Минут через пять, отогнав машину в сторону и поковырявшись с заедающим замком, вошел в отдел и Мороз.
«Купцы» пока не появились. Но в коридорах царило особое, несколько шаловливое оживление. И явно не в связи с поимкой легендарного Воротило. На стульях у кабинета начальника угрозыска воробушками нахохлились две молоденькие девушки, неподалеку от них сбились в кучку четверо парней. Парни держались с мрачной удалью, среди них то и дело вспыхивал злой, настоянный на матерке гоготок, от которого одна из сидевших – хорошенькая блондинка, ухоженная, будто домашняя болонка, – периодически вздрагивала. Здесь же сновали сотрудники, со значением поглядывая на раскрасневшихся барышень.
– Что за гомон? – поинтересовался, зайдя в дежурную часть, Мороз.
– Так по изнасилованию привезли, – сообщил дежурный и умолк, справедливо полагая, что этим сказано все.
В самом деле раскрытые дела по изнасилованию значились у сотрудников угрозыска среди редких, изысканных забав. Цетром всеобщего притяжения становилась, конечно, сама потерпевшая. А уж если в качестве таковой, как в этот раз, оказывалась молоденькая девушка! О! Тогда в кабинет ведущего допрос следователя под всяческими предлогами просачивались сыскари и с озабоченным видом рассаживались по углам, пряча от несчастной жертвы насилия горящие любознательностью глаза.
На сей раз допрос взял на себя сам начальник районного угро. Пятидесятилетний предпенсионник, как и многие из тех, кто начал с простых оперов, карьеры так и не сделал и дослуживал свой срок в сельском районе в окружении двадцатилетних пацанов, неуважительно именовавших его меж собой дедком.
Как раз когда Мороз подходил к кабинету, один из парней, воровато зыркнув через плечо, шагнул и быстро склонился над девушками – очевидно, подругами жертвы насилия.
– Если вы, шалавы, только попробуете вякнуть… – расслышал Виталий. Блондинка съежилась. Но далее произошло неожиданное. Вторая, укрытая за ней, подскочила и влепила удальцу увесистую оплеуху, от которой того повело в сторону.
– Пшел в стойло, быдло! И вообще – зубы чистить надо, – с демонстративным отвращением она помахала рукой, очищая вкруг себя воздух.
– Да я тебя!.. – стыдясь собственного испуга, парень занес руку для удара, так что отважная девчушка зажмурилась. Но вскинутую руку вместе с туловищем развернуло вокруг оси, и в следующее мгновение от сочного Морозовского пинка под зад он головой вперед влетел в толпу обескураженных приятелей, разметав их по стенам, как кегли.
– А ты молодец, – заходя в кабинет, похвалил Мороз раскрасневшуюся девушку, вскользь заметив, что неправильные черты вспыхнувшего лица смутно ему знакомы.
Тучный начальник угро сидел, оседлав развернутый стул, подле съежившейся субтильной девушки, блеклое, распухшее от слез лицо которой носило явные следы жестоких побоев: вывернутая нижняя губа, покрытая коркой спекшейся крови, заплывший на распухшей правой щеке глаз. Дрожащей рукой она придерживала на плоской груди порванную, лишенную пуговиц блузку.
При виде возникшего Мороза старый оперативник удивленно приподнял бровь, этим же неуловимым движением показав, что рад его видеть.
– Наш куратор из УВД, – успокоил он встревоженную девушку.
– Еле своих разогнал. Лезут как мухи. Совсем девку достали, – пожаловался он Морозу. Предложив ему послушать, вернулся к допросу.
– Значит, ты продолжаешь утверждать, что насильник не успел довести дело до конца и тебя… совершить с тобой половой акт? Так или нет?
– Так, – прошелестело в воздухе.
– Ну, и дура, – внезапно рассердился начальник розыска. – Сейчас отвезем на судмедэкспертизу. И все равно вскроется. Раньше половой жизнью жила?
– У меня жених.
– Да причем тут?!.. Мало ли у кого чего есть? Я русским языком спрашиваю, прежде находилась в интимных отношениях с мужчинами? Ну, мужики у тебя были? Да или нет?… Не слышу!
– Да! – потерянно пробормотала девушка. – Но всего один!
– Один так один. Где один, там и два. Я не священник. Устал я от тебя, Таня. И что все врешь-то? Главное, бессмысленно.. Иди, посиди в коридоре… Да иди, – поняв причину ее колебания, он сам распахнул дверь и громко, в коридор, продолжил. – Не тронет тебя больше никто. А если кто тронет или угрожать попробует, так я им самим матки повыворачиваю!
– Ну, цирк! – начальник розыска даже не дождался, пока за потерпевшей закроется дверь. – Всякого вроде повидал! Но чтоб насильник обличал жертву, – такого еще не доводилось. Короче, лови сюжет: три девицы под окном… Все студентки-первокурсницы. К бабушке в деревню решили прошвырнуться. А там, само собой, на танцы. Потерпевшая поехала с местным трактористом на его мотоцикле покататься. Вот он ее и укатал за селом. Остальные ложиться спать –ее нет. Ночью стук. Открыли. Глядят: «Ужель та самая Татьяна?». Ну, картину примерно видел. Дрожит и мычит. К утру подруги ее раскололи. Одна, чернявенькая, победовей, сбегала вызвала нас. Только пока мы ехали, изнасилование до попытки усохло. Слышал ведь: стоит на своем, как партизанка Лиза Чайкина. Не успел – и все тут. Трусы снять – снял, все порвал, а – воткнуть не успел. Кто-то якобы спугнул.
