– И что?
– Ну, и получится тогда по максимуму – превышение пределов необходимой обороны. Из органов, само собой, придется уволить, тут никуда не денешься. Слишком много шуму. Да что для тебя органы! Если договоримся: те, кто служить продолжит, долго будут благосостоянию твоему завидовать. Получаешь условное наказание. Это – гарантия.
– Твоя, что ли?
– Есть и повыше люди. Главное, чтобы интерес к консенсусу был обоюдным. Понимаешь?
– Пока нет. От меня-то что требуется?
– Надо бумаги вернуть.
– Так давай вернем и – дело с концом, – охотно согласился Мороз.
– Правда?!
– Конечно. Только скажи какие. И – с моим удовольствием.
– Выдрючиваешься?! Эту охоту я у тебя быстро отобью. Не хитри со мной, Мороз, – Муслин погрозил пальцем. – Сам знаешь, какие. Те, что от Добрыни получил.
– Если б получил что, все у вас бы давно было. Вы ж меня всего обшарили.
– Правильно. Только и он не дурак был, при себе держать. А вот где – наверняка сказал!
– С чего бы?
– А с того, что родич! А потом, если б не сказал, на кой ляд ему тогда было явку тебе писать?..Ой!
Несмотря на боль в груди, Мороз резко выбросил руку, сдавив бицепс незванного визитера.
– Стало быть, нашли явку?!
– Не знаю ничего. Пусти же, черт! – Муслин рывком высвободился. Морщась от боли, отскочил, потираясь. – Ничего! Я тебе докажу, что на силу всегда другая сила найдется. Здесь при изоляторе пара спецзэков сидит. Очень даже умелые уговорщики. Как бы тебе с ними в камере не оказаться! Так что?!
– А ничего. Не о чем мне с тобой, холуй, говорить.
– Во даже как! Ну что ж, за холуя отдельно ответишь. А бумаги сдашь. Сдашь! Когда шкурой своей дубленой ощутишь, что колония для тебя – рай недосягаемый. Взвоешь. Приползешь. А я соглашусь. Только условия тогда другие будут. Не понимаешь по-человечески. Так я тебя утрамбую! Мы тут, кстати, у тебя в квартире с обыском были. – Да? И много нашли?
– А это как посмотреть. Девочка там сидела, как царевна в тереме. Все горевала, куда же это дорогой её Виталик сбежал. Как бы ей по твоей вине совсем плохо не стало.
Муслин быстро отбежал к двери.
– Что зыркаешь? Волк! Отзыркался! Теперь даже не свобода на кону. Жизнь твоя!– И твоя.
– Что?!
– Знаешь, почему я выживу? Очень к тебе вернуться хочется. И к хозяевам твоим. До зуда хочу. Веришь?
– Верю. Потому и не выживешь.
16.
В августе того же, 1996 года поздним вечером в уютном холле губернского банка расположились трое. Один с потемневшим лицом нервно перелистывал разложенные перед ним материалы. Двое других, мужчина и женщина, были, казалось, всецело увлечены изучением рекламных проспектов. Однако быстрые взгляды, которыми они изредка, скорее даже против воли, обменивались, выдавали крайнее напряжение.
Наконец начальник УВД Андрей Иванович Тальвинский оттолкнул от себя газетные вырезки. С ненавистью скосился на тома уголовного дела с отметками судебного архива.
– Кто все это организовал? Ты? – неприязненно обратился он к отмалчивающемуся в угловом кресле Муслину.
– Он только выполнил свою работу, – сочла своевременным вмешаться Панина. – Пойми, Андрей Иванович, как бы плохо ты о нас ни думал, но есть факт. Мороз за нашей…за твоей спиной поддерживал негласные контакты со своим родственником. И взят он был при попытке организовать бегство Добрякова. Хорошо еще, что удалось предотвратить.
– Откуда это известно? Мороз и – организация бегства преступника! И кто это там собирался арестовывать Добрыню? Будяковское бычье? Кому вы тут мозги вправляете?
Тальвинский обвел обоих тяжелым недобрым взглядом.
– Да, вижу: Мороз оказался вместе с Добряковым. Но где хоть одно доказательство, что он и прежде был с ним связан, а не вышел на него, чтобы задержать? Я знаю Виталика Мороза! Предать он не способен органически.
– Должно быть, потому там и оказался, – не отрываясь от чтения, предположил Муслин. – На каком-то этапе просто определился, что богатый родственник Добрыня ему ближе, чем разваливающаяся система. Как волка ни корми…
– Полагаю, Муслин, что нам отныне не сработаться, – процедил Тальвинский.
– Как скажете, Андрей Иванович, – замнач УВД поднялся, вытащил из папочки приготовленный рапорт об увольнении, положил перед шефом и вышел, коротко кивнув ему и разрешающе прикрывшей глаза Паниной.
– Я его к себе забираю – вицепрезидентом, – пояснила Панина.
– Так заслужил!
– И даже больше, чем ты думаешь. В какой степени Мороз на самом деле виноват, то не мое дело. Для этого есть суд. Он все вердикты и раздал. А вот то, что Добрыня перед смертью передал твоему любимцу материалы, компрометирующие Кравца, – об этом мы получили информацию достоверную. И если б Мороз не оказался так удачно изолирован, сейчас бы и тесть твой не стал губернатором. Да и нам бы с тобой схудилось. Так-то. Хочу, кстати, напомнить, Андрей Иванович, что губернатор поручил мне срочно привести тебя к нему в администрацию. Нехорошо так к родственникам относиться. Второй день как вернулся, и до сих пор с тестем повидаться не удосужился. А нам одно общее дело делать. Область-то, Андрюшенька, теперь под нами. Большие многобюджетные дела начинаем… Да, кстати, держи.
