– Я?!.. Да ты что?.. Покажу! Тут недалеко, в речке.
– Так! Хорошо. Вижу, меж нас уже и любовь утверждается. Тогда тест номер два. Почему с места аварии сбежал?..Громче. Не слышу.
– Испугался.17.
… – Как там этот лихой наездник Воронков? Не гадит еще под себя со страха? – Муслин появился, как всегда, без предупреждения. Мимоходом всунул ладонь Тальвинскому, напористо прошелся по его кабинету. – Растереть бы паскуду, чтоб следа на земле не осталось.
– С чего бы это заместитель начальника УВД по кадрам начал выражаться, как перепивший опер? – не отказал себе в удовольствии уесть начальство Тальвинский. – Вроде не княжеское это дело.
– Извини – сорвался. Как говорится, ничто человеческое не чуждо. Да и трудно, знаешь, удержаться. Ребенка трехлетнего в лаваш превратил и – изгаляется! Выродок!
– Мертвого ребенка.
– Мертвого ли, живого. Но – он про то не знал, – подчеркнул Муслин. – Наехал и сбежал, как последняя мразь! Прощать, что ли?! Чего отмалчиваешься?
– А что тут говорить, когда «темнота» зависает? – буркнул Андрей. – Эмоции твои разделяю. Но – нравится он нам или не нравится, а привлекать его теперь не за что. То, что случайно проехал по трупу, уголовно не наказуемо.
– То есть что значит?.. Ты, Андрей, тоже не заговаривайся. Когда он задавил, знал он, что это труп?
– Нет, конечно.
– Во! И когда деру с места аварии дал, тоже не знал. Значит, субъективная сторона преступления в форме умысла на оставление в опасности, считай, налицо. Как полагаешь?
Огорченный донельзя, Андрей едва удержался от резкого ответа, – за прошедшие годы Муслин так и не удосужился проштудировать уголовный кодекс.
– Нет здесь преступления, дорогой мой Валерий Никанорович. О чем бы он там ни думал, но убил не он. Так что об идее твоей придется забыть. Другое худо! Мы с этим Воронковым два дня потеряли. Теперь попробуй найди настоящего преступника.
– А может, не потеряли? – Муслин поплотнее прикрыл дверь. – Ты ему насчет результатов вскрытия, надеюсь, не проговорился?
– Пока нет.
– Вот это умно. Сажать его надо, Андрей Иванович.
– Да я не против. Покажи, за что.
– Так за это самое дорожное, – Муслин значительно подмигнул. – То, что он сволочь, – это как дважды два?
– Приятного мало.
– Вон как в морду нам с тобой смеется. А приди такой к власти, как думаешь, забудет? То-то что. И нет тут пути назад. Или мы его ныне раздавим, или – через год-другой – он нас. А преступник он очевидный. На него оперативного компромата – гора! Просто – плохо работаем. Не умеем хозяйственные преступления грамотно доказывать. Вот и ходят холеные, уверовавшие в свою безнаказанность. Над нами глумятся, людей наших давят.
– К чему клонишь?
– Сажай его, и вся недолга! Я ведь с тобой сегодня, считай, как со своим говорю. Маргарита Ильинична за тебя горой встала. Так что не сегодня-завтра взлетишь! – Муслин значительно сделал жест пальцем, который почему-то показывал не вверх, а на окно, за которым вдалеке можно было различить здание УВД, – Олимп областного масштаба. – В соседних кабинетах будем общие вопросы решать. Правым плечом станешь. Потому и обозначаю напрямик: сидеть этому толстосуму не пересидеть.
– Не крути. Что ты, наконец, предлагаешь?
– Да посадить за наезд и – все дела! Сам говоришь: искать нового преступника – себе дороже. Не найдешь. Только волну поднимешь.
