— Полную стоимость? Вы смеетесь? Туда, куда вам нужно, ни один иностранец не берет полный билет. На Востоке все путешествуют по «липовым» студенческим карточкам. Стоит вам только выйти побродить по улицам в Нью-Дели или в Калькутте, как за вами почти наверняка увяжется какой-нибудь сомнительный тип и предложит купить льготный авиабилет обратно в Европу, в Таиланд или на Дальний Восток. Он же продаст вам и студенческую карточку в придачу. Это происходит постоянно. Но таким образом вы можете поиметь крупные неприятности! Поэтому, если хотите, скажем, за два доллара с каждого, я выправлю вам карточки, а Ларри скажет, что ему двадцать девять вместо тридцати. Нет проблем. По рукам?
Мы оба с подозрением уставились на кассиршу. Она захихикала, сверкнув широкой лукавой улыбкой.
— Добро пожаловать на Восток или, по крайней мере, в ворота на Восток. Не волнуйтесь. Довольно скоро вы будете знать все ходы и выходы.
Мы купили билеты и карточки, и уже на выходе Ларри догадался спросить, какой стране принадлежит «Биман Эрлайнс».
— Бангладеш, — ухмыльнулось «личико фирмы».
Бангладеш? Мое сердце бешено заколотилось. Не та ли это страна, где люди повально мрут от голода? Мне расхотелось лететь. Я не переношу полетов. Я их смертельно боюсь. Страшная мысль о путешествии на борту самолета, принадлежащего одной из беднейших стран мира, повергла меня в панику. В моем мозгу мелькнула картинка древнего турбовинтового «воздушного извозчика» на спущенных шинах, с помятыми пропеллерами и едва различимыми из-за облупившейся краски на боку заморскими каракулями: «БИМАН ЭРЛАЙНС». В кабине восседал худосочный пилот в тюрбане.
— «Биман» — всемирно известная авиакомпания, — опять блеснуло зубками «личико».
Хотелось бы знать — чем, но я не осмелилась спросить, поскольку на все сто ожидала услышать в ответ: «Да тем, что всякий раз ее самолеты теряют крылышки на лету». Ну а затем «личико» включило бы все ту же слащавую, лживую улыбочку, а мне не оставалось бы ничего другого, как мысленно тысячу раз умереть. Нет, я не спросила. Вместо этого я предпочла напрочь забыть о «Биман Эрлайнс» — в конце-то концов, не завтра же мне лететь.
Прежде чем расстаться с Афинами, мы купили запасную флягу и четыре катушки фотопленки, рассчитывая, что ее хватит до Бангкока. Мы снова облегчили свои вьючники, отослав домой посылку с картами и журналами и уже отснятой пленкой. За день до отлета в Египет мы приняли первую порцию противомалярийных таблеток. С момента прибытия в Каир нам предстояло провести сто десять дней в районах, где можно подцепить малярию.
«Олимпик Эрлайнс» согласилась транспортировать наши велосипеды без коробок после того, как Ларри объяснил, что носильщикам легче будет управиться, если они смогут просто перекатывать их с места на место.
Двадцатого октября, в одиннадцать вечера, мы с Ларри приземлились в Каирском международном аэропорту. Секьюрити в аэропорту служила живым примером высокого уровня напряженности на Среднем Востоке, и в Египте в частности. Лига арабских государств уже не первый месяц осыпала Египет угрозами из-за мирных переговоров Садата с Израилем, вот почему в Каирском аэропорту кишели сотни вооруженных солдат, бдительно следя за всеми без разбору. После того как нас около часа продержали в очереди на таможне и в эмиграционной службе, мы с Ларри побрели к багажному транспортеру. Мы подошли как раз вовремя, чтобы воочию пронаблюдать, как переднее колесо велосипеда Ларри заскользило по скату. Причем скользило-то оно «в одиночестве», отделившись от всего остального. Самого же велосипеда не было.
Схватив колесо, Ларри понесся с ним в багажное отделение, охраняемое четырьмя солдатами, вооруженными винтовками со штык-ножами. Ни один из солдат не говорил по-английски, и Ларри, привычно принявшись гримасничать и жестикулировать, распалялся до тех пор, пока его не прервал один из охранников. Жестом приказав Ларри следовать за ним, солдат ринулся в атаку на камеру хранения. Весь персонал ее успешно спасся бегством через черный ход, солдат же обнаружил наши велосипеды, громоздящиеся один на другом возле «горки» транспортера. Они долетели без потерь, не считая соскочившего и «загулявшего» переднего колеса.
Пока мы грузились, нас толпой обступили работники аэропорта, пришедшие поглазеть на велосипеды, снаряжение, да и на нас самих. Они поинтересовались, не собираемся ли мы совершить велопробег по Египту, и, получив утвердительный ответ, воззрились на нас в ужасе и неверии. Разглядывая ряды обращенных ко мне напряженных лиц, я вдруг подумала, что никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь объехал Египет на велосипеде.
У самого выхода из аэропорта нас остановили двое египтян в широких брюках и узких приталенных рубашках. Один из них обратился прямо ко мне. Он хорошо говорил по-английски.
— Простите, но, если мы правильно поняли, вы собираетесь совершить велопробег по Египту, — улыбнулся он.
Я согласно кивнула.
