Однако мнение, которое мы слышали чаще прочих, особенно в начале путешествия, пока ехали по Западу Соединенных Штатов, было таково: «Я всегда хотел сделать что-то вроде этого, попутешествовать по миру, увидеть дальние страны. Но так никогда этого и не сделал. Только занимаюсь рутинной работой и приобретаю вещи. А теперь слишком поздно. Мне плохо от этого. И то, что вы делаете, по-настоящему важно. Не забывайте об этом». В тяжелые моменты путешествия эти слова помогали нам двигаться дальше.
Когда настал май 1977-го и мы решили выехать четырнадцатого числа, оставалось лишь одно посещавшее нас обоих сомнение. Можно двадцать тысяч миль крутить педали, терпеть грязь и любопытство посторонних, возможно даже погибнуть или подхватить какую-нибудь экзотическую болезнь, но хотелось бы знать, как повлияет постоянное присутствие друг друга на наш брак (который последние три года время от времени лихорадило, поскольку мы оба с Ларри крайне независимы). Ко всему прочему, совместное, день за днем, пребывание наедине со своим супругом, часто в тяжелых, как физически, так и психологически, ситуациях, можно, безусловно, рассматривать как мотив к убийству или разводу.
Стоит сказать: за два года путешествия бывали моменты, когда нам хотелось надеть друг другу на шеи велосипедные рамы. На асфальте, грунтовках и мощенных булыжником дорогах яростно оглашались для разнообразия сопровождаемые угрозами дезертирства и неизбежным чертыханьем самые кошмарные заявления друг о друге, которые мы когда-либо делали или, возможно, сделаем. Но где-то посреди нашей авантюры, сидя в испанской канаве после одной из таких стычек, нередко возникавших, когда физическое и эмоциональное истощение или тоска по дому брали верх, мы обнаружили, что постоянное товарищество изменило наши чувства друг к другу так, как мы не могли и предположить.
Глава третьяМышечные страдания
Ни Ларри, ни я почти не спали в ночь перед отъездом. Нервничали мы жутко. Желудки стали комками обнаженных нервов, и у обоих появилась роскошная возможность полностью облегчиться. Руки и ноги влажнели от пота. В горле застрял ком.
Лежа в спальном мешке на полу единственной жилой комнаты, я уставилась в темноту. Кроме велосипедов и груды пожитков, которые будут сопровождать и поддерживать нас в путешествии ближайшие два года, в квартире не осталось ничего. От пустоты вокруг стало не по себе. Внутренний голос снова и снова шептал: ни работы, ни зарплаты, ни дома. Утром все привычное придется оставить позади и шагнуть в неизвестность. И вот теперь, когда этот день, к которому мы так тщательно готовились и которого без конца, больше года, ждали, почти настал, я испугалась. В конце концов, может, и не стоит никуда ехать.
В шесть утра 14 мая 1978 года Ларри и я вытащили себя из постелей и начали укладывать вьючники. Пока паковались, говорили мало. Мы были не в состоянии заниматься трепом. Как всегда случается с неопытными велосипедистами, вещей оказалось чересчур много, и мы их просто запихивали. Но это продлится недолго: вскоре мы начнем выкидывать и отсылать домой большую часть одежды, чтобы снизить вес и объем вьючников. После двух месяцев дороги каждый из нас облегчит свой гардероб до двух пар шорт, пары брюк, теплой рубашки, непромокаемой куртки, пуховика, нескольких пар носков, футболок и белья.
Как только мы закончили паковаться и прикрепили вьючники к велосипедам вместе со спальными мешками, матами и палаткой, то поехали, точнее поплелись, виляя из стороны в сторону, в город, чтобы сесть на поезд до Сан-Луис-Обиспо, город в ста милях севернее Санта-Барбары, откуда наше путешествие должно было начаться официально. Один из наших юных друзей, Джон Уоррен, убедил нас, что Сан-Луис будет отличным местом для старта.
— Хочу проехать с вами весь ваш первый день полностью, — сказал он в начале месяца. — Мне давно хотелось проехаться от Сан-Луиса до побережья и на север, так что предлагаю объединиться. К тому же вокруг Санта-Барбары давно все изъезжено. Давайте начнем из какого-нибудь нового места.
Короткая поездка от дома до станции стала первым испытанием движения с полной нагрузкой. За несколько дней до этого мы с Ларри, привязав часть пожитков к велосипедам, проехали для пробы круговым маршрутом двадцать миль до Карпинтерии и обратно. «Ничего страшного! — посмеивался Ларри по дороге. — Тяжело в ученье, легко в бою!» Но теперь, когда его велосипед весил девяносто фунтов, а мой семьдесят, потребовались все наши усилия и внимание, чтобы, отчаянно виляя, придерживаться некоего направления. Пока мы сражались за каждый сантиметр своего пути к станции, мне пришло в голову, что с такой скоростью за два года мы сможем доползти лишь до границы Орегона.
На станции нас ждала компания друзей — провожающих. При нашем появлении Кэри Хольст, который собирался присоединиться к нам позднее, в Шотландии, открыл бутылку шампанского; все смеялись, шутили, щелкали фотоаппаратами. Наконец пришло время отъезда, и я затосковала по дому. При прощании я ничего не видела сквозь слезы. Поднявшись на ступеньку вагона, я шагнула обратно и схватила подругу за руку.
