Прервав оживленный разговор, Панина и Муслин при виде Андрея радушно закивали.
– А вот и наш герой! – объявила Маргарита Ильинична.
Человек напротив крутнулся, поднимаясь, и – Тальвинский остолбенел: это был Воронков.
Растекшись от радости, Воронков подбежал к нему и, как при последней встрече, дотянувшись, водрузил ладошку на плечо, с выражением одновременно восхищенным и покровительственным.
– Ну, проходи, проходи, Андрей Иванович. Милости, так сказать, прошу к нашему, будем говорить, шалашу. Повлек слегка упирающегося Тальвинского к Паниной и Муслину.
– Так у вас теперь общий шалаш? – Андрей здоровался, пытаясь сообразить, что же могло свести трех этих людей в одном месте.
– Чужих здесь нет, – Воронков опустился в кресло, усадив Тальвинского рядом с собой, и сделал разрешающий жест в сторону остальных.
– Все знаю, – веско произнес он. Удивительно все-таки получалось у этого мальчишки быть отечески снисходительным к людям, много его старше. – Телеграмму твою получили своевременно и – довели до Бориса Николаевича, – он выдержал намекающую паузу. – Так вот уполномочен передать, будем говорить, слова, ну и прочее, – надежные люди теперь в особой цене. Валерий Никанорович мне, к слову, в общих чертах обрисовал, какому риску ты подвергался. Это еще счастье твое, что оказались у тебя сочувствующие нашему делу друзья, – он похлопал по руке зарумянившегося Муслина. – А то пришлось бы вслед за мной камеру осваивать! То-то было бы коловращение! Да! Важно, очень важно вовремя решиться на серьезный, судьбоносный поступок! Ведь мало кто знает, а каких-то десять дней назад демократия висела на ниточке: десантная группа ГКЧП всерьез на штурм нацелилась.
– Неужто не отбились бы? – не поверил Муслин.
– Кто?! Какими силами?.. Не смешите меня. Паренек какой-то спас. Примкнул, организовал отрядец самообороны. Очень, говорят, резкий парнишка. А когда насчет предстоящего штурма сведения подтвердились, прямо в логово врага и припустил. Как уж он их там разагитировал, врать не буду, – никто с ним не пошел, побоялись. Но – не случилось штурма. А дальше удача уж лавиной посыпалась. Так-то бывает! А ведь на рожон лез.
– Не слышал, – Муслин восхитился. – Вот кого к Герою бы представить! Рисковал-то всерьез.
– Представили бы. Если б нашли. Да только смылся через день. А в суматохе никто его толком не зафиксировал. Ну, сам виноват: проклюкал удачу!
Воронков засмеялся. Заметил, что шутка не показалась, посерьезнел:
– Но к делу! Здесь я по поручению Президента России. Пришло время ставить команды на местах, работать над властной вертикалью. Тем более что многие не выдержали, будем прямо говорить, проверки на приверженность демократическим ценностям.
Андрей пытался понять, почему ему кажется, что все это он уже слышал. И – догадался – Воронков старательно воспроизводил интонации Ельцина – пусть и в другой тональности. Мальчишка и впрямь чрезвычайно переимчив, – далеко пойдет.
С лица Тальвинского не сходила мука непонимания.
– Что ты все зыркаешь? – приметила наблюдательная Панина. – Небось, ожидал меня в другом месте увидеть?
– Да, да, в самом деле, ты ж не в курсе, – спохватился Воронков. – Госпожа Панина – один из первых руководителей регионов, решившихся на открытую поддержку российских властей. Между прочим, менее чем через сутки после тебя. Ну, и по всем основным позициям договорились: Маргарита Ильинична добровольно отказывается от претензий от кресла, будем говорить, мэра…
– Так ты..вы все-таки решился баллотироваться? – запутался в местоимениях Тальвинский.
– Дружок! Да если б это теперь от меня зависело, – печально вздохнул Воронков, и печаль эта, умноженная, отразилась на подвижном лице Муслина. – Заикнулся было. Но, увы, теперь нахлынули дела иного масштаба. Борису Николаевичу надежная команда ТАМ нужна. А сюда человечка приставим. Из проверенных. Вот и Маргарита Ильинична поддержит, да и поможет первое время. Тем паче работать нам предстоит в тесном контакте. Нужное дело затевает Маргарита Ильинична – решила банк создать. И в этом, безусловно, поможем, – новые, демократической ориентации банки, особенно в провинции, – это сейчас архиважно. Так что, надо будет – бюджетными средствами поддержим. Это ж кровеносная система, по которой деньги польются в промышленность. Пришло, пришло время встряхнуть российскую промышленность. Освободить ее от красных директоров и передать коллективам!
Усмешка коснулась губ Паниной. Но Воронков, увлеченный собой, по счастью, ее не заметил. Он даже вскочил не в силах усидеть на месте.
– Согласны, Маргарита Ильинична?
– Безусловно, – отчеканила Панина. Кто ж не согласится получить в свое распоряжение дешевые бюджетные средства?
– Тогда вашу руку! И не время сейчас поминать прошлое. История не дает нам права на междоусобицы. Вот так-то. Сегодня общее должно подняться над личными обидами. И от тебя, Андрей Иванович, тоже ждем поддержки и мэрии, и Маргарите Ильиничне в ее начинании.
– Я-то, собственно, чем могу быть полезен главе города? – удивился Тальвинский.
