нул: «И слава богу! Я чувствовал, что она притворилась мертвой, но бить уже больше не мог…» У него из сумки изъяли окровавленный молоток.
— Материалы его допроса когда будут у нас?
— Уже посланы самолетом со спецконвоем. К вечеру привезут и задержанного, и все документы.
— Покажите его мне. А сейчас я хочу принять участие в допросе Иванкова.
Через час в кабинет ввели седоволосого жилистого человека. Достаточно было объявить ему, что он задержан за попытку убить жену, как Иванков побледнел, ноги его задрожали.
— Многие вас знают как Иванкова. Расскажите, кто вы на самом деле?
Ответ последовал не сразу. Худое выхоленное лицо передернулось, глаза изучающе смотрели то на полковника, то на майора Пархомчука. Оба они сидели за длинным полированным столом, с другой стороны горбился задержанный. Его худые морщинистые руки лежали на коленях, на шее выступили багровые пятна.
— Говорите. Брата вашего мы тоже арестовали. Так что молчание бесполезно, — сказал Буланенков.
— А я и не собираюсь выпутываться. Вижу, бесполезно, — проговорил и снова замолчал, схватился рукой за горло, видно, горький ком мешал ему говорить.
— Пожалуйста, вот стакан с водой. — Буланенков подвинул ему воду.
— Я на самом деле Бирюнов Иван Афанасьевич, — сказал он, не посмотрев даже на воду.
— Расскажите, как стали Иванковым?
— Долгая это история.
— Начинайте, что называется, с начала!
— Тогда слушайте, — сказал задержанный, плотнее усаживаясь на стуле. — Отец мой умер сразу же после гражданской. У матери было много детей. Учиться я не мог. Пошел на заработки. Пас скот у богатых людей, а потом работал в колхозе. В 1934 году, когда мне уже было семнадцать, поехав в Лесное, чтобы поступить на работу и, возможно, учиться. Жил я в Лесном у своей сестры и зятя. Но не суждено мне было пойти на работу. Встретил друзей, которые втянули в неприятную историю.
— Какую же?
— Сначала пригласили выпить. Первый раз я познал вкус спиртного. Жизнь, до этого тяжелая и сложная, вдруг показалась лучше и веселей. В этой пьяной компании забыл я все свои невзгоды. Мне казалось, что эти парни, напоившие меня водкой, понимают цель жизни и берут от нее все то хорошее, что она может дать. А самым хорошим в жизни мне тогда казалась вкусная еда и веселая компания. Я и фамилий-то этих парней не знал. Звали их: одного, такого рыжего, веснушчатого, Сенькой; мордастого, толстого, губастого, с носом, похожим на картошку, и облезшей от лишая головой, Генкой. Этот Генка после очередной выпивки сказал мне: «Ну, так вот, Афанасьевич, сегодня будет твое первое крещение. Посмотрим, какой ты герой». Он ударил меня в грудь, и я упал. «Для начала поставим тебя на шухере. Только смотри, сдрейфишь, мокрое место из тебя сделаю. Понял? Думаешь, зря тебя поить будем?» Я поднялся, еще споткнулся и оказался в объятиях Сеньки. Тот толкнул меня так, что я снова упал. При этом он сказал: «Не дыши на меня буфетом». Так, накормили они меня, напоили да еще и побили. А когда я стал возмущаться, Генка сказал: «Ничего, это мы проверяем тебя. За все нам отработаешь, понял!»
На «дело» шли поздно вечером. Дул сырой, пронизывающий ветер. Я ежился, в голове кружилось, ноги переступали неуверенно. Сенька говорил, что, наверное, без мокрой работы не обойдемся. В квартире есть золото и много денег.
Подошли к одному дому с садиком, обнесенным забором, на окраине города. Меня поставили у калитки, приказали подать сигнал, если кто появится, а сами пошли во двор. Я слышал разговор. Видно, хозяин дома был им знаком, потому что открыл дверь. Потом я слышал стук, выстрел и крик. Мне стало страшно, и я ждал, когда это все кончится. Но в это время откуда-то появилась милиция. Я спрятался в куст сирени у забора, меня не заметили и направились прямо в дом. В доме сразу открылась стрельба. А я испугался и убежал в сторону огородов. Там, в кустах, переночевал, а утром пошел к тому злосчастному дому. Там оказалось много народу, и из разговоров я узнал, что ночью убиты мужчина, женщина и их дочь. Также узнал, что в перестрелке убит один грабитель, а другого задержали. Думаю, раз схватили одного, значит, и на меня покажет. И я решил бежать в Харьков, где жила моя тетка с сыном.
Перед отъездом заглянул на Сухаревский рынок. У киоска познакомился с молодым парнем, который брал водку. Разговорились. Выпили за киоском и познакомились. Фамилия его Иванков, такой же, как и я, почти безродный. У меня мелькнула мысль завладеть его паспортом. Я знал, что меня разыскивают, и паспорт на чужую фамилию мне был очень нужен. Хотел споить его и вытащить паспорт, но не удалось. Поэтому пригласил его в Керчь, обманув, что там хорошие заработки. Договорились о встрече в Керчи, а сам уехал в Харьков. Тетка жила на Сумской, я не решился идти к ней, зная, что меня могут разыскивать и устроить засаду, чтобы меня схватить. Я сидел в сквере и наблюдал за домом, ожидая, пока выйдет Вовка, сын тетки, чтобы встретиться с ним в городе. Сидел так до вечера и все же дождался. Вовка вышел, и я ему рассказал о своем положении. Он отвез меня к своим знакомым на станцию Лосеве. Там я переночевал, тетка прислала денег, и я уехал в Керчь, как мы с Иванковым условились…
Слушая эту исповедь, полковник изучающе посматривал на задержанного. Неожиданно он сказал:
— Нехорошо, вы говорите неправду!
