Долго ждал майор сигнал о появлении в селах подозрительных. Уже начал было сожалеть, что придал широкой огласке замыслы милиции. Но такой сигнал все же поступил. Привезла его в район доярка из села Грушовки. Низкая, толстая, повязанная белым платком, несмело зашла она в кабинет начальника милиции.
— Старший животновод велел передать, что были в селе чужие люди…
— Подробней расскажите!
— Были чужие люди, так велел передать животновод. Вот и все.
— Какие они, где были, к кому заходили?
— Проездом они. Грузовик остановился, спросили дорогу на Боглеевку.
— А почему остановились у фермы? Что, людей больше нигде не было?
— Были, как же! У сельпо были люди…
— Какая марка машины?
— Грузовая, грязная такая, наверное, издалека.
— А номер?
— Про номер животновод ничего не говорил.
— А вы видели машину?
— Как же, видела, водой их напоила. У нас же рядом с фермой колодец. Вы ж были у нас, знаете…
— Знаю. Спасибо вам за такие вести.
Майор пожал колхознице руку, убедившись, что больше она ему ничего интересного не скажет. Тех деталей, которые нужны для сопоставления и анализа, в ее сообщении не было. И все же сигнал надо было проверить. «Они спрашивали Боглеевку, значит, их там видели», — подумал майор, снимая трубку телефона. Но в Боглеевке никто ничего не знал о приезде автомашины.
— Никаких чужих машин в селе не появлялось, — решительно ответил председатель колхоза.
Это уже была ниточка, за которую и ухватился майор. «Автомашина не проездом появилась в Грушовке, а специально, для изучения», — решил он. Поэтому и направил сотрудников сделать засаду и ждать появления свинокрадов. Послал сотрудников, а теперь сам мучился неизвестностью, сожалел, что не поехал с ними.
По оконным стеклам кабинета скользнул пучок яркого света, послышался рокот мотора. Майор бросился к окну. «Кажется, едут», — промелькнула мысль. У самого окна на большой скорости промелькнул мотоцикл, круто повернул во двор и заглох.
Через несколько секунд дверь распахнулась, в кабинет вбежал Кравченко. Майор еще не видел таким своего подчиненного. Глаза налились кровью и, казалось, потеряли способность мигать, рука, взятая под козырек, дрожала:
— Капитан убит!
— Где, когда? — Майор сделал шаг к лейтенанту. — Как же так, убит? А ты жив, почему бросил его?
Лейтенант, опуская правую руку, задел ладонью кобуру на своем боку и, как бы встрепенувшись, не сказал, а простонал:
— Пистолет, у меня же есть пистолет, как же это я… — Он резко повернулся и побежал, уже на улице крикнул: — Убит в селе у колхозного пруда, над дорогой!
Майор выбежал во двор за ним.
— Подожди же ты, ненормальный!
Но Кравченко уже успел завести мотоцикл и скрылся за воротами.
Выбежал во двор и дежурный.
— Товарищ майор, операция «свинокрады» успешно завершена. Преступники задержаны. Иванов и Федорчук везут их…
— Молодцы ребята! Водвори воров в камеру, завтра разберусь. Позвони прокурору, судмедэксперту и криминалистам, пусть догоняют меня. Я уехал следом за Кравченко. Буду на трассе у пруда.
Только темная ночь была свидетелем того, с какой скоростью мчал по дороге мотоцикл. Лейтенант совершенно забыл о своей безопасности. Он не замечал предельной нагрузки мотора, при которой уже невозможно остановить мотоцикл, если бы возникло препятствие на дороге. Он весь был устремлен только вперед, к тому трагическому месту, где оставил без помощи своего друга. «Как же я мог забыть о своем пистолете, почему же не бросился я на помощь капитану! — От таких мыслей холодело в груди. — Лучше бы я оказался на месте капитана, чем прослыть трусом…»
Потянуло запахом болота. Справа заблестело зеркало воды. Кравченко повернул влево, затормозил мотоцикл. С обнаженным пистолетом он бросился к домику, к которому всегда так тянуло капитана. Теперь Кравченко был готов к схватке с любым преступником. Но нигде никого не было. Кравченко бежал туда, откуда еще недавно слышал голос капитана, звавший на помощь. И вдруг на его пути обозначилось что-то темное. Он остановился и медленно опустился на колени. Это лежал капитан. По тому, как были разбросаны его руки, как беспомощно уткнулось его лицо в песок, Кравченко понял: капитан мертв. Он перевернул его на спину. На груди ощутил что-то мокрое и липкое…
Пришли машины оперативной группы, осветили его фарами. У трупа склонились судмедэксперты, криминалисты, а Кравченко так и стоял на коленях, пока начальник райотдела не взял у него из руки пистолет, поставил на предохранитель, сунул ему в кобуру, сказал:
— Пойди сядь в автомашину…
Вернулся Харченко в райотдел на рассвете. Вернулся не один, привез и водворил в камеру Василину Федун. Все так складывалось, что она должна была знать убийцу капитана. Выстрел в него произведен в 10 метрах от крыльца ее дома. На сыром песке у самого дома отчетливо просматривался след убийцы. Узор подошвы давал основание думать, что обут был преступник в мягкую обувь, во что-то вроде спортивных кед или тапочек. Он бежал от дома через дорогу к пруду, где лежал его велосипед. На сизом оттенке росы, осевшей на зеленой траве, отчетливо отпечатались колеса, рама. Дальше потянулась темная ленточка примятой колесами травы, пока велосипед не выехал на шоссе.