– Вот тебе на! Говорили – говорили о новых кадрах. А выходит – впустую! – Воронков в притворной досаде всплеснул ладошками. – Тебе предстоит принимать местное управление внутренних дел.
Андрей, давно понявший, что сюда его пригласили, чтоб сделать какое-то предложение, все-таки оказался обескуражен. И не только он, – стремительно побледнел Муслин.
– Я, между прочим, всего-навсего начальник милиции одного из семи городских районов. Да и по званию…
– Звания имеют свойства расти, если человек того заслуживает, – нетерпеливо осадил Воронков. За внешним неудовольствием выплеснулся все тот же азарт судьбоносца. – На то и революции, чтоб поручики в генералы выходили. Я-то помоложе вас буду. И пост предложен – не чета. Но – надо, и не отказываюсь. К тому же все согласовано. Так что не разочаровывай, дорогой, и – собирайся. Едешь сейчас же со мной в Москву за назначением… Что там у вас?
Он приметил, что Муслин, долгое время державший под рукой тоненькую папочку, потянул ее в карман пиджака.
– Да так. Пустое, – Муслин поколебался. Но Воронков ждал. – Здесь собственно… Мною были проработаны предложения по кадровой реорганизации УВД. – Это не ко мне. Все назначения отныне будет определять новый начальник УВД. ВСЕ, – подчеркнул он, отдавая смешавшегося Муслина в полную власть Тальвинского.
– Ну, что, господа-товарищи? Остальные вопросы вроде порешали, – он поднялся. – Так что по рукам и – побежали в новую жизнь! Андрей Иванович, догоняй, жду в машине!
Изобразив общее энергичное приветствие, вышел.
Тальвинский подошел к окну, возле которого с подрагиваюшими губами стоял Муслин, успокаивающе похлопал по предплечью:
– Предложения сохрани. Вернусь, рассмотрим.
Повернулся к Паниной, ища, что бы сказать. Но та сама подхватила его под локоть, увлекая из кабинета:
– Пойдем провожу.
– Как себя чувствует начинающий генерал? – сладко шепнула она. – На свадьбу-то пригласишь?
– Какая там свадьба! Разбросало по разным баррикадам, – Андрею припомнилось последнее объяснение с Альбиной. Теперь, должно быть, локти кусает.
– Что? Отречемся от старого мира? – хмыкнула Панина.
Намек был неприятен.
– Да ты и сама, как вижу, не потеряла реакции. Быстро Кравца «слила», – уколол Тальвинский.
Панина остановилась, с внезапной силой повернула Тальвинского лицом к себе:
– Вот что, ты! Я тебе когда-то говорила: « Своих не сдаю!». Кравец, конечно, сильно подставился. В кои веки чутье изменило. Но мужик он, имей в виду, крепкий. Мальчики эти шустрые помельтешат, наскирдуют «бабок», да и исчезнут. А кому-то дело делать придется. Так что, глядишь, и подымется. А тебе, Андрюшенька, мой первый подарок к новой должности – бесплатный совет: «Хочешь удержаться на поверхности, не спеши, обрастая новой командой, топтать старых. Земля-то круглая»! Да и насчет свадьбы подумал бы: связи Кравцовские никуда разом не исчезнут. А жениться в такое время на дочке опального. Это – оценят!
Бросив последнее семя, она вывела недавнего изгоя на высокое исполкомовское крыльцо, под которым подрагивала сияющая никелем иномарка с призывно распахнутой дверцей.
( Конец второй части).
Год 2001, февраль (продолжение). Незапланированная встреча
Да, как свежо все в памяти. А ведь прошло почти десять лет!
Кто тогда мог подумать, что ошеломляющие эти, калейдоскопические события августа девяносто первого причудливым образом увяжутся с историей разгрома котовцев и через несколько лет приведут к трагической развязке, разбросавшей их с Виталием Морозом по разные стороны жизни.
Некстати набросившиеся воспоминания так глубоко завладели генералом, что он не сразу расслышал легкий стук в дверь купе. А расслышав, не двинулся с места – наверняка недотепа-проводник припомнил, что забыл забрать билет.
В дверь опять постучали, более настойчиво.
Генерал нехотя поднялся. «Какое-то совершенно разобранное состояние. Надо бы взять себя в руки. Сосредоточиться. Заняться делом. Встреч, подобных сегодняшней, часто не бывает. Похоже, передо мной последний крутой поворот. И в очередной раз проскочить его – этого просто нельзя допустить. А потому – за работу!». Поняв, что мысленно почти дословно воспроизвел одну из любимых чекинских фраз, генерал помотал седеющей головой, отгоняя наваждение.
С показным неудовольствием открыл дверь и … отступил назад.
Чуть прищурившись, глаза в глаза, на него смотрел Виталий Мороз. На лице его, изуродованном кривым шрамом, установилось выжидающее выражение, которое, в зависимости от реакции собеседника, одинаково легко может перейти как в приветливость, так и в угрожающую усмешку.
– Здравствуй, генерал. Не приглашаешь?
– Ты и без приглашения горазд. Здорово, Виташа, – генерал посторонился, пропуская нежданного гостя. С некоторой натянутостью, объяснимой, впрочем, внезапностью встречи, протянул для рукопожатия руку, поколебался и, решившись, обхватил вошедшего за плечи. – Выследил-таки, зараза! Вижу, не утратил прежних навыков. И все тот же. Чего просто не позвонил? По моим сведениям, вернулся ты еще позавчера.