Преступник удивленно посмотрел на полковника, видимо соображая, что ответить.
— Нет, я говорю правду.
— Но какая же это правда? Посудите сами: вы приехали в Харьков, проявили такую осторожность, не пошли даже на квартиру к тетке. Значит, вас уже обучили раньше этой элементарной мере предосторожности. А из этого вытекает многое: во-первых, сомнительно, что вас с первой же встречи в Лесном дружки пригласили «на дело». Конечно же, вы до этого с ними давно были знакомы! Во-вторых, нельзя поверить, что ваша роль в убийстве и ограблении семьи ограничивалась только стоянием на «шухере». Неверно и то, что вы ушли с места происшествия, не узнав судьбы своих соучастников. Это не вяжется с законами преступного мира. Вы не могли их оставить, даже если это вам угрожало быть убитым!
Лицо Иванкова скривилось в неприятной гримасе. Он с минуту сидел в раздумье, потом удивленно посмотрел на полковника. Полковник заметил минутную растерянность преступника. В нем явно боролись два чувства: стремление не выдать личных тайн и тем самым уйти от ответственности и одновременно боязнь запутаться на следствии и быть разоблаченным во лжи, что является отягощающим вину обстоятельством.
Буланенков и построил допрос в расчете на такое двойное положение преступника, которое все равно должно привести его к осознанию бессмысленности запирательства и к чистосердечному признанию. Но задержанный, подумав, сказал:
— Я говорю правду.
Буланенков почувствовал неуверенность в его голосе, но не стал настаивать на своем.
— Хорошо, если не хотите сказать правду, давайте перейдем к керченскому периоду вашей жизни. Расскажите о вашей встрече с Иванковым в Керчи.
И задержанный рассказал о дружбе, неверной и коварной, двух молодых людей почти одинаковой судьбы. Они работали штукатурами и жили в общежитии. Но Бирюнова вечно беспокоил вопрос: найдут ли его? И он, боясь ответственности за совершенное в Лесном преступление, все время думал, как бы получше спрятаться. Хотя он и внес исправление в паспорт, теперь он уже был не Бирюнов, а Бирюновский, все же в паспорте было указано его действительное место рождения и инициалы. Мысль о приобретении другого паспорта не покидала его. А тут выдался удобный случай: Иванков хлопотал о замене паспорта в связи с истечением срока. Он запросил с места рождения метрическую выписку о годе своего рождения, а спустя неделю в его кармане уже лежал новенький паспорт. Этот паспорт и не давал покоя Бирюнову. И он решился завладеть им. Но для этого нужно было убить товарища. Чтобы замести следы задуманного преступления, он уговорил Иванкова рассчитаться в Керчи и выехать на работу в Мариуполь, где «деньгу прямо гребут». Перед отъездом друзья отправились на базар купить что-нибудь на дорогу. А ранним мартовским утром уже шли берегом моря. Дул сырой ветер, под ногами похрустывал ледок. Иванков, вобрав шею в воротник пальто, поеживался, от сырого ветра по телу расползался озноб. Знобило и его друга, но не от холода, а от мысли, что вот сейчас он должен совершить задуманное… Было еще темно. Со стороны моря надвигался рассвет. Когда вышли на пустырь, заросший бурьяном, Бирюнов вытащил из кармана молоток и ударил Иванкова два раза сзади по голове. Забрав документы, для верности еще раз ударил молотком по виску и, убедившись, что Иванков мертв, скрылся.
— Вместо фотографии Иванкова я приклеил свою. С тех пор и живу Иванковым, — сказал задержанный, глубоко вздохнув. — Значит, такова судьба: рано или поздно, а отвечать за преступление придется.
— Да, безусловно. В нашей жизни никогда не бывало, чтобы преступнику удавалось избавиться от ответственности за содеянное преступление. Рано или поздно, а отвечать приходится.
— Что же мне за это будет?
— Об этом рано говорить. Давайте еще выясним некоторые вопросы вашей дальнейшей жизни.
Сейчас Буланенкова интересовал вопрос: почему так быстро, без особого нажима и предъявления улик, преступник признался в убийстве Иванкова? Поэтому он еще задал вопрос:
— Вы всю правду рассказали об убийстве Иванкова?
— Истинную правду. Да у меня и выхода другого нет. Следователь был на родине Иванкова, и там по фотографии тетка Иванкова не признает меня за своего племянника. Так что деваться некуда, говорю правду.
— Значит, вы признаетесь только тогда, когда уже деваться некуда? Тогда придется вам правду рассказать и о преступлении в Лесном.
— Я уже рассказал.
— Я говорю: правду рассказать! Вот дело, которое мы подняли из архива. — Буланенков вынул из стола пожелтевшую от времени папку. — Здесь видно, что вы не только на «шухере» стояли!
Задержанный сделал решительный жест рукой.