Я прячу руки под стол, и через ткань юбки начинаю приспускать трусики. Кидаю взгляд на Алину, но она не замечает ничего вокруг.
Привстаю, ныряю под юбку и торопливо стягиваю трусики. Присаживаюсь на край стула и поправляю юбку.
Егор приподнимает бровь. Трусики я ему не показываю. Сминаю их в комок и прячу в сумку. У меня же домашнее задание не показывать белье мужу, а я отличницей всегда была и к домашним заданиям относилась серьезно.
А затем я невозмутимо возвращаюсь к кофе. Егор молчит, его зрачки расширяются.
Вот теперь, мой милый, оглянись назад. Или не выходит?
— А неплохой кофе, — делаю очередной глоток. — Надо будет чаевые оставить.
И мои слова летят мимо Егора, который даже не моргает. Только крылья носа вздрагивают при выдохах.
И вступаю я в бой не с Алиной или другими возможными сучками. Это бессмысленно. Я вступаю в бой с самой собой.
Я сама себе враг.
Раньше Егор давил во мне мои комплексы своим напором, прорывался сквозь них, но они никуда не ушли. Они остались со мной, ушли глубже и медленно отравили меня.
И если они раньше принимали облик стыда и смущения, то теперь обратились в нечто иное, ведь мужа и отца своих детей глупо стесняться.
— Инга… — хрипит Егор.
Глава 17. Я разговариваю с женой, козел!
— Инга… — повторяет Егор.
А я делаю вид, что ничего такого не произошло.
Подумаешь, трусы сняла. Каждый день их снимаю под столом.
Конечно, очень хочется засмущаться до кривой улыбки и щек в красных пятнах, но я же зрелая женщина, а зрелые женщины дразнят мужей иначе, чем милые малолетки.
— Надо бы встретиться с Машей, — задумчиво тяну я. — Поговорить с ней. Поддержать.
Да, я беру Егора недоумением.
Я знаю, что у меня не выйдет его соблазнять, как роковой красотке или игривой кокетке. Нет этого во мне. И не было раньше, когда мы встретились.
Поэтому жеманничать, копируя кого-то — глупо, и мне самой потом будет неприятно.
Поэтому трусы я сняла без многообещающих улыбок, подмигиваний и вздохов с охами.
Взяла и сняла. Только аккуратно, без лишней суеты и шума.
И это сработало.
Егор реально подвис.
— С Машей, говорю, встретиться, — подпираю лицо кулаком и всматриваюсь в глаза Егора.
— Да, встреться… — говорит он, а потом наклоняется ко мне. — Вопрос-то у меня обратно встал.
Смотрим друг другу в глаза.
Секс был для нас раньше тайной, напряжением и изучением друг друга. Сейчас вроде изучать нечего, но вот оказалось, что я способна снять трусы в кофейне, а после сидеть пить кофе.
Еще бы неделю назад я возмутилась, а сейчас даже не краснею.
Над дверью звенят колокольчики, и в кофейню входит приземистый широкоплечий мужичок. Злой такой, а за ним блондинка появляется:
— Вот он, — всхлипывает она и указывает, на Егора. — Вот.
— По твою душу пришли, — слегка прищуриваюсь я.
Егор медленно встает, не спуская с меня взгляда:
— И зря пришли.
— Эй, урод! — окликает Егора мужик. — Ты чо на мою телку наехал?
А дальше четкий, выверенный и резкий удар от Егора по наглой роже, визги Алины и блондинки, и брызги крови с громким хрустом.
Я же делаю спокойный глоток тыквенного рафа. Зрелость она такая. Совсем не визгливая.
Наблюдаю за тем, как мой муж бьет под дых незнакомого мужика и как тот крякает, и закусываю кончик языка.
— Я сейчас разговариваю со своей женой! — Егор встряхивает мужика за грудки, в ярости вглядываясь в окровавленное и бледное лицо. — С женой! А когда я говорю с женой, мне никто не должен мешать! У нас тут очень тонкие и трепетные отношения, которые портят всякие долбоебы!
Девки верещат, а у меня сердце учащает бег.
У меня муж — злобный дровосек, который за шиворот тащит свою жертву к выходу, а затем выталкивает на крыльцо.
— Оставь его! — верещит блондинка.
— Скройся, тупая сука! — гаркает на нее Егор, и блондинка цепенеет. — Права папик купил?!
И папик получает под зад пинок, а затем он хватает и блондинку за плечо и выталкивает к обескураженному и окровавленному мужику:
— Тупая шмара.
Алина тем временем со всхлипами спряталась под стойку.
— Притащился свою курицу защищать, — Егор хлопает входной дверью и шагает ко мне, сгибая и разгибая пальцы. — Гондон штопанный.
Я молчу. Егор выхватывает пару салфеток, вытирает кровь с костяшек и вновь садится.
— Что тебе опять не так? — смотрит на меня. — Стыдно за меня? Зато никаких шуток!
Я встаю, выхожу из-за стола, медленно разворачиваюсь и шагаю в сторону уборной. И мне любопытно.
Насколько мой муж внимателен сейчас. Заметит ли влажное пятнышко под попой.
Стыдно ли мне?
Нет.
Обижена ли я сейчас на Егора за его правду?
Нет.
Я сейчас хочу, чтобы он встал и пошел за мной. И не буду я звать его за собой словами и намеками.
Не про меня это. Да, со мной сложно. И сложно было всегда. Потеряли мы в браке не разговоры, слова и четкие инструкции в постели, а настроение и напряжение.
