– Тебе, пожалуй, дозвонишься, – Виталий Мороз беспечно уселся на диванчик, бесцеремонно заграбастал початый коньяк, оценил марку. – Не слабо. Никак в одиночку баловаться приспособились?
– Разминался перед твоим приходом,– генерал перехватил бутылку, достал из кейса два дорожных стаканчика. – Так что, за встречу?
– Правильней бы, для начала – за долгую разлуку. Но – не пью, – Мороз аккуратно перевернул один из стаканчиков, прихлопнув сверху.
– Что болит? – генерал нахмурился. – Печень? Желудок?
– Душа. Помнишь еще такое слово? – с раздражающим упорством Виталий разглядывал хозяина купе.
– Что ж, была бы честь предложена. И все-таки – за твое возвращение, – генерал демонстративно наполнил до краев свой стаканчик и, слегка приподняв, лихо влил содержимое в себя.
Зажмурившись, облизнулся.
– Что присматриваешься? Раздался?
– Не слишком. Форму как раз, вижу, держишь. Разве что – закормился.
В висящем пиджаке затрезвонил мобильный телефон.
– Должно быть, наружка звонит доложиться, что потеряли меня, – безмятежно предположил Мороз.
– А вот сейчас и узнаем. Да, – отрывисто бросил в трубку генерал, глазами извинившись перед собеседником. – Понятно. Уже в курсе… От верблюда! Бестолочи! Он сделал паузу, но понял, что, несмотря на обманчиво вальяжную позу нежданного гостя, договорить длиннющую фразу: «Мороз у меня в купэ», – он, пожалуй, не успеет. – Всем отбой!
Зло отключил телефон, метнул в открытый кейс.
Мороз иронически поклонился. Поклонился, впрочем, не отводя глаз. Готовый к внезапной агрессии.
– М-да, далеко же мы ушли друг от друга, – генерал закурил, откинулся.
– Как говорится, извините за хлопоты. Совсем, гляжу, кадры паскудные стали. Даже «вести» толком не умеют. Если и в угрозыске такие же лохи, как эти топтуны, хило вам, герр генерал.
– Еще хуже. Сыскарей твоего уровня и раньше негусто было. А теперь…Пацаны с двухлетним стажем чуть ли не в экспертах числятся. Текучесть бешеная. Да и работают – от сих до сих. Таких энтузиастов, как…, – он чуть не оговорился – «Чекин», – прежде, уже нет.
– Не свезло, стало быть, с подчиненными. А я вот когда-то от одного оченно толкового человечка, ныне покойника, небезызвестного тебе Николая Петровича Лисицкого, слышал, что рыба гниет с головы.
– Брось ерничать! И вообще, Виталий, что это мы с тобой за тон выбрали! Да! Ты был на зоне. Да, я не выручил. Мог – не мог, другой вопрос. Но – не выручил. То правда. И то моя боль. Но правда и в том, что я тебя не сажал. В этом я перед тобой чист.
– Просто-таки в хрустальной чистоте.
– Хотя до зоны твоей, когда обо всем узнал, достучался.
– Главное было до зоны этой живым добраться. Но все равно – за хлопоты спасибо.
– Мало чего я мог тогда, Виталий. Сам был в опале. – Я в этом месте, видно, посочувствовать должен? Или – ножкой подшаркнуть? Ты подсказывай. Веди, так сказать, нить, чтоб не сбился, не брякнул, чего генералу слышать не положено. А исключительно умасливал. И елеем эдак покрапывал.
– Да пошел ты!.. Я ведь ждал тебя.
– Как не заметить! – подмигнул в сторону мобильника Мороз. – Орлы твои меня чуть ли не от зоны «повели». Так два дня и пропасли. Только что такси не подавали. С чего бы такое внимание?
– А вот к встрече нашей и готовился. Интересно было узнать, с чем вернулся.
– И много узнал? – Достаточно, чтоб понять главное: прежняя нежность меж нами, похоже, больше не приключится, – он обратил внимание, что с появлением Виталия вслед за ним заговорил выспренным слогом – как когда-то.
– Смешно бы было. – М-да. Как говорится, характер – судьба, – генерал припомнил одну из последних фраз, что бросил в сердцах шелапутному своему подчиненному перед самым отъездом: « Запомни, Мороз! Или научишься прогибаться, или хреново кончишь. Хотелось бы, конечно, ошибиться!»
Увы, он не ошибся.
Год 1996. Стремные люди
1.
Начальник УВД генерал-майор Тальвинский проводил глазами участников вечернего совещания – руководителей структурных подразделений, отодвинул от себя последнюю сводку происшествий и, обессиленный, откинулся в кресле, безнадежно молясь о десяти минутах передышки. Накануне обнаружили убитыми двух девятнадцатилетних парней – боевиков из группировки Будяка. Надо было докладывать в Москву. А пока, как это часто бывало при криминальных разборках, громкое убийство безнадежно зависало.
– Товарищ генерал! – в дверях возникла секретарша – Ангелина Степановна, пожилая, степенная дама, пережившая на своем месте двух предыдущих начальников УВД. – К вам председатель правления губернского банка Панина Маргарита Ильинична.
И, только произнеся эту длинную тираду, посторонилась, пропуская частую гостью этого кабинета.
– Тебе еще лакея в ливрее не хватает, – произнесла, входя, раздраженная задержкой Панина. Громко произнесла, с расчетом на хороший слух секретарши.
– Лакеи – это скорей для тебя. На запятки шестисотого твоего «мерса».
