ват, буддийский храм, и один из монахов в шафрановом облачении спускался вниз с холма по направлению ко мне. Два слона, которых я видела в Таиланде впервые, медленно прошли мимо. Оседлавшие их подростки махали мне руками и кричали. Монах приблизился ко мне на десять футов, потом присел на корточки и уставился на меня с изумлением. Друг другу мы не сказали ни слова.
Совершенно потрясенная, я переживала свое полное одиночество. Все вокруг: джунгли, слоны, обезьяны, вытаращивший глаза монах — было чуждым и необычным, и я почувствовала себя так, словно попала неизвестно куда. Внутри ощущалась почти полная пустота. Добрая часть меня самой только что упаковалась и уехала вниз по дороге, и мне хотелось, чтобы монах перестал на меня пялиться.
В конце концов монах встал, что-то проворчал и показал на дорогу вниз. Ларри возвращался.
Не помню, чтобы мы вообще говорили. Ларри в значительной мере остыл, но не до конца. Он подъехал ко мне, и в полном молчании мы направились на западное побережье. Где-то в середине дня мы помирились.
Еще до захода солнца мы прибыли в город Ранонг. Мы дотащились до первой же дешевой гостиницы и вошли. Там сидел Джефф.
— Здорово, кавалеристы, — ухмыльнулся он. — Добро пожаловать в Ранонг!
Встреча с Джеффом сразу подняла нам настроение. Сев на велосипеды, мы втроем отправились на остров Пхукет. Добирались туда два дня и всю дорогу шутили, болтали, проклинали духоту и водителей западного побережья, которые развлекались тем, что буквально летели нам навстречу, отворачивая в сторону лишь в последнюю секунду.
Джефф ненавидел жару, пожалуй, даже больше меня, и на второй день нашего совместного путешествия, когда во второй половине дня за два часа не встретилось ни одной деревни, можно было подумать, что его хватит удар. Взятая с собой вода нагрелась до такой степени, что пить ее было невозможно, и жажду ему было утолить нечем. В киоске, встреченном наконец на обочине, на полках было полно прохладительного, и Джефф отчаянно затормозил и спрыгнул с велосипеда. Он влетел в киоск и схватил первую попавшуюся бутылку у двери. Подержав ее всего секунду, он швырнул бутылку обратно на полку.
— Ну, горячее этой чертовой бутылки я еще ничего не держал, — прорычал он. — Надеюсь, здесь есть где-нибудь лед, так как я дошел до ручки и если не выпью чего-нибудь холодного, то дальше не двинусь.
Он вышел наружу и спросил двух маленьких толстеньких тайских женщин, сидевших развалясь под соломенным навесом, подпертым четырьмя шестами, имеется ли у них в наличии лед. Когда они обе, даже не приподнявшись, покачали головами, Джефф навис над ними, застонал и уставился вдаль. Одна из женщин заворчала и снова задремала. Через несколько минут другая, приняв вертикальное положение, неторопливо поплелась через улицу к группе ветхих лачуг и пропала.
— Нам нужно двигаться вперед, Джефф. Здесь же нет вокруг линий электропередач. А раз нет электричества, то и лед в отсутствии, как и прохладительные напитки, — сказал Ларри.
— Да ладно, только дайте мне немножко прийти в себя. Отдохну несколько минут, поднакоплю слюны, и поедем.
Следующие десять минут Джефф остекленевшим взором таращился на свои ноги, как вдруг между лачугами через улицу вновь возникла женщина. В левой руке она держала нечто, напоминавшее заварочный чайник. Когда она подошла поближе, можно было разглядеть, что это алюминиевый котелок с двумя кусками льда.
Джефф кинулся к ней, пытаясь схватить лед, но женщина увернулась и легкой походкой двинулась к лежащей на земле камере от грузовика. Она подняла камеру, которая была срезана и заткнута с одного конца, и накидала внутрь лед. Потом, удерживая открытый конец камеры, она взмахнула ею над головой и ударила по одной из стенок будки. Стеклянные бутылки на противоположной стене полетели со своих полок, с глухим стуком приземляясь на грязный пол. Женщина ударила камерой по стене трижды, бросила ее на землю и взялась за топор. Обухом топора она принялась колошматить по каждому сантиметру камеры. Закончив, она оставила трубу на земле, пока устанавливала три стакана и три бутылки с питьем на деревянный стол перед киоском. Затем она положила камеру на стол и наполнила каждый стакан смесью колотого льда с грязью.
— Лед, — объявила она.
Камера свалилась на землю, а женщина, переваливаясь, вернулась в спасительную тень навеса. Вяло кивнув в ответ на наше спасибо, она облегченно приняла горизонтальное положение и глубоко уснула.
В тот же вечер мы приехали на остров Пхукет. Было слишком поздно отправляться на поиски пляжных бунгало, так что мы провели ночь в городской гостинице. Пхукет был крупным туристическим центром, поэтому цены на питание в лавках и ресторанах здесь были выше, чем в округе. Разместившись в отеле, мы заказали в ближайшем ресторане свою обычную смесь из стручков гороха, брюссельской и кочанной капусты, водяного кресса и риса со свининой. Мы сторговались за обслуживание до обычной цены в шесть или около того батов — так нам казалось. Когда же обед закончился, хозяин запросил по пятнадцать батов с носа.
