— Хорошо, расскажу всю правду. Да! Я был участником убийства в Лесном. Я убивал женщину; когда нагрянула милиция, мне удалось бежать. Сеньку рыжего схватили и присудили к расстрелу. А третьего, губошлепа, убили там же в доме во время перестрелки.
— Значит, вы в той компании были своим человеком?
— Да, мы занимались грабежами длительное время.
— Вот теперь все ясно. Давайте перейдем к изучению вашей жизни после ухода из Керчи.
— А что рассказывать?.. Стал я Иванковым. И уехал в Мариуполь. Поступил работать на завод; учился и работал. Когда закончил седьмой класс вечерней школы, профорганизация рекомендовала меня в техникум. В 1939 году окончил автогенносварочный техникум с отличием. Работал в Киеве, Полтаве. Война застала в Днепропетровске. Затем работал на Урале и на Волге. После освобождения снова вернулся на Украину.
— Когда женились?
— Учась в техникуме, я познакомился с кассиршей. Вскоре она и стала моей женой. Жили хорошо. Перед войной все время ездила со мной, работала бухгалтером. После войны тоже. Детей у нас не было. Мы удочерили девочку из детдома. Кто-то сказал ей, что мы не родные ей, и мы вынуждены были переехать на другую квартиру. Слух о том, что дочь нам не родная, дошел и сюда. Мы поменяли квартиру еще раз.
— Это все понятно и объяснимо. Но как у вас созрела мысль убить жену?
— Я хранил в тайне свое прошлое. Но однажды приехал из Харькова племянник, тот самый, что помогал мне скрыться от розыска. Будучи пьяным, он выболтал жене, кто я на самом деле. Пришлось жене все рассказать. И вот после этого, зная за мной такой серьезный грех, она стала меня прижимать, верховодить, скандалить…
— На какой же почве возникали ссоры?
— Она ревновала меня к другим женщинам. И все угрожала разоблачением…
— Основания для ревности жены, конечно, были?
— А кто из мужчин безгрешен?
— Кто же эти женщины? Ваши сотрудницы?
— Были и сотрудницы, но мало, я с ними почти не общался!
— Значит, решили убить жену, чтобы избавиться от нее и жениться на другой?
— Да.
— А почему не разошлись с ней на законном основании?
— Я предлагал ей, даже обещал платить ползарплаты, но она не соглашалась.
— Платить ей обещали, чтобы она молчала и не выдала вас?
— Да.
— Расскажите о подготовке к убийству жены!
— Она узнала о моих интимных отношениях с одной женщиной.
— Кто эта женщина?
— Я прошу об этом меня не спрашивать.
— Хорошо, это для дела не имеет существенного значения. Но, скажите, причиной убийства было только ваше стремление жениться на другой женщине или есть и другие мотивы?
— Других нет. Она угрожала написать прокурору обо мне, вот я и решил: хана делу.
— «Хана делу» означает убить жену?
— Да.
— Как же вы готовились к убийству?
— Находясь в Лесном, я посетил своего брата, который работает там штукатуром. Попросил его, и он согласился приехать ко мне. Мы все: я, жена, брат — ездили в лес, на полянке играли в карты. Потом он снова приехал к нам. Я сказал жене, что брат прибыл в дом отдыха и попросил с ним встретиться на той полянке, где мы однажды отдыхали вместе. Жена собрала закуску и поехала. Там все это и произошло.
— Вы договаривались встретиться с братом после убийства?
— Да. Но он не пришел к поликлинике в городе, как условились. Я очень волновался. Потом я понял, что дело сделано, и начал звонить в скорую помощь и в милицию, заявляя, что нет жены. Просил помочь найти ее.
— Что вы хотели доказать этими звонками?
— Мне надо было создать видимость беспокойства.
— А почему вы не поехали к месту предполагаемого убийства?
— Я сказал брату, что участником убийства быть не могу.
— Ну вот, кажется, и все вопросы ясны, — сказал Буланенков, и в кабинете воцарилась гнетущая тишина.
Преступник попросил закурить. Затянулся дымом, глубоко вздохнул, казалось, что с его плеч свалился тяжелый груз. После нескольких затяжек спросил:
— Скажите, а она будет жить?
— Да, будет, но останется инвалидом.
Когда увели арестованного, Буланенков сказал майору Пархомчуку:
— Давайте поговорим с братом Иванкова.
В сопровождении конвоира в кабинет вошел худой, среднего роста мужчина. Скулы на его лице обтянуты желтой кожей, глаза ввалились, грудь, прикрытая темной рубашкой, что доска. Учащенное, прерывистое дыхание свидетельствовало, что человек этот болен.
— Вы что, нездоровы? — спросил полковник.
— А разве не видать?
«Так вот почему женщина осталась живой! — подумал полковник. Ей было нанесено шестнадцать ударов молотком, голова превращена в сплошную рану, и все же черепная коробка выдержала. Оказывается, убийца слабосильный, болезненный, потому его удары были слабыми. Женщина, когда почувствовала, что спасения нет, прикинулась убитой, а преступник ушел, думая, что она мертва. Ведь она сознавала, что стоит только издать стон или шевельнуться, как преступник добьет ее. Стремление выжить, жажда жизни и придавали ей силы».