– Ты что, до сих пор не осознал, Валерий Никанорович? – раздражение Тальвинского выплеснулось наружу. – По заключению эксперта…
– Норов-то поуйми. Что за манера начальство глупей себя держать?..Ты заключение это получил?!.. То-то. Вот когда получишь, тогда и будешь рассуждать. – Хочешь сказать, что Каткова переменила мнение?
– А вот это не твоего уровня забота. Я вообще скажу – умничает Каткова много. Возомнила… Это ж надо ухитриться такое углядеть: под следом, мол, еще след. Договоримся и – передадут нормальному эксперту. И все следы куда надо наложатся. Нельзя только, чтоб разговоры пошли. Из твоих кто еще в курсе?
– Мороз, конечно. Я его с утра опять по раскрытию погнал.
– Отзови. Черт знает, куда его вынесет. Да и говнист больно.
Присмотрелся к Тальвинскому, определяя, насколько тот пропитался услышанным. И, главное, правильно ли пропитался.
Андрей погасил папиросу, прокашлялся:
– Положим, загоним Воронкова в суд. Прокурор подмахнет. А что будет, если завтра обнаружится велосипед или толковый адвокат потребует эксгумации и повторной экспертизы?.. Кто ответит?
– Глупый вопрос, – удивился Муслин. – Ты, конечно. На то ты и руководитель, чтоб отвечать за решения. Только так скажу: если всплывет, грош тебе, стало быть, цена. Да не журись ты, Андрей! Я-то с тобой.
«Ты-то, конечно. Мощная поддержка».
– Главное, областные власти за тебя, – угадал его мысли Муслин. Тяжело пригляделся. – И потом – отрапортовано уже. За нас обоих отрапортовал… Да чего ты потух? Он же весь обложен. Даешь отмашку, и я организую нужное заключение. А Мороза своего поприжмешь. Так что?
– Темное это дело.
– Так наше руководящее дело – оно изначально темное, – обрадовался Муслин. – Без изворотливости нельзя. И то, что не торопишься согласиться, одобряю.
Он замолчал, вслушиваясь в нарастающий шум.
… По тому, как ворвался в кабинет Мороз, оставив дверь за собой распахнутой, стало понятно, что опять произошло нечто чрезвычайное. Андрей, а вместе с ним и Муслин, уставились на дверной проем, гадая, кого именно доставил непредсказуемый оперативник. Но никого не оказалось, кроме втершегося следом начальника группы участковых Галкина – непривычно спавшего с лица и почему-то вымокшего.
Тальвинский вопросительно перевел взгляд на усевшегося без спроса Мороза, кивком предложил садиться и Галкину.
Тот начал было опускаться на краешек ближайшего стула. Но скосился на Мороза и суетливо поднялся. – В чем дело? – нахмурился Тальвинский. – Что у вас происходит?! Ворвались к начальнику пантомиму разыгрывать?!
Не отвечая, Мороз с хрустом вскрыл спортивную сумку, выудил несколько листов, протянул шефу:
– Читай. Только сел бы сперва.
Тальвинский нахмурился: никогда прежде не позволял себе Мороз при сотрудниках, а тем паче при руководителе областного аппарата вести себя столь бесцеремонно.
С демонстративным неудовольствием приподнял лист и – медленно принялся оседать. Несколько раз отрывался от чтения, чтобы спросить о чем-то Галкина. Но тот, подрагивавший у стены, уводил глаза к полу, и Андрей молча возвращался к чтению. Наконец, отложил. Обернулся на Муслина, читавшего тот же текст из-за его плеча.
– Он перед тем как домой ехать, литр водки раздавил. Но я решил пока не записывать официально – и без того отдел в дерьме будет, – буркнул Мороз.
– Это можете не сомневаться, – зловеще пообещал побледневший Муслин, что-то быстро про себя просчитывая. – Велосипед нашел? – уточнил Тальвинский.
– А как же! Даже фрагменты автокраски сохранились. Этот водолаз у меня сам за ним и нырял.
– Кто еще, кроме вас, – задумчиво поинтересовался Муслин, – знает об этой…версии?