— Значит, да. Знаете ли, слух о вас разошелся довольно быстро, а все потому, что женщины-велосипедистки здесь в диковинку. Египтянки не ездят на велосипедах. Поэтому на улице собралась толпа желающих посмотреть, как вы будете это делать. Мы хотели бы попросить вас выехать к ним первой. Можно, я легонько подтолкну вас, как бы дам старт?
Зачем? Выходит, они и вправду не верят, что женщине вполне по плечу «обуздать» велосипед, подумалось мне. Я начала было отнекиваться, но — слишком поздно — предупредительный египтянин уже сообщал мне ускорение, выталкивая вперед, в то время как его приятель распахивал двойные двери выхода. Где-то за моей спиной к выходу продирался Ларри.
Я пробкой вылетела из дверей — и вот они. Их сотни. Сотни умолкших, вытаращившиеся на меня египтян, щеголяющих в чем угодно, от белых тюрбанов и длиннополых галабей — хлопчатобумажных туник с длинными свободными рукавами — до деловых костюмов-троек. Ни одной женщины в толпе, и никто не проронил ни слова. Слегка расступившись, они оставили мне узенький коридорчик в самой гуще толпы, и, пока я катила по нему, множество жгучих, острых глаз разглядывали мой велосипед, мою нехитрую кладь и одежду — закатанные до колен джинсы и футболку. Они вбуравливались взглядом в мои глаза до самого дна, словно пытаясь разгадать мои намерения. Работая педалями, я то и дело в изумлении озиралась назад, на угрюмые фигуры смуглых и темноволосых людей из поглотившей меня толпы. И только потом, когда я наконец достигла ее края, тишину прорезал громкий крик:
«Я люблю Джимми Картера!»
Дернувшись от испуга, я завертела головой, оглядываясь на собравшихся. Теперь люди улыбались, дружно скандируя в унисон: «Добро пожаловать в Египет! Я люблю Джимми Картера!»
Ну и дела. Времени — час ночи, и вот мы стоим возле Каирского международного аэропорта в раздумье, куда податься. Поблизости — ни одного кемпинга. До деловой части города и дешевых отелей отсюда миль двадцать, а у нас нет даже карты.
— Давай двинем на бензоколонку, прямиком через автостоянку, и посмотрим, нельзя ли поставить палатку за ней, на площадке, — предложил Ларри. — Я слишком устал, чтобы с места в карьер ехать в Каир. Выспимся и отправимся утром.
С разрешения заправщика мы расположились на облюбованной нами площадке, вне досягаемости вездесущих прожекторов аэропорта.
Минут через пять после того, как мы скрылись в палатке, кто-то вцепился в ее стенку и принялся трясти с таким остервенением, что едва не порвал. Какой-то мужчина снова и снова истерически кричал: «Полиция! Пулеметы! Нет! Нет!»
Расстегнув дверную молнию, я нос к носу столкнулась с безумным, беззубым босяком в грязных галабеях[15]. Захлебываясь арабским, там и сям вкрапляя в него отдельные английские слова, египтянин добивался от нас, чтобы мы убрались с площадки. Нам так и не удалось понять, чем мы ему помешали, однако было очевидно, что спорить бесполезно. Попытайся мы остаться, он непременно разнес бы палатку в клочья. Валясь с ног от усталости, мы снялись с места и двинулись в Каир.
Было уже два часа ночи, но воздух в Каире все еще дышал сухим зноем. Дороги без каких бы то ни было дорожных знаков тонули во тьме или в лучшем случае были лишь тускло освещены, изобилуя выбоинами, всяческим ломом и мусором, легковушками, грузовиками, велосипедами и ишаками. Несмотря на то что через каждые десять минут нам приходилось тормозить и спрашивать дорогу, мы, хотя и медленно, продвигались вперед.
Ближе к центру в городе вовсю кипела жизнь. Строители спешно возводили новые высотки, работали закусочные, на тротуарах толкались и суетились пешеходы.
Нам потребовалось два часа, чтобы добраться до «знаменитого» «Голден-отеля» в центре Каира, в двух шагах от Нила и Музея Египта. Знаменит он был своей невероятной дешевизной — всего за пять долларов сорок центов ночной портье отвел нас в номер с уборной и душем. Он вспрыснул воздух смертоносно воняющим ДДТ, не оставив надежды клопам, и сделал нам ручкой. Распластав на кровати свои измученные, запыленные тела, мы отключились…
Каир, как оказалось, полностью соответствовал тому, что я прочла о нем в многочисленных газетных статьях еще до начала путешествия: грязный, полуразрушенный, погрязший в смоге и нищете. В Каире, куда ни глянь, на всем лежал свой собственный слой грязи и битого камня. Даже полы второго этажа государственного универмага были погребены под полудюймовым пластом грязи. А окна нашего пятиэтажного отеля смотрели сверху вниз на крыши, заваленные обломками штукатурки, дерева, стекла и цемента. Ютясь среди обломков, развалины обживали многочисленные семейства столичных жителей.
За исключением фешенебельных пятизвездочных отелей, все в Каире: здания, музеи, легковые автомобили и грузовики, автобусы и автостоянки — пребывало в состоянии крайней ветхости и запустения. Целые районы города были объявлены непригодными для жилья из-за отсутствия канализации и загрязнения водопровода. На окраине города, вдоль дороги, ведущей к пирамидам, на глазах рушились недавно построенные жилые дома.