, но это оказалось правильным решением. Тщательно выбирала няню и остановилась на женщине далеко не молодой, тоже из России и очень похожей на Любовь Исааковну. Она вместе с семьёй переехала в Америку со второй волной иммиграции по еврейской линии. Дети давно выросли, и ей захотелось нянчиться с маленькими, желательно из России. Главное, могла спокойно оставаться на ночь, а не бежать домой. Дом стал пустым, дети жили самостоятельно, муж умер больше года назад. Саша сразу начала называть её ласково Софочка. Нравились её мягкость и то, что когда-то она преподавала литературу в школе. Саша была очень привязана к своей школьной учительнице по литературе, и это стало решающим аргументом.
Валя посмотрел на картину, которую писала Александра.
– Откуда в твоей голове это?
– Не знаю… – пожала плечами Александра.
– Давай выпьем шампанского? – предложила Саша и робко заглянула ему в глаза.
– Ты же кормишь?
– От пары глотков ничего не случится!
– Тогда жарь яичницу и тащи всё, что есть в холодильнике. Я чертовски проголодался!
– Валь, я больше всего боялась расстаться с тобой врагами…
– Мы не враги, Саша. – Он отвернулся и посмотрел в сторону. – Скажи, за что ты любила Семёна и не любила меня?
– Это неправда! Я любила тебя, но так, как могла любить. А Семён… Я не смогу подобрать слов, не знаю, за что… Вопреки здравому смыслу.
Валя не почувствовал боли от её слов, наоборот, облегчение, точно огромная глыба печали и разочарования вдруг свалилась с плеч. Ему даже легче стало дышать. Вопреки – так любит Ольга, страдает и молча борется за него, как на эшафоте ждёт приговора.
– Ты ведь часто будешь приезжать?
– Конечно! Девочки должны знать, что у них есть папа. Я буду хорошим отцом, Саша. Скажи мне, почему ты решилась родить? Это была месть или покаяние?
– Не то и не другое… Они нужны были и тебе, и мне, мне особенно. У меня появился смысл жизни, без них я бы не нашла себя.
– Какая же странная жизнь, непредсказуемая… Ещё недавно я любил и ненавидел тебя. Сейчас всё по-другому. Видно, долго всё вынашивал в себе, думал… ты всегда останешься для меня Сашкой с Финского залива. – Он улыбнулся и отпил шампанского. – За тебя и за наших девочек!
– Валь, ты же постараешься быть счастливым? У тебя кто-то появился?
Валентин едва улыбнулся и промолчал. Саша улыбнулась в ответ. Она желала ему счастья и женщины рядом, которая оценит все его достоинства, поймёт, как ей повезло с ним. К сожалению, самой Саше этого не удалось, но и жалость к тому, что случилось с ней, не проснулась. Валя так и останется её семьёй, а Семён – долгой памятью о самом счастливом времени. Ей трудно было поверить, что подобное может случиться вновь, теперь всю свою любовь она отдаст детям, и этого ей вполне достаточно.
Перед отъездом Валентин пригласил Сашу, Пола и Гарретта в японский ресторанчик.
– Я изменил своё мнение о муже Александры, – сказал Пол, когда они вернулись домой. – Он оказался неплохим парнем. Просто у них есть тайна.
– Тайны есть у всех! – возразил Гарретт.
– У них она слишком большая, слишком, чтобы делиться ею! И всё-таки он уезжает один.
– Нет смысла лезть в чужую жизнь, со своей бы разобраться.
Уезжал Валентин ранним утром. Саша хотела проводить до аэропорта, он отказался. На прощание Валя трепетно обнял свою Сашку, она опустила ему голову на грудь. Так молча они простояли, пока не пришла машина.
– Саш, я буду звонить! Часто! Береги детей и присылай их фотографии. – Он остановился у машины, обернулся – Саша, не скрывая слёз, плакала. «Она оплакивает не меня, а нашу судьбу и ту боль, что мы причинили друг другу. Пройдёт время, и мы оба поймём, что это было единственным правильным решением – начать новую жизнь вдали друг от друга».
Валентин летел в Питер – решение принял уже в аэропорту. Город на Неве встречал снисходительно ласково, без осадков.
Валя попросил телефон охранника – свой забыл зарядить – и написал сообщение: «Буду ждать тебя на Конюшенной, ты знаешь где… Больше пятнадцати не бери!»
Ольга валялась дома на больничном: нос, горло, температура и всё остальное. Молча прочитала сообщение с незнакомого телефона, не понимая, что делать – реветь или прыгать на кровати. Решила, что будет реветь.
Мама влетела в комнату.
– Оль, ну что опять? Пусть Андрей живёт с отцом, сам принимает решения в жизни, хватит его опекать!
– Ма-а-ама-а-а!!! При чём здесь Андрей?
– А что??? Как вы мне все надоели, живу среди сумасшедших! – сказала она по-доброму и закрыла за собой дверь.
Ольга вскочила с кровати и подбежала к зеркалу.
– Господи!.. Какая я страшная!
Она начала быстро собираться, заглотила жаропонижающее, закапала капли в нос и вызвала такси.
– Я тебя никуда не пущу! – запричитала мама. – Куда в таком состоянии?! Что случилось?!
– Случилось самое лучшее, что могло случиться. Мам, ну не драться же мне с тобой!
Валентин уже ждал у столика с грудой горячих пышек. Он улыбался как-то по-другому – загадочно, по-родному, без сомнений. Ольга обхватила его руками, прижалась, целуя всё, что попадалось на пути.