— Как же ты меня зае… — ругань Егора обрывается на полуслове, и я скрываюсь в закутке с уборными.
Глава 18. Все, я ухожу
Егор дергает ручку, а дверь я заперла.
— Инга…
— Что, милый? — рассматриваю отражение в зеркале.
Конечно, я сейчас хочу распахнуть дверь и впустить своего мужа к себе. Но…
За свои слова надо отвечать.
Я же фригидное бревно в постели.
— Открой дверь, Инга.
— Нет.
— Инга…
— Знаешь, что я сейчас сделаю?
Слышу через дверь, как Егор шумно выдыхает. Я включаю воду и тщательно мою руки с мылом. Затем вытираю их бумажными полотенцами.
— Инга.
— Я, — неторопливо задираю юбку, — побалую себя пальчиками.
— Что?
— Настроение такое, — приваливаюсь к двери спиной. — Лень одолела.
— Инга… — рычит за дверью Егор.
— Тебе же тоже обычно лень, — вздыхаю я и ныряю между ног рукой. — Это все от лени, Егор. Ты ленишься, — закрываю глаза и касаюсь пальцами напряженного клитора. — И вы все ленивые… Вам всем нужны инструкции, — веду пальцами с нажимом по кругу, — все эти вопросы… как тебе нравится, как ты хочешь… — выдыхаю стон под легкую судорогу, — от лени. Женский оргазм… — меня пробивает искрой от копчика до затылка, — это не стол из икеи…
— Инга!
— Мне сегодня нравится одно, завтра другое… — сглатываю. — Сегодня Бурак… — выгибаюсь под волной удовольствия, что расцветает под спазмами моего нутра, и я сквозь зубы цежу со стоном, — завтра Карим… — дальше я могу только мычать, запрокинув голову.
Через пару секунд меня отпускает. Я тяжело дышу, а за дверью гробовая тишина. Может, ушел. Если ушел, то пусть катится.
Выхватываю из пластиковой коробки на стене салфетку. Вытираю влажную промежность и слышу:
— Кто такой, мать твою, Карим? Еще Карим есть какой-то?
Я оправляю юбку, щелкаю защелкой и выхожу к Егору. Сую ему в руки салфетку в теплых влажных пятнах.
— Карим из “Любви на острых камнях”.
Глаза у Егора черные-черные от ярости. Резкий рывок, и я прижата к стене сильными руками:
— Что за название такое тупое? — выдыхает мне в лицо.
— Я сейчас полицию вызову! — раздается тоненький голос Алины.
— Пошла нахуй! — рявкает Егор.
— Я не хочу тебя, — вглядываюсь в глаза Егора, — а почему? Знаешь?
— Инга, ты нарываешься…
Егор сжимает мою шею в пальцах, и глухо рычит.
— Потому что я сама справилась, милый, — недобро щурюсь и сипло продолжаю. — Сама. И неплохо справилась.
— Какая же ты сука…
— А ты кобелина, — шиплю я гадюкой. — Ленивый кобелина, который решил, что я одна виновата в том, что у меня в тумбочке смазка лежит. Надушенный он приходил ко мне в архив. И что ты мне тогда говорил?
Егор поскрипывает зубами.
— Бросай свои пылесборники, никому это старье неважно, — выдыхаю я. — Да что ты над ним трясешься. Да и уходи ты с этой работы, маешься херней… хобби… время тратишь зря… очень сексуально, Егор. Мне твои цветы до одного места, когда ты отмахиваешься от меня… когда я хочу поделиться, над чем я работаю… Конечно, ты же у нас кормилец, да?
— А что это не так?
— Так, — зло щурюсь я. — Конечно, это так, милый, но это не значит того, что мной и моими интересами можно пренебрегать.
— Я вообще против того, чтобы ты работала.
— А вот хрен тебе, — скалюсь в улыбке. — Так я хотя бы архивная зануда, а буду домохозяйкой, с которой вообще не о чем поговорить. Это, конечно, очень потешит твое мужское эго, но этого надолго не хватит. И мне нравится моя работа, ясно? Против он… да я расстелиться должна перед тобой, похоже, ковриком.
А затем я стискиваю его твердый член сквозь ткань брюк и чеканю каждый слог:
— Но что-то стоит у тебя на суку, да? Какой ты нелогичный, Егор.
Он затыкает мой рот жадным и глубоким поцелуем, с рыком проталкивая за мои зубы язык. Он давно не целовал меня так. По-животному, на грани безумия. И мне это нравится, но я его все равно кусаю. Сильно и до крови.
А после отталкиваю и отступаю. Кровавый оскал, темный взгляд и тяжелое дыхание.
— Ты меня все еще бесишь.
— Это взаимно, Инга, — хрипло рычит Егор. — Ты меня тоже бесишь.
— Останемся в браке, то поубиваем друг друга, — шумно выдыхаю я.
— Ну, хотя бы глаза сейчас не закатываешь.
— А я глаза никогда не закатывала, — я тоже рычу. — Беспокоилась о твоей ранимой душе и об авторитете перед сыновьями. Хотя иногда так хотелось закатить глаза и по лбу себя стукнуть.
— Ты сыновей наших не приплетай…
— А интересно у кого они понабрались того, что мама их на какой-то скучной фигне работает, а?! Про папулю они в своем сочинении сколько написали?! Папа у нас крутой, клевый, альфа-самец, сделки закрывает, на встречи катается, с важными людьми общается, а про маму что?! Мама у нас — лохушка какая-то!
— Ну, это уже отсебятина!
— Все, — разворачиваюсь и шагаю прочь. — Я пошла.