Они вышли из тоннеля на перрон.
– Ох, и стерва ты все-таки, Марго! Кравец же тебя чуть ли не двадцать лет за собой тянет.
– Положим, тоже себе не в тягость. Безбедную пенсию на Канарах нажировал! Но теперь все! Кончился он, пойми! Шансов переизбраться – чуть. Так что даже не сомневайся: всех, кто за Кравца будет стоять, сметут как торнадо. А мы с тобой в Москве давно меченные… Эй, ты меня слушаешь?
– Да, да, конечно, – спохватился генерал, с усилием отводя взгляд от смутно знакомой фигуры перемазанного глиной утреннего опойка, привалившегося к вокзальному фонарю.
– Нам сейчас важно новую власть мимо себя не пропустить. А это значит, придется поддерживать президентского ставленника. Я как банкир готова деньгами подпитать, ты – как силовик. Так в Администрации и доложи. Глядишь, и воскреснем, как… финисты. Так что, сговорились?
– Поглядим.
– Гляди, гляди. Но как приглядишься, сразу выдай звонок!
Она значительно хлопнула себя по пояску платья, к которому игриво был прикреплен мобильный телефон.
– Давай прощаться, – она протянула руку. Но – не попрощалась, а, напротив, обхватив с неожиданной силой большую его ладонь, пытливо уперлась взглядом. – Мороза выпустили. Знаешь?
– Что с того?
– А то, что не ко времени.
– Опять?! – генералский бас предостерегающе погустел. – Отсидел мужик свое. Что еще к нему?
– Не у меня к нему. У него к нам, – не отступилась под натиском упрямая женщина. – Помнишь ведь, Добряков ему в девяносто шестом информацию слил.
– Может, и слил. Только Добрякова давно в живых нет.
– Да, Добрыни нет. А вот бумаги могут быть.
– Значит, доказательства о преступной деятельности Кравца все-таки существуют?
– Кто знает? Орал же в свое время Добрыня этот бешеный, когда в бега подался, что рядом с собой Кравца посадит. Так что разумней будет подстраховаться.
– Так и к лучшему, – генерал неожиданно повеселел. – Раз уж Кравец теперь по боку, так эти доказательства только на пользу пойдут. Посадить старика за давностью не посадят. А дело свое предвыборное они сделают. Если в них и впрямь что серьезное, – сам отступится. А мы подадим это как результат собственной проработки. Очень, знаешь, выигрышный момент.
Всмотрелся в хмурое, разом постаревшее лицо, и вновь помрачнел:
– Стало быть, и про тебя там есть? Да?! – не дождался ответа. – А сколько лет врала, будто все ради Кравца делаешь, а сама непричастна.
– Врала – не врала. Чего теперь об этом? Важно, чтоб не всплыло. Иначе – имей в виду, на банк мой коршунами рванут. И если до внутренностей доберутся, так не мне одной мало не покажется. Это ты понял?
– Куда яснее, – кожа на широких генеральских скулах натянулась.
При виде закипающего, непривычного к шантажу генерала она ослабила руку и, будто ненароком, принялась пальчиками поглаживать шершавую ладонь:
– Ладно! Успокойся. Важно, что мы с тобой слиты единым интересом. Ты – моим! И об этом оба должны помнить. Всегда помнить. Так что?
– В любом случае до моего приезда ничего. Вернусь – тогда и обсудим. Ничего – ты поняла?! Если что, имей в виду, Виталий мне и теперь не чужой. Так что второй раз подлянки не прощу. Тем более я дал команду – за ним установлено наблюдение.
– До твоего, так до твоего, – женщина примирительно улыбнулась, обхватила руками за плечи. –Главное помни: не перескочим сейчас на президентский поезд, сами под колесами окажемся. К вагону не пойду, а то, глядишь, расплачусь! Жду!
Подмигнув многозначительно в сторону мобильника, спустилась в тоннель.
Генерал же, подхватив кейс, отправился вдоль перрона, где два патрульных сержанта из линейного отдела отдирали от фонарного столба замеченного им ранее опойка.
Узнав в приближающемся мужчине начальника УВД, милиционеры вытянулись в струнку. Пьяный же, воспользовавшись внезапной передышкой, вновь соединил занемевшие пальцы в кольцо.
– Товарищ генерал!…
– Отставить, – всмотревшись, он сделал знак патрульным отодвинуться и подошел вплотную.
– Не может быть, – пробормотал он. – Аркадий! Не могу поверить. Ты, что ли?!
Пьяный на всякий случай покрепче обхватил столб и с напряжением поднял оплывшее, со слипшимися на лбу ошметками волос лицо.
– Только не говори, что не узнаешь. Ну, напрягись! Вспомни. Пожалуйста, вспомни!
Человек у фонаря добросовестно напрягся, отчего яйцевидная, поросшая бурым пухом голова мелко затряслась. Повисла безнадежная пауза. И вдруг лицо его растеклось в блаженной улыбке.
– Узнал-таки, – обрадовался было генерал, но тут же едва сдержал подступившую тошноту, – из-под брючины опойка с легким журчанием вытекала неспешная желтоватая струйка.
– Аркаша пи-пи, – радостно и приглашая порадоваться вместе с ним, поделился он.