– А у меня и так на запятках – твои гаишники с мигалкой. Ты вообще, назначая мне у себя встречу, не боишься, что слухи пойдут?
– Кто меня знает, тот не поверит. А другие – так они на то и существуют, чтоб сплетни разносить. Тут главное, чтоб это дело дозировать. Ты, кстати, у меня сегодня не первая. В шестнадцать часов Бигбанк был, – он с удовольствием отметил, как встрепенулась Панина, полистал календарь. – В четверг и… да, во вторник вот управляющий филиалом «Менатепа». Неделя встречи с руководителями областных банков. И каждый может выбирать себе сплетню по вкусу. Так что, считай, Маргарита Ильинична, что твое желание совпало с моими возможностями.
Он усадил гостью, лишний раз не без самодовольства отметив, что, в отличие от него самого, прежняя привлекательность Паниной изрядно потускнела. Придававшие ей шарм легкие морщинки на золотистом от солярия лице резко углубились и трещинами принялись разрывать вялую кожу на отдельные неровные пласты.
– Вижу, ты не в духе сегодня, – усевшийся напротив Тальвинский просиял прежней белозубой улыбкой. – А я-то поздравить собирался. Мне тут мои аналитики доложили, что ты аж в двадцатку крупнейших банков вошла. Такими шагами – через пару лет Москву обскачешь.
– Чересчур быстро скачем. Обозы отстали.
– То есть?
– То-то что то есть. С тем и приехала. Кофе предложишь или ждал, когда сама напрошусь?
Подождала, пока он даст указание.
– Не тебе говорить. Но ни один крупный банк не может развиваться без политической составляющей.
В знак согласия Тальвинский склонил голову.
– А моя иссякает. С нынешним губернатором отношения не складываются. Его Бингбанк ангажировал! Начал уже потихоньку областные бюджетные потоки на них переводить. Вчера счета Земельного комитета обнулили. А в Москве теперь и вовсе такое – не подступись! Наши, как с цепи сорвались. Под нашими Панина традиционно понимала узкий круг московских финансистов, в который была вхожа. – Не поверишь, но решили на президентских выборах опять на старого… – пошептала губами, – ставить. Как глаза людям застило!
Она испытующе всмотрелась в безучастного Тальвинского.
– Роковая ошибка! Во-первых, Ельцин всех так достал, что даже не представляю расклад, при котором он может пройти. А рядом никого, само собой, нет. И, стало быть…
Она прервалась, заметив легонько открывающуюся дверь, – Ангелина Степановна ввозила накрытый сервировочный столик.
– Лимон хорошо бы свежий, – вскользь бросила Панина, брезгливо колупнув холеным ногтем заветренный кусочек.
Слегка покраснев, Ангелина Степановна коротко кивнула, вышла и быстро вернулась, неся на блюдечке свежеискромсанные ломтики.
– Теперь достаточно? – с преувеличенной вежливостью поинтересовалась она.
Панина не сочла нужным ответить – отношения между заносчивыми женщинами как-то не сложились. Дождалась, когда кабинет вновь очистится. Придвинулась поближе:
– Победа коммунистов на президентских выборах сомнения не вызывает.
– Чур тебя!
– А нечего чураться. Хуже, чем есть, не будет. Коммунисты, они ведь тоже давно не те. Есть, конечно, и ошпаренные. Так таких всюду хватает. Но в основном люди, как ты говоришь, вменяемые. Вросли, что называется, в новую экономику. Возьми хоть своего тестя. Пять лет прошло как отодвинули. Ну, и чего за это время насоздавали? Развалили, что успели. Лучше его хозяйственника в области как не было, так и нет. С этим хоть согласен?.. Так вот, принято решение – через месяц Кравец заявляется на губернаторские выборы.
Сказав главное, она взялась за чашку, даже не вспомнив о лимонах, которые, по правде, не переносила.
– Так ты что, не знал? – вроде бы удивилась она.
– Мы с тестем о политике не разговариваем. Сохраняем нейтралитет. И без того поводов сцепиться хватает, – скандалы между самолюбивой Альбиной и ее властным отцом в последние годы вспыхнули заново, так что даже забирать в гости внучку дед присылал личного шофера.
– Это печально. Но – есть малые семейные ссоры, а есть большой клановый интерес.
– Мой интерес в этом деле один – обеспечить порядок на выборах.
От такого перла Панина аж поперхнулась.
– Вот что меня в тебе не устает поражать, Андрей, – это как ты, такой видный здоровый мужик, и всякий раз норовишь заново целочкой прикинуться.
Тальвинский нахмурился: пошлость он не терпел во всех ее проявлениях. Но особенно – в женщинах.
– Чтоб обеспечивать порядок – достаточно постовых, – нимало не смутилась его неудовольствием Панина. – А начальник УВД – это не сумма постовых. Это – хочешь, не хочешь – политик. И твоя задача – не порядок на выборах обеспечить. А РЕЗУЛЬТАТ! Или – опять не понимаешь?
Поджав губы, Тальвинский смолчал. Не любил он, когда его вот так принимались загонять в угол, как нашкодившего кота – шваброй.
Панина вскочила, потянулась полнеющим телом, прежним крупным хозяйским шагом прошлась по кабинету:
– Честное слово, Андрей Иванович, мне даже странны эти предисловия. Ведь все прекрасно понимаешь. В Москве твои позиции потеряны. Дай Бог до выборов досидеть. А уж то, что сразу после выборов уберут, так это к бабке не ходи! В любом случае. Кроме одного. Если губернатором станет твой тесть! И это всем надо. А раз надо, будем делать. Мое – финансы. Твое – силовое сопровождение.