Был сделан вывод, что преступник специально поджидал капитана во дворе, а возможно даже находился у Василины. Что же касается мотивов убийства, то они были ясны: совершил преступление соперник, его, безусловно, должна знать Василина.
Харченко вел с ней разговор в ее доме. Она рассказала:
— На кухне я ждала Фролова и видела, как промелькнула тень человека под лампочкой магазина, а затем и под моим окном. Слышала и выстрел. Когда подбежала к окну в другой комнате, то увидела только, как человек медленно опускался на колени и затем упал лицом вниз. Я поняла, что это был Фролов. Кто стрелял, я не знаю…
Больше ничего не могла показать Василина. Вся она тряслась, как в лихорадке, отводила глаза в сторону и ногой подсунула что-то под стул. Это заметил майор и проверил. Оказалось, это окурок папиросы. На полу были подняты и две обгоревшие спички. А на столе накрытая рушником стояла надпитая бутылка водки, один стакан и рядом, на тарелке, нарезанный соленый огурец и кусок сала.
— Значит, у вас кто-то был? — спросил Василину майор.
Ее объяснение было неубедительно и вызвало еще большее подозрение.
Да и обстоятельства убийства капитана у самого дома Василины были не в ее пользу. Капитан не ожидал нападения. Даже кобура его пистолета была застегнута. Значит, преступник появился внезапно, возможно, поджидал его здесь. А точнее, человек, вхожий в этот дом, мог оказаться здесь ночью. Таким человеком мог быть прежде всего любовник Василины. Поэтому майор и задержал Василину, водворил ее в камеру.
В кабинете майора ждали. Федорчук сидел, откинувшись на диване, с болезненной гримасой на продолговатом лице, прижимал рукой левый бок. Когда вошел Харченко, он ровно сел, но не поднялся. Доложил за обоих Иванов:
— Задержали. Обошлось ничего, но могло быть хуже, — кивнул головой на Федорчука.
— Ты ранен? — Харченко присел рядом на диван.
— Ножом, падлюка, тесанул. Думаю, задержу, а он с ножом. Хорошо, что я отскочил. Мог бы в живот, настоящая финка.
— Не финка, а нож, что кабанов колют, — поправил Иванов.
— Ну, нож, такой полуметровый. Отскочил я от него, боль в боку страшная, вскинул автомат и… выстрелил под ноги, приказал лечь. Хотя и бандит, но человек же! — закончил Федорчук.
— Ишь ты какой деликатный! Эта деликатность могла тебе жизни стоить. Надо в больницу, наверное, — сказал Харченко.
— Перевязку сделали.
— Ну, докладывай!
— Товарищ майор, сначала расскажите, что же случилось с Фроловым, — перебил Иванов.
— Убили Фролова. Напасть какая-то! Сколько спокойно жили — и сразу на тебе: Фролов мертв, а Федорчуку бок продырявили, — Харченко поднялся, зашагал по кабинету. — О Фролове потом. Его уже не вернешь. Докладывайте о своих свинокрадах!
В окна уже просеивался рассвет. Небо прояснилось, звезды потускнели, поблекла и лампочка на столбе во дворе. Приближалось утро.
Иванов заговорил:
— В засаде ждали появления. После двух часов ночи появились двое — и сразу к двери. Один стал ломиком срывать запоры, другой палкой доставал лампочку, пытался ее разбить. Мы с Федорчуком к ним: «Стой!» Один остался на месте, другой убежал. За ним погнался Федорчук. Старик вилы к груди задержанного, а он взмолился: «Братцы, сдаюсь, простите!» Из темноты слышу: «Ой!..» И очередь из автомата… Приказал старику сторожить задержанного, а сам бросился на помощь Федорчуку. Прибегаю, а они оба лежат. Федорчук держится за бок, наставил на неизвестного автомат, тот уткнул лицо в землю, вытянул руки. Вот так и задержали. Привезли на их автомашине, оставили они ее на окраине села. Один, тот, что у дверей задержан, оказался нашим старым знакомым, конокрадом из Петровки. Мы его лет пять назад за кражу лошадей под суд отдали. Отсидел четыре года — и вот на свиньях попался. Другой — молодой шофер из города. Краденых свиней они резали, мясо продавали на рынке в городе. Все рассказывают…
— Доложите прокурору, оформите их арест и передайте дело следователю. Сами переключайтесь на расследование убийства автоинспектора. Федорчука отвезти в больницу.
«За что же, люди добрые, в чем же я виновата?» — простонала Василина. Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась, села на холодный деревянный пол. Только теперь, переступив порог камеры, Василина по-настоящему поняла безвыходность своего положения. Дома, когда ее допрашивали, когда объявили о задержании, даже в машине по дороге в милицию у нее теплилось в сознании: авось разберутся, домой отпустят.
Но ничего этого не случилось. За ее спиной громыхнул ржавый железный засов, она вздрогнула. Постепенно глаза ее привыкли к темноте. В трех шагах от себя она разглядела дощаные нары, у самого потолка маленькое окошко. Её окружали серые стены. Она прилегла на нары. «При чем же здесь я? Ведь мне тоже больно за гибель любимого человека!»