— Энн, я боюсь, — выпалила я. — Чувствую себя так одиноко, так неуверенно без — не знаю, как выразить, — без какой-либо поддержки и корней, наверное. Не думаю, что смогу пройти через это.
И я попятилась прочь от поезда. Но Энн улыбнулась и подтолкнула меня обратно.
— Ты сможешь, — сказала она. — Только вспомни, ты всегда добивалась всего, что по-настоящему засело у тебя в голове, всего. И ты сделаешь это отлично. Я знаю, сделаешь.
Я стиснула Энн руку и поднялась по ступенькам.
Пока поезд двигался на север, мы с Ларри сидели вместе, держа друг друга за руки и безучастно уставившись в окно. Мы были слишком взволнованны, чтобы болтать, так что Джон развлекал себя сам, беседуя с остальными пассажирами.
Между Сан-Луис-Обиспо и кемпингом в Морро-Бей — двенадцать миль пологих холмов. На этой короткой дистанции я узнала, что различие в маневренности моего велосипеда с пятьюдесятью фунтами груза и без приблизительно такое же, как разница в управлении тяжелым грузовиком и «порше». В первый же раз, когда я повернула руль, пытаясь объехать камень на дороге, то обнаружила, что велосипед все еще продолжает двигаться прямо вперед, тогда как переднее колесо наезжает на камень. От удара я чуть не осталась без зубов.
Ладно, пробормотала я себе после восстановления равновесия, в другой раз поверну резче. И когда снова передо мной возник камень, я буквально рванула руль. К несчастью, от этого мой велосипед пошел вкось, а я оказалась на мостовой. Но после продолжительного экспериментирования мне удалось установить, что если всем телом наклониться в направлении нужного поворота и поворачивать руль круче, чем на велосипеде без нагрузки, но не слишком сильно, то виляние уменьшается и мне удается объезжать большинство палок и камней на дороге.
Когда час или полтора спустя, покинув Сан-Луис, мы добрались до кемпинга в Морро-Бей, служители у ворот сообщили нам приятные новости. В соответствии с программой штата «Велосипедные и пешие путешествия по Калифорнии» каждый, кто прибыл в кемпинг на своих двоих или на велосипеде, платит за стоянку всего пятьдесят центов, а не четыре доллара, как обычно. Служители выделили нам просторное уединенное место среди сосен.
Джон был в восторге.
— Здесь замечательно! — воскликнул он после того, как мы разбили лагерь. — Везде сосны и свежий воздух, и до темноты мы еще успеем объехать залив и наловить рыбы к обеду. Вот это жизнь! Вы, умники, отлично проведете время в эти два года.
Возможно, подумала я. Но я была еще слишком взволнованна, чтобы расслабиться и получить удовольствие от окружающего. И когда забралась в нашу палатку после обеда — уснуть не удалось. Земля казалась жесткой, а мой тонкий спальный матрас — едва набитым. Я принялась думать о следующем дне. Он должен стать нашим первым целиком «велосипедным» днем. Мы с Ларри планировали пройти весь путь до кемпинга в Пласкетт-Крик вдоль побережья, что составляло более шестидесяти миль на север от Морро-Бей. Последние двадцать из них мы должны будем преодолевать по предательским подъемам береговой линии южного Биг-Сура. Шестьдесят миль через множество горок — вот это путь для начала.
Все втроем мы встали рано утром. Зажарили яичницу и заварили котелок чая на завтрак. К восьми часам мы были в дороге, держа путь на север по хайвэю № 1. Проехав несколько миль, я обнаружила, что дно моего рулевого ранца начало скрести о верхнюю часть переднего колеса: наша плитка и кухонный набор оказались чересчур тяжелыми для кронштейна, поддерживающего ранец. Я остановилась и переупаковала вещи, переместив плиту и набор в один из моих спинных вьючников, а легкую одежду — в переднюю сумку. В течение следующего месяца мне неоднократно придется заниматься такими реорганизациями, пока я не научусь, наконец уравновешивать груз и размещать вещи так, чтобы быстро находить самое необходимое.
Утро 15 мая было ясным, бодрящим и солнечным, одним словом, идеальным для велосипедиста, и Джон проехал около часа, прежде чем отправился обратно в Сан-Луис, чтобы успеть к поезду домой.
Мы с Ларри стояли у края дороги и смотрели, как Джон движется обратно вниз вдоль берега, возвращаясь назад к своему дому, семье и друзьям. После того как он исчез за последним поворотом дороги, мы обнялись, тесно прильнув друг к другу.
— Теперь только ты и я, — прошептал Ларри. — Вот так.
Теперь, оставшись наконец вдвоем, мы начали свою «авантюру». И вскоре тоска и дурные предчувствия исчезли, сменившись невероятным душевным подъемом. В небесах сияло солнце. Тихий океан искрился, воздух пах свежестью и чистотой, шумел прибой, птицы пели, коровы мычали, а змеи, ящерицы и белки разбегались позади нас по обочинам. Не звонили телефоны, не строчили пишущие машинки, не вопили клиенты. Два года не будет ренты и обязательных платежей в начале каждого месяца, форм и циркуляров, никаких «с-восьми-до-пяти» за столом в комнате с повисшими клубами сигаретного дыма. Теперь нас окружали деревья, ручьи и дикая природа, и мы могли отправиться куда угодно. Ощущение свободы было поразительным, и Ларри запел.