— Зачем же вы убивали невестку? — спросил полковник.
— Брат попросил. Вот я и сделал одолжение ему.
— Хорошее одолжение! — не выдержал конвоир, его глаза пронизывали преступника, и, в нарушение всех правил поведения, он воскликнул: — Товарищ полковник, ведь это же не человек!..
Полковник ничего не сказал.
Дело № 17
Косин протянул руку, чтобы выключить свет, собирался уже домой, но в это время зазвонил телефон. Полковник снял трубку:
— Слушаю вас.
— Горит село Дубово! — услышал испуганный девичий голос.
Косин распорядился направить в Дубово все средства пожаротушения и поехал туда сам.
К его приезду пожар уже был потушен. Люди заливали тлеющие головешки на пепелищах. Сгорели три хаты с надворными постройками, а также домашний скот и птица. Семьи председателя колхоза и двух бригадиров с трудом спаслись.
— Умышленный поджог, — пришел к заключению полковник милиции Косин, осматривая сгоревшие дома. — Переброс огня с одной случайно загоревшейся хаты на другую исключается. Ведь они расположены на большом расстоянии. К тому же ночью стояла тихая, безветренная погода…
Опросили очевидцев. Поскольку время было уже позднее, их оказалось немного: сельский парубок Николай с веснушчатым лицом и вертлявая, словоохотливая Зойка. Они сидели на выгоне и хорошо видели, как вначале появилось зарево, и затем, почти одновременно, ввысь поднялось три языка пламени.
«Значит, строения загорелись одновременно. Какие же общие для трех домов причины могли вызвать одновременное загорание?»
— В жизни не без случайностей, — заметил инспектор Петренко, ходивший следом за Косиным, осматривая остовы сгоревших домов. — Возможно, одновременно загорелись дома от неисправности дымоходов… — На лице Петренко появилась саркастическая улыбка. Он не верил в такое предположение, а сказал так, лишь бы узнать мнение полковника.
— Случайностей в жизни вообще не бывает. Каждая случайность всегда обуславливается.
— Как же, товарищ полковник, не бывает случайностей? А вот мой приятель вчера шел у стены строившегося дома, а сверху случайно упал кирпич, разбил ему голову, и парень вот лежит в больнице.
— То, что упавший кирпич разбил голову именно вашему приятелю, является случайностью. Кирпич мог разбить голову и другому, кто там проходил бы в это время. А вот падение кирпича закономерное. Кирпич упал потому, что плохо лежал.
— Это уже философия.
— Без философии нам с вами не разобраться в причинах пожара. Предположить можно, что в сгоревших трех домах были неисправны дымоходы, а вот такая случайность, что три дома загорелись от неисправности дымоходов одновременно, маловероятна.
— Жена председателя колхоза говорит, что в этот вечер и печку не топила…
— Тем более это подтверждает наш с вами вывод, что одновременное загорание трех домов от дымоходов исключается.
Наступило утро. Взошло солнце, и в глазах Петренко была заметна усталость.
— Пока можно сказать предположительно, — сделал вывод Косин, — совершено преступление.
— Но кем? Никаких следов преступления нет.
— Мы с вами для того и прибыли сюда, чтобы во всем разобраться. — Косин подошел к кусту картофеля и вдруг остановился. Он снял фуражку, почесал затылок, лучи восходящего солнца отражались на его большой лысине. Густые, широкие брови тянулись вверх, на бледном, болезненном лице Петренко заметил удивление.
— Смотри сюда! А это закономерно? — Косин показал пальцем в землю.
— Что? Следы лошади?
— Да, следы лошади. Чего бы это им здесь быть? Огород, растет картофель, и вдруг лошадь ходила.
— Лошадь не подожгла же хаты?
— Вы забываете, Петренко, что на лошади еще и верхом ездят.
Косин и сам в душе сомневался в реальности рождающегося предположения. Однако из внимательного осмотра места происшествия возникла версия — преступник мог совершать поджоги верхом на лошади. Версия эта укрепилась в сознании полковника, когда следы лошади были обнаружены возле всех трех сгоревших хат. «Расстояние между сгоревшими хатами — каких-нибудь десять минут хода нормального человека. А молодые люди, Зоя и Коля, видели появление очагов пламени одновременно в трех местах. Поэтому, — рассуждал Косин, — вполне возможно, что преступник использовал лошадь для быстрого поджога изб. Надо найти ту лошадь, следы которой оставлены вблизи сгоревших строений».
Пожарный инспектор после разговора с полковником о замеченных следах занялся «чисто своим делом»: осматривал пепелища и опрашивал потерпевших хозяев, а два молодых парня в милицейской форме ползали на коленях по огородам и дворам сгоревших домов. Он понимал, что они делают слепки следов лошади.
На склоне холма, за селом, стоит колхозная конюшня. Место для нее выбрано как нельзя лучше. На окраине села раскинулись заливные луга вдоль речки. И выпас, и водопой — все рядом.
Уже который день в той конюшне «ветеринар» из области осматривал копыта всех лошадей. Конюхи немало удивлялись: «И что это за болезнь такая у лошадей появилась?»