– Так, может, и впрямь?
– Если бы. Подозреваемый – дебил восемнадцатилетний. У него повестка в армию на руках. А баб не имел! Типа – стеснительный. Мне б такую стеснительность! Дружки, такие же охломоны, подпоили и подбили: «Мол, в армию девкой идти стыдно. Оттрахай одну». Этот вопросы глупые задавать принялся: что, мол, делать, если не захочет? Опять же разъяснили – «набить морду». Самое меж трактористов первое дело. Бабы, они это любят. Завсегда сначала кочевряжатся, а как по рылу получат, тут же зауважают и сами ноги раздвинут. Главное, бить, пока женское начало свое не возьмет». Вот он, хорек, и выполнил установку по полной программе. Давно, признаюсь, так не смеялся.
Он поднял трубку связи с дежурной частью:
– Ну-ка давайте сюда педрилу этого!
– Девка-то, пока мы сюда ехали, и вовсе передумала: ничего, мол, не было. Хорошо – заявление прямо на месте отобрали. Проводим очную ставку, она – в отказ. И вообще чуть ли не сама себя отлупсовала. Этому бы дурачку понять свое счастье и подпеть. Совсем другой поворот. Любой нормальный мужик на его месте так бы и сделал. Так нет, он теперь, видишь ли, перед дружками гордится. Мужчиной стал! Вообще-то, меж нами, девочками, совет ему не не самый плохой дали. Логика в нем есть, – начальник розыска интимно понизил голос. – По себе знаю: дашь затрещину, порыдает и минут через пять – десять шелковой становится. Ну, если совсем тяжелый случай – можно по печени разок-другой. И без следов! Но чтоб так измордовать, это не по-людски!
В коридоре послышались ободряющие выкрики, и в кабинет ввели прыщеватого долговязого парня в вытертой, пропитавшейся соляркой телогрейке.
– Подумал?
– А чо мне? Что было, то и…
– Ты хоть въезжаешь, что тебе вместо армии семь лет корячится? А?
Парень затоптался.
– На нары в самом деле захотел? Не слышу!
– Да не.
– То-то что не. Ну и?..
– Так чего уж теперь, если уеб я ее?
– А вот она говорит – не успел.
– Да чего там не успел? Очень и успел. Еще врет, лярва!
– Спугнули, говорит.
– Так чего спугнули? Это ж когда было-то? Уж когда еб! А так… и пальцем тоже. Неужто не отличу? Я мужик!
– Ты видал идиота?!.. – начальник розыска захлебнулся негодованием. – Да его в дурдом направить следует!
– Чего в дурдом? Не глупей других.
– Значит, подтверждаешь изнасилование?
– Как это? Не! Все по согласию.
– Хорошенькое согласие, после того как ногами отметелил.
– Так и… Это она поначалу кочевряжилась. А потом очень даже и подмахивала. И это… попросила, чтоб в нее не кончал. Если б насильно, неужто попросила?
– Выходит, еще и ублажил?
– А чо? Я так думаю, ей понравилось. Потому, может, и заявление забрать хочет, что за клевету стыдно.
– Действительно, после такого-то удовольствия еще и жаловаться?.. Вот погоди, отыграются на тебе в камере!
Начальник розыска выглянул в коридор, где дожидался помдеж:
– Все! Оформляйте опарыша. А девку везите на экспертизу. И на этом точка. Переходим ко второму действию. Выкладывай, Мороз, с чем приехал. Если опять по сыночку генеральскому, так все уже порешали. Только между нами – похоже, малый на иглу крепко подсел. Так что ждут нашего Тальвинского огромадные хлопоты. Еще вопросы имеешь?
– Имею. Ты вот мне по старой дружбе поведай, у тебя все мальчики на «тачках»? – Ну!
– Я сейчас глянул: перед отделом сплошь иномарки. На какие шиши они все это напокупали? – Не знаю.
– Как это?
– А так. Не мое это дело. По работе я с него спрашиваю. А дальше – частная, извини, жизнь. Кто и где «бабки» забивает – не моя боль. Понял?
– Нет. Сам-то на чем ездишь?
– На чем надо, на том и езжу. Бестактные вопросы задаешь. Это тебе, слава Богу, не прежние года, когда за каждую покупку на партбюро отчитывались. И вообще, пришел по делу – давай делом заниматься.4.
Едва выйдя из кабинета, Мороз нос к носу столкнулся с Вадимом Ханей. Постаревшим, попритухшим, но с той же беззаботной лукавостью на физиономии. Не виделись они пять лет – со дня Ханиного увольнения из милиции.
– Вадька! Ты что – восстановился?
– Поднимай выше! Перед тобой адвокат с трехлетним стажем, – Ханя горделиво выпятил грудь. – Поначалу, когда меня из ментовки выперли, сильно расстраивался. Бумаги какие-то писал на восстановление. Слава Богу, не пошли навстречу. Теперь очень даже доволен. На меня, знаешь, какой спрос? У! Только успевай вертеться. Зато и сам при «бабках», и следопутам жить даю.
– То есть?
– А как же!. Следователь, он же, если не совсем ошпаренный, от обвиняемого «на лапу» напрямую никогда не возьмет. А тут адвокат. Старый дружбан, который не сдаст. А хитрушек, чтоб «бабки» «срубить», сам знаешь, полно. Из-под ареста там освободить, статью поменять, наказание снизить. Всё, как говорится, в наших руках. Обвиняемый меня, само собой, благодарит. А я уж завсегда с кем надо поделюсь. «Подлянки» никому не бросаю. В нашем деле все должно быть по-честному, на доверии.