– Ваш знакомый, товарищ генерал? – осторожно вмешался один из сержантов.
– Уже нет. Да заберите наконец!
Дождавшись подтверждающего кивка, милиционеры на глазах у начальства сноровисто оторвали пьяницу от столба и, широко растащив в сторону его руки, чтобы не перепачкаться, поволокли по асфальту.
Вовсю гудел приближающийся поезд на Москву.
… Генерал сидел в своем СВ перед разложеными на столике документами. Он специально прихватил их, готовясь к предстоящей важнейшей, или, как стало модно говорить, знаковой аудиенции. Намеренно отказался от машины, чтобы иметь несколько лишних часов подготовки. И вот уж тридцать минут, как поезд мчит на Москву, а он вместо того, чтоб сосредоточиться на работе, невидяще смотрит перед собой. И не разговор с президентом банка тому виной. К нему, хоть и пытался избежать, был он готов. Если по большому счету, так оказался он даже на руку, поскольку появился простор для маневра. Цепляло, конечно, неприятное упоминание о воскресшем Морозе. Но и здесь в запасе было время.
Потрясла его встреча с бомжом – человеком, которого не видел он много лет и память о котором начала как-то незаметно стираться. Да вот не стерлась. И теперь, появившись в неожиданном, получеловеческом обличье, Аркадий Александрович Чекин растревожил так, что мысли генерала вопреки воле то и дело убегали в далекие, подзабывшиеся годы.
Он достал из кейса бутылку заготовленного для подношения коньяка, озлобленно скрутил пробку ( «Ништяк, перебьешься»!), прямо из горлышка сделал два больших глотка и откинулся, слегка прикрыв глаза.1991, август. На стремнине
Из журнала учета происшествий: « 2 августа 1991 года, в 22 часа сорок минут, на седьмом километре проселочного шоссе Веденино – пос. Знаменское, в ночное время суток, неизвестным автотранспортом совершен наезд на велосипед под управлением гр-ки Незналовой Ларисы Геннадьевны, 1957 года рождения, работ. дояркой колхоза «Искра».
В результате аварии дочь Незналовой, Оксана, трех лет, погибла; Незналова Л.Г. с телесными повреждениями доставлена в Центральную районную больницу.
Виновный в аварии с места происшествия скрылся. Возбуждено уголовное дело. Ведется розыск».
1.
На въезде в поселок Знаменское, у пивбара «Реанимация», заместитель начальника районного уголовного розыска Виталий Мороз попросил остановить машину. Сидевший за рулем инспектор дорожного надзора Лешка Муравьев так долбанул по педали тормоза, что нахохлившийся сзади начальник группы участковых Галкин въехал носом в водительское сидение.
– Мог бы поаккуратней, – он провел рукой под ноздрями в поисках крови, тихонько ощупал переносицу. – Ну, не нашли. Чего теперь психовать? Отработали добросовестно. Всю округу, считай, обыскали. Давно пора в отдел возвращаться.
Мороз недоброжелательно скосился, и Галкин чутко затих, – непредсказуемого оперативника он боялся.
Познакомились они три месяца назад. Мороз проводил совещание оперативной группы по убийству, в котором участвовал старейший отдельский участковый, поддерживавший на вверенной ему территории идеальный порядок. Уважение жителей к этому негромкому стеснительному человеку проявлялось в том, что даже за глаза величали его не иначе как по имени-отчеству.
Внезапно дверь распахнулась, и в проёме образовался долговязый розовощёкий парень с погонами старшего лейтенанта.
– Здорово, мужики! Чего-й-то я хотел? – он энергично задумался.
– Здрасте, Александр Игнатьевич, – неловко кивнул старик учатковый.
– А, Витька! – обрадовался парень. – Хорошо, что ты мне попался, поросенок. За тобой заявление просроченное. Зайди после: разгону дам!.. И чего я хотел? Ну, вспомню – залечу.
Ни мало не смутившись, он вместо извинения, от полноты чувств вздёрнул кулак: после окончания заочного факультета Высшей милицейской школы Александр Галкин был переведен из другого отдела и выдвинут на ответственную работу – руководителем группы участковых.
Через несколько секунд звонкий его, наполненный зарождающимися командными интонациями голос донёсся из другого конца коридора.
Участковый же поспешно опустил голову, принявшись некстати теребить перемотанную изолентой ручку старого своего портфеля.
В тот же день Мороз отловил бойкого руководителя и, мило подхватив под локоток, завел в свой кабинет. О чем они говорили, истории осталось неизвестным. Только в коридор Галкин выскочил пунцовым и к концу дня, встретив участкового, невнятно пробурчал какие-то извинения.
Запала вежливости, впрочем, хватило ненадолго.
Вообще-то в отделе Галкин отвечал за показатели профилактики, в чем, надо признать, преуспел, – графики и отчеты Красногвардейского РОВД числились в образцовых. Практическую же работу перекладывал на участковых, с которых потом и спрашивал, нещадно матеря. Но смерть в автоаварии трехлетней малышки, как видно, потрясла и его. Галкин и сам жил в Знаменском. И, едва о наезде стало известно в поселке, добровольно подключился к опергруппе. И вот уж скоро восемь часов вместе с Морозом и Муравьевым без жалоб и обычного бурчания колесил он по районным дорогам в поисках преступника.