— Но мы уже договорились о цене с официантом и рассчитывали заплатить шесть батов, — запротестовал Ларри.
— Нет, пятнадцать батов, — решительно заявил хозяин.
Ларри подозвал официанта и попросил объяснить владельцу, что мы договаривались о шести батах. Официант немного побеседовал со своим хозяином, потом повернулся к нам и сказал:
— Это стоит пятнадцать батов. Я ошибся. За рис высшего сорта и овощи — одиннадцать батов. — С этим он скрылся в задней комнате.
— Пятнадцать батов. Платите.
Явное волнение на лице владельца весьма удивило нас, поскольку у тайцев считается полным неприличием выходить из себя на людях. Мы торговались с ним еще пять или десять минут и в конце концов сошлись на одиннадцати батах. Но теперь этот человек выглядел откровенно расстроенным, хотя во время торговли мы втроем старались держаться непринужденно, следуя данному нам с Ларри совету Салли, которого нужно всегда придерживаться в Таиланде.
— Думаю, нам следует быть теперь поосторожнее, — сказал Джефф. — Этот человек выглядит огорченным, что, по моим сведениям, весьма плохо. В Бангкоке я разговорился с голландцем, и он рассказал мне, что бывает, когда таец рассердится. Он рассказал мне, как один таец осерчал на американца. Он говорил, что этот таец вел небольшой местный автобус через остров Косамуи на восточное побережье, и когда он подъехал к пляжу, где остановилось множество иностранных туристов, там собралась большая группа из местных и иностранцев, ждавших автобуса, чтобы добраться до паромной переправы на другой стороне острова.
Так вот, все набились в автобус, за исключением одного американца, который, по словам голландца, смотрелся типичным регбистом. Во всяком случае, этот американец вместе со своим рюкзаком решил ехать на крыше автобуса; но таец сказал ему, что он там не поедет. Ну, большой американец стал спорить с маленьким тайцем и сказал, что поедет на крыше, поскольку должен успеть на утренний паром. Ну, а дальше, как нетрудно догадаться, американец рухнул лицом в грязь, а его рюкзак оказался в кустах. А таец быстренько вскарабкался в автобус, и все уехали. Определенно этот таец применил к американцу какой-то прием каратэ. Как говорил голландец, руки у тайцев смертельно опасны. Они редко выходят из себя, но если это случается — стоит посмотреть!
Каким-то образом молва об американце облетела весь остров, и никто его так и не подвез. Пришлось ему протопать до паромной стоянки все двенадцать миль. Как думаете, расплатимся побыстрее с этим парнем и пойдем отсюда к черту. Что-то мне не нравится, как он осерчал.
При упоминании об этом мы с Ларри быстренько отдали хозяину по одиннадцать батов без сдачи. А Джефф вручил ему банкноту в двадцать батов, но получил только пять батов сдачи.
— Еще четыре бата, пожалуйста, — улыбнулся Джефф владельцу, пересчитав сдачу.
Лицо у того скривилось и стало напряженным. В глазах засверкало бешенство, и я поняла, что мы находимся в опасности. Мужчина отправился к конторке в задней части ресторана. Оттуда, где мы сидели, лишь я смогла увидеть, как он вытащил нож из ящика. Мне хотелось бежать, но собственное тело не слушалось. Сидя на месте, я следила за ножом. Обедавшие в ресторане тайцы не обращали никакого внимания на владельца или лезвие у него в руках, и у меня мелькнула мысль, неужели, когда до этого дойдет, он действительно нас зарежет; убьет троих туристов в собственном ресторане всего лишь за двадцать центов. Но потом я подумала, что этот тайский малыш несомненно с нами расправится.
— Он достал нож, — прошептала я еле слышно.
— Что ты говоришь? Я не слышу, — сказал Джефф.
— Я сказала, что он достал нож. Большой нож с длинным лезвием, — произнесла я отчетливо на этот раз.
В первый момент ни Джефф, ни Ларри не издали ни звука. Глаза у них расширились, и они обалдело уставились на меня. Джефф, сидевший спиной к владельцу, дернулся на стуле и так сильно сжал столешницу, что костяшки пальцев у него побелели. Через несколько секунд, тщательно артикулируя каждое слово, Джефф заговорил первым:
— Что-он-делает-с-ножом?
— Держит его. Он держит его в правой руке.
— Он-идет-к-нам?
— Нет. Он просто стоит там. Ты не поверишь, у него такое выражение лица. Этот парень настоящий псих. Наверное, руки у него сейчас трясутся.
— Думаешь, он собрался нас прикончить? Убить нас за несчастные четыре бата? — спросил Джефф, говоря теперь побыстрее.
— Дело не в деньгах, — сказал Ларри. — Должно быть, он считает, что утратил престиж во время сделки. Возможно, мы сторговались с ним на слишком низкой цене. А может, еда и на самом деле стоит пятнадцать батов. Дьявол! Он убьет нас, раз потерял лицо!
— Ну, и что теперь делать? — задал вопрос Джефф.
— Он все еще там стоит. Слушайте, давайте отсюда выбираться. Давайте уйдем, пока он не двинулся, — прошептала я.
Очень медленно поднявшись со своего места, я повернулась спиной к ножу и его владельцу. Понукая себя, миновала три столика, стоявших на пути к выходу. На улице я оказалась первой, потом вышел Ларри, следом Джефф.