– О чем?! Какая, хрен, версия? Вы чего, полковник? Читать разучились?!
– Мороз, охолони! – осадил подчиненного Тальвинский. – Тебя спрашивают, кто еще знает, что женщину с ребенком сбил наш сотрудник?
– Вот теперь вопрос понятен. Отвечаю коротко и по существу. Все! Во-первых, все Знаменское. Я ведь изъятия, как положено, при понятых оформил. А они местные. Так что там теперь только об этом и разговору. Во-вторых, со мной Лешка Муравей ездил. – Стало быть, в отделе тоже известно, – расшифровал Муслин. В бытность свою замполитом он частенько использовал словоохотливого Лешку для распространения нужной информации, сообщая ее Муравьеву под видом большого секрета.
– Так как же это, Галкин? – Тальвинский все приглядывался к потряхивающемуся в ознобе еще недавно самоуверенному, горластому парню. – Мало – авария. Но ты ведь… И суетился больше всех. Объяснись хотя бы.
– Да что на него время терять? Мразь! Всех опозорил! – яростно бросил Муслин, обрывая тем всякие связи преступника с бывшим его ведомством. Гнев заместителя начальника УВД был искренен: невозможность посадить Воронкова многократно усиливала степень Галкинской вины. – Немедленно инспекцию по личному составу подключим. В прокуратуру сообщим. Сегодня же уволим, арестуем и – в клетку, как обезьяну. Людям на обозрение. Совсем сгнил отдел! Вот что, Андрей Иванович, пусть выйдут. Мне придется начальнику УВД доложить. – Понятно. Буграм необходимо пошептаться…Пошли, убивец, – Мороз, подталкивая перед собой съежившегося Галкина, вышел.
Муслин накручивал телефонный диск. – Совсем он у тебя невменяемый, – провожая взглядом Мороза, сокрушенно констатировал он. – Ни заслуг, ни званий не почитает. Правильно за глаза бешеным зовут. Как хочешь, Андрей Иванович, хоть ты его и покрываешь, добром, помяни, не кончит. Как был в душе бандит, так и остался.
– Мороз – отличный розыскник. И за дело болеет не меньше нас с тобой…Хотя бывает угловат, – под испытующим взглядом Муслина Тальвинский свернул хвалебную оду.
– Ну, гляди. Волка приручить нельзя. Лизнет – лизнет, да и – тяпнет. М-да! Вот ведь какой поворот неприятный. Муслин подобрался:
– Товарищ генерал. Нахожусь в Красногвардейском райотделе. Здесь серьезнейшее ЧП по личному составу. Установлено, что аварию под Знаменским, в которой подозревался предприниматель Воронков, оказывается, совершил сотрудник отдела…Так точно.
– Как фамилия? – загородив трубку, он поторапливающе задвигал ладонью.
– Галкин Александр Игнатьевич.
– Галкин Александр Игнатьевич, товарищ генерал. Начальник группы уч…Так! Да, понял. Не беспокойтесь. Есть! Везу к вам.
Оторопело положил трубку:
– Указание генерала: Галкина ко мне в машину. Все следственные действия временно прекратить, пока твои ухари горячку не напороли. Будем, конечно, готовить его на увольнение. Но – насчет сажать, я б не горячился. Может, как-то еще и получится вывести. Все-таки честь мундира. А главное: понимаешь, какая штука – но только между нами! Галкин этот, оказывается, у генерала нашего на связи состоит. Ну, чего смотришь? Будто сам не знаешь, что руководство УВД имеет на местах свою агентуру. Надо же за вами, стервецами, присматривать. Генерал обеспокоился. Мы у себя в управе помаракуем, посоветуемся. Нельзя дело в таком виде в прокуратуру отдавать. Похоже, много лишнего этот сукин сын знает.…М-да. Как-то у тебя, Андрей Иванович, неподконтрольно все получается.