Панина с небрежностью кинула перед колеблющимся Тальвинским несколько заполненных бланков.
– Что это? – брезгливо оттолкнул он их от себя.
– Копия твоего банковского договора и выписка со счета.
– Какого еще?!.. Семьдесят тысяч долларов?!
– Это в связи с твоим Костиком.
– Ты ж говорила, что все технические вопросы решишь сама.
– Я и решила. Видишь ли, по правилам консервативных британцев, чтобы ребенок учился у них, нужно подтверждение благосостояния родителей – не меньше двадцати тысяч фунтов стерлингов на счете. Пришлось открыть. Ну, не на твою же бывшую было такие деньги оформлять. А потом – провели несколько удачных операций. Вот и – пополнилось.
– Как это называется, погоди? – Андрей припоминающе прикрыл глаза. – Подцепить на крючок? Так, кажется?
– Брось, Андрюша, мне голову морочить. Во-первых, ты с этого счета ничего не брал. Так что хочешь – порви и забудь.
– Ну да. И мой сын не учится в Англии.
– Во-вторых, счет этот, чтоб ты не дергался, из числа наисекретнейших. Доступ к нему имеют один-двое из самых надежных. А, в-третьих, – Панина вздохнула, – надоел ты мне, Тальвинский, если по правде, хуже любого Мороза и Добрыни, вместе взятых. Ну, чего ты выеживаешься? Ты вот со своими коллегами – начальниками УВД регионов общаешься? Говорили они тебе, какие «бабки» имеют?
– Такие разговоры не приняты.
– Это точно. И без того все ясно. Ну, а о домах, квартирах, машинах, о бабах, наконец! Об этом вы говорили?.. Небось, у всех джипы да коттеджи. А тебе, наивняку, и невдомек, откуда все. Так, что ли?
– Ну, положим.
– А не хрен тут класть! Все имеет рыночную цену. И цены эти известны. Твоя, например, должностенка идет на уровне с начальником таможенного управления и стоит где-то в районе двухсот пятидесяти тысяч баксов.
– Положим, от трехсот.
– То есть приценивался?
– Ориентировался.
– И правильно. Так вот тогда я тебя, счетовод, спрашиваю: если столько платят, чтоб должность занять, то сколько с нее имеют?
Она покачала удрученно головой, нетерпеливо глянула на старинные часы:
– Ну, все. Довольно рефлексий, генерал. Поднимайся живо. И без того с полчаса заставляем губернатора ждать. А ему еще в Москву сегодня лететь. Да хватит же, говорю! Мужик ты или нет? Сейчас не девяносто первый, Андрюша. А девяносто шестой! Можно, конечно, до конца жизни целочкой прикидываться. А можно – и нужно – жить так, как живут все нормальные люди вокруг тебя. Иначе, извини, – не поймут!
( конец третьей части).
ГОД 2001, февраль(окончание). Зачеркнутому – верить.
– И все-таки ты везунчик: такую жену отхватил, – Тальвинский приподнял стаканчик, салютуя Виталию, и с удовольствием сделал крупный глоток.
Неожиданный маневр подействовал безотказно: жесткие черты Мороза сами собой разгладились.
– Это и впрямь нечто, – охотно подтвердил он. – Представляешь, она ведь, оказывается, последние шмотки продала, чтоб адвоката нанять. А после приговора прорвалась – буду, мол, ждать. Ну, насчет ждать, тут я, как понимаешь, иллюзий не испытывал, – чего не ляпнешь в запале. И вдруг в конце девяносто шестого заявляется на зону и требует срочно нас расписать, поскольку-де от меня беременна. По-моему, все так опешили, что никто не удосужился элементарно подсчитать. Маленькая авантюристка. В лице Мороза проступило растроганное выражение.
– Все знаю. Девочке поначалу действительно здорово досталось. И из квартиры твоей выгнать хотели. Да и на саму крепко насели. Думали, знает что-то. Хорошо – я вовремя вернулся. Хоть здесь вовремя.
– Хоть здесь, – эхом повторил Мороз. – Ты не думай: за Марюську, что под опеку взял, я тебе благодарен. Может, потому и пришел.
– Да и ты, Виташа, можешь верить или нет. Но ждал я тебя. Потому что сохранить хочу. И для начала – помочь адаптироваться. Хочешь по старой линии вернуться?
– В ментовку?! Упаси Господь.
– Ну, это после пяти лет заключения и мне не пробить. А частное сыскное бюро – это бы твое. Дел поначалу подброшу. Кражи, угоны – обычная уголовка, без всякой политики. А там – развернешься. Клиентура пойдет. Заодно и моих поучишь. Совсем никакие стали, – он заново огорчился. – Так как?
Вопрос был вымученным, можно сказать, лишним. Просто все это время генерал ждал реакции собеседника. Но – не дождался.
– М-да. Отвык я что-то на зоне от многословия, – мотнул головой Мороз. – За предложение, как говорится… И прочая. Я и сам о том подумывал. Другого не умею. Только сначала от занозы избавлюсь.
– Тогда начинай, – генерал отер рот салфеткой, твердо посмотрел на собеседника. – Ведь не о прежних проказах повспоминать ты в это купе заскочил.
Мороз словно колебался.