– Нет его нигде, – коротко сообщил Мороз.
– Может, тоже пьет, – предположил Лисицкий. – Вот кому сейчас свет в овчинку. С его-то гонором!
– А собственно с чего бы ему хуже, чем нам? – взбрыкнул Рябоконь. – Подумаешь, гонор у него. Так это надо ухитриться, чтоб десять лет в ментовке и – все целочка. По слухам, кадры уже приказ о его назначении подписали. Если так, станет из самых фешенебельных шлюх. А уволят – тоже не схилеет. Адвокатура мигом подберет – юрист-то он, чего говорить, классный: прежняя клиентура в очередь выстроится. Так что за него как раз будь спок. О себе подумай. Мы-то ломовые, от «бордюра». Выкинут на улицу, куда денешься? Так что плюнь и забудь. Это еще если Панина не накапает. И впредь наука – не высовывайся…О!! Твою мать! Главный районный поджигатель явился.
– Лето, а подморозило, – сообщил, войдя, Малютин. Зажав локтем папку, он интенсивно принялся растирать пальцами запотевшие стекла. – Должно, к ранней зиме.
– Эк удивил. Выпьешь?!
– А?.. Не. В пожарку еще надо. Я это…опечатал склад.
– А на хера? – полюбопытствовал Рябоконь.
– Чего это? – лицо Малютина вытянулось.
– Дядя шутит, – успокоил его Лисицкий. – Спасибо тебе, дед.
– А? Да ладно. Только это…до понедельника.
– Давят уже?
– Да. Ну, я пошел, – он потоптался.
– Так чего, налить все-таки? – по-своему понял его колебание Рябоконь.
– Тут это… – Малютин намекающе скосился на Мороза.
– Свои, валяй, – разрешил Лисицкий.
– Когда опечатывали, завскладом сигнализацию не включил.
Лисицкий присвистнул.
– Может, забыл, – предположил Мороз.
– Может, и забыл.
– А ты-то сам чего тогда не включил? – поинтересовался Рябоконь.
– Так, может, и не забыл…Пошел я… Стало быть, с долгом?..
– Квиты, квиты. А как насчет?.. – коварный Рябоконь интимно показал ему краешек засаленной карточной колоды.
Суетливо, хотя и с видимым сожалением, Малютин подхватил папку и поспешно вышел.
– Все равно подловлю и отдеру, – Рябоконь с досадой швырнул колоду в ящик стола.
– А где у нас сейчас интересно Марешко? – Лисицкий сделался задумчив.
– Где ему быть, гнусу? – похоже, при упоминании этой фамилии у Рябоконя повышалось давление. – Сидит, как таракан, в кабинете до ночи: вдруг начальство соизволит обеспокоиться.
– А тебе к чему? – запоздало насторожился он, увидев, что приятель закрутил диск телефона. – Чего опять задумал, падла?
Не отвечая, тот выдохнул и придал лицу предельно благообразное выражение.
– Юрий Александрович? – сладко пропел он. – Ни сна, ни отдыха измученной душе. Трудишься, аки пчела. Стало быть, докладаюсь: в соответствии с полученной директивой склад мною распечатан…Да, так и доложи по инстанции…Да я понимаю, дед, что тебе это тоже не в радость: кому удовольствие в грязюке-то?.. Ладно, порадую, а то, гляжу, совсем сник – склад вслед за нами тут же опечатали пожарники.
Он помолчал, смакуя возникшую глубокую паузу, подмигнул недоумевающему Морозу, показал «козу» свирепому Рябоконю. – Скажем так, мы тоже приложили руку. Но формально – мы в стороне. Так что даже и не беспокойся…Понимаю, что к понедельнику откроют.
– Заюлил, гнус, – определил Рябоконь.
– Но есть тут одна деталька. Только без огласки, – Лисицкий доверительно понизил голос. – Сугубо между нами. В девять утра в понедельник на склад нагрянет небольшая бригада из КРУ… Тальвинский договорился… Что ж, что отобрали. Андрей человек дела. А значит, уголовное дело для него само по себе, а дело – само по себе. То есть прежде всего дело, – движением бровей он обозначил собственное изумление от неожиданно родившегося каламбура.
Мороз вскинул большой палец.
– Брось нервничать, дед! Мы-то в стороне. Только гляди – могила!
Лисицкий аккуратненько положил трубку, нежненько отер пыль:
– Порядочек.
– То есть ты считаешь, что он …сообщит? – догадался Мороз.
– Вне всякого сомнения, потому что уважаемый наш Юрий Александрович есмь стукачок.
– Уж это к бабке не ходи, – подтвердил Рябоконь. – Через полчаса вся ихняя банда знать будет…
– Что в понедельник на складе начнется ревизия, – воодушевленно подхватил Мороз. – А допустить этого, естественно, нельзя. И, стало быть…
– И, стало быть, вот этот урод провоцирует их взломать собственный склад, – Рябоконь, в сердцах хлопнув ящиком стола, поднялся, выхватил из шкафа кожаное пальто, а поскольку, на несчастье, оно зацепилось, сорвал с «мясом», едва не опрокинув и сам шкаф. Сжав волочащееся по полу пальто в кулаке, притормозил возле безмятежно рисующего на клочке бумаги Лисицкого.
– Держишь себя за самого умного? Так вот я в эти игры не играю. Будь здоров!
Он постоял угрожающе:
– Вот так, я сказал. И пошел. Мне еще до дембеля тянуть и тянуть. Я, видишь ли, в Ялту собираюсь. В Ялту, а не на Колыму! Надо додуматься – засаду, да еще без санкции.
– Почему собст…? – не понял было Мороз. Но, еще не договорив, сообразил.
– А если они с оружием? Да чего там «если»?! Кто ж на такое без всего пойдет? Наверняка добрынинскую братву подключат. Опять же, сколько в этом складе дверей, какие подходы? Это ж все…
– Я вот тут планчик накидал. Плохонький, конечно, – скромненько сообщил Лисицкий. – Может, глянешь ястребиным глазом, а?
– Точно – скотина, – утвердился в догадке Рябоконь. Он швырнул в угол пальто, водрузился на соседнем стуле, скептически глянул на услужливо протянутый набросок, внезапно повернулся к застрявшему в другом углу Морозу:
– Ну, а ты чего? Иль тоже на предмет смыться норовишь, как шеф твой?! – подозрительно рявкнул он.
– Я?!
– Ну, так какого хера? Придвигайся ближе. Помаракуем.
8.
Аркадий Александрович Чекин все не мог уснуть. Возбужденное, нервное состояние, охватившее его с вечера, не спало даже после выпитого стакана водки. Не имея к тому ни малейших поводов, он находился в странном, мистическом ожидании чего-то неизбежного. Причем он одновременно боялся этого и торопил его приближение. В углу в обнимку с женой посапывала приболевшая дочка.
Когда раздался короткий, гулкий в ночи звонок в дверь, Чекин осознал, что к чему-то подобному был внутренне готов. Тщательно блокируя дребезжание цепочки, чтоб не разбудить домашних, снял ее, отодвинул собачку замка, аккуратно потянул поскрипывающую дверь – опять забыл смазать – и остолбенел.
Опершись о косяк, ему ухмылялся старший оперуполномоченный ОБХСС Рябоконь. Сзади вырисовывалась фигура Мороза.
Но даже не их появление во втором часу ночи ошеломило Чекина. Брюки и кожаное пальто, в которых пребывал лощеный обычно Рябоконь, были в засохшей глине. Подбородок Мороза был небрит и оцарапан. Волосы его сбились в грязный начес.
Случилось чрезвычайное.
– Пройдемте.
Не раздеваясь, Рябоконь следом за хозяином протопал на кухню, подталкивая перед собой заторможенного, спотыкающегося Мороза.
– Ваша? – внизу под окном Чекин разглядел одинокую легковушку.
– Наши внештатники. С Богуном.
Чекин вопросительно вздёрнул подбородок.
– Выпить есть?.. Мечи на стол и не перебивай. Итак колотит, – Рябоконь показал потряхивающиеся пальцы. –Время – деньги, которых у нас нет и, боюсь, теперь не будет. Как говаривал покойный Николай Лисицкий.
– Что ты несешь?!
– Убили Кольку! – всхлипнул Мороз, стыдливо прикрыв лицо разодранным рукавом единственного своего джемпера.
– Та-ак! Дальше, – Чекин ощутил неясное томление в паху, требовательно повернулся к Рябоконю, разливавшему по стаканам водку. – Появилась информация , что в выходные будут взламывать опечатанный склад. Организовали засаду.
– И руководство дало санкцию?
Рябоконь всунул стакан в руку одеревеневшего Мороза: «Пей, парень! Тебе нужно. Помянем», – толчками запихнул налитые полстакана в себя и, еще допивая, зло отмахнулся:
– Во–первых, какое руководство такую засаду санкционирует? А во-вторых…
– Понял.
– Смысл засады все-таки, чтоб о ней никто не знал, а не наоборот.
– Да я уж извинился. Просто не включился пока.
– Так врубайся. Времени чуть. В общем, прихватили внештатников из понадежней. Я ствол взял.
– Незарегистрированный?!
– А кто мне на выходные табельное оружие выдаст? Разве ты?! Так вас с Тальвинским найти – тоже еще тот детектив. Один в командировку усвистал. Спасибо хоть тебя дома застали, – Рябоконь непонимающе оглядел выставленный перед ним палец, перешел на хрип.
– Не знали единственно, в какую ночь сунутся. Получилось – сегодня. В общем трое их было. И еще шибздик этот – завскладом. Главным – младший Будяк. Когда Коля крутить его стал, тот ножом и – на рывок. Достал я его из шпалера.
Лицо Рябоконя перекосилось.
– А что я, по-вашему, глядеть буду, как корешка на глазах убивают? Так, скажешь?! – яростно прохрипел он, недружелюбно оглядывая выдернутого из теплой кровати Чекина.
– Последствия?
– Да особенно никаких. Пулю в затылок всадил. А так никаких. Завскладом этот, само собой, не отходя от кассы, до жопы раскололся: где, куда, кто послал. Панина, конечно. Сильна все-таки баба. Крепкий будет пред исполкома, – Рябоконь скрежетнул зубами. – Морозу, к слову, как видишь, тоже досталось, – он, будто в неодушевленный предмет, ткнул в кровоточащее от огромной ссадины лицо Виталия. Сам Мороз при этом остался все так же неподвижен. – Он ведь двоих других в беге достал и положил. Один – двоих!
– Ты что, по правде убил? – все еще на что-то надеялся Чекин.
– Убивал понарошку, убил по-настоящему. Да не твои это проблемы. Ты, случись чего, не в курсе. Тут, главное, – ситуацию не упустить. Я с полчаса назад звонок в УВД выдал: мол, нападение на улице, Лисицкий убит, преследую остальных. И – трубку на рычаг. Без деталей. Сейчас, само собой, всех подняли. Ищут. Но до утра-то время твое. Пока сообразят, что к чему, пока с нашим делом увяжут, пока главные «рычаги» включатся. Полагаю, полсуток у тебя в запасе. Вот полная раскладка, – он покопался в запасном кармане, кинул на стол смятый лист. – Тут все набросано. Что у кого. Где картотека.. ..Так, что еще забыл? Машина, внештатники, – в твоем распоряжении. Вот на всякий случай адрес Лавейкиной.