А потом мало-помалу устанавливается обычная тихая жизнь, и бывшие варвары потихоньку обживаются и начинают сами водружать собственные монументы, капища и памятные знаки. И что интересно — на тех же самых местах, где раньше всё разломали.
И глядь — прошло каких-нибудь лет сто-двести, а всё в городе по-старому. Ну, почти по-старому. То хазары, то татары, то белые, то красные, то коммунисты, а то демократы. А москвичи всё так же акают, вологодцы окают, в городе Ростове всё те же раки на базаре, а в городе Калининграде от самых неожиданных родителей родятся белокурые гансы и гретхены. И кто кого победил?
Но это, правда, не у всех городов получается. У иного города, Беднодемьяновска например, достаточно сменить название — вот и нет города. Жалко, конечно, но тут уж ничего не поделаешь — характер тоже иметь надо.
Друзья
Проблема уничтожения друзей стоит давно и чрезвычайно остро.
К сожалению, далеко не каждому человеку под силу организовать их публичное гильотинирование или тайный расстрел в подземных казематах (что всегда являлось обязательным эпизодом всякого успешного царствования), так что приходится пользоваться доступными средствами.
А необходимость уничтожения друзей несомненна.
Во-первых, почему-то считается, что друзьям позволено то, что ни в коем случае не позволено остальным людям. Это вообще свойственно отношениям между близкими людьми: при близких можно, нимало не смущаясь, икать, пердеть, чесать где чешется и сморкаться при помощи пальцев; на то они и близкие — поймут, простят и всё стерпят.
Во-вторых, за долгие годы знакомства с нами наши друзья составили о нас самое невыгодное мнение. Это перед неприятелем мы всегда готовы, выбриты, собранны и надменны, только врага мы разим смертельной шуткой, морозим ледяной вежливостью и потрясаем благородством манер. А в кругу друзей мы размягчаемся, расклеиваемся, ноем, развешиваем сопли, напиваемся в хлам и несём полный вздор. Друзья, как бы благожелательно они ни относились к нам поначалу, невольно постепенно меняют своё мнение к худшему. Они начинают разговаривать с нами снисходительно, порой раздражённо, а иной раз и наставительно. Да что там! Лучший друг часто легко пошлёт нас нахуй, а мы, вместо того чтобы расстрелять его на месте, притворимся, что так и надо.
Но нам-то совсем не того надо! Нам ведь надо, чтобы нами восхищались, слушали нас открыв рот и с уважением трясли руку. А что вместо того? Махнут рукой и похлопают по плечу — мол, ничего, не беда, хуже бывает.
Ну и самый тяжёлый случай — это когда какой-то человек с активной жизненной позицией и большим сердцем решит, что его друг вообще ни к чему не пригоден, и начнёт осуществлять руководство его жизнью, — хуже этого вообще ничего не бывает, лучше сразу пойти и записаться в концлагерь.
Так что причин более чем достаточно.
Самый большой опыт уничтожения друзей накоплен разнообразными жёнами. Как правило. молодая жена сразу после брачной процедуры приступает к планомерному уничтожению всех друзей новоприобретённого мужа в целях их замещения своими собственными. Методы тут могут быть самые разные: один друг к ней грязно приставал на кухне, другой распространил порочащие сплетни, третий — пьянь и скотина, ну и так далее.
И методы эти, как правило, очень успешны: ну разве что соберутся бывшие лепшие кореша раз в год тайком где-нибудь в гараже, выпьют по полбанки, повздыхают «а помнишь, Серёга...» да и разойдутся по домам, трусливо нажравшись антиполицая.
Без жены сложнее. Самый, конечно, приятный и выгодный способ — это занять у друга очень много денег. Срабатывает практически всегда, но, к сожалению, далеко не у каждого друга есть очень много денег, чтобы их занять.
Остальные способы сложны и не всегда осуществимы. Например, чтобы по совету покойного певца Высоцкого тянуть парня в горы, необходимо специальное снаряжение, и ещё не факт, что тем самым, который раскис и сник, не окажетесь вы сами.
Так что тут нужно думать — мыслящий человек, как известно, всегда найдёт какой-нибудь выход.
Да! Совершенно забыл сделать важную оговорку: под словом «друг» в данном контексте вовсе не подразумеваются так называемые «друзья», расплодившиеся на наших просторах в последние годы под влиянием либеральных идей.
Электрическая почта
В последнее время люди пишут друг другу очень много писем.
Письма эти ненастоящие, то есть электрические. И таких писем гораздо больше, чем нужно живому человеку.
Это как с искусством фотографии: пока для изготовления фотоснимка нужно было уметь отмерить на аптекарских весах фенидон с гидрохиноном, поташ и буру — фотографий было очень мало, и все они были прекрасные. Ну не станет же человек заниматься таким трудоёмким делом для того, чтобы изобразить какую-нибудь чепуху.
Потом появились готовые смеси: проявитель и закрепитель. Фотографий стало больше, но процесс всё равно оставался слишком трудоёмким: накрываться одеялом, заправлять в бачок плёнку, вращать пимпочку проявочного бачка, потом печатать снимки с помощью увеличителя, думать над временем экспозиции, и в дверь ванной комнаты непрерывно стучат.
И вот тут появились фотосалоны. Нет, это была ещё не катастрофа — катастрофа случилась после изобретения цифровой фотографии. Весь интернет, да что там! — весь мир оказался погребённым под миллиардами мегатонн фотографий.
Вот так и с письмами: вырвать из тетрадки двойной лист, найти пишущую ручку, написать что-нибудь заветное, купить конверт, сложить письмо, заклеить языком, отнести в почтовый ящик — это всё ведь не так просто, и если уж донёс, то там, наверное (нет, наверняка!), что-то очень крайне важное, ну, как минимум для отправителя.
А как работает электрическая почта?
«Привет, — пишет человек откуда-нибудь из Австралии. — Как дела?»
«Да ничего, нормально», — отвечаешь ты ему туда, в Австралию. ,
«Погода как?»
«Да у нас тут зима, холодно, в общем».
«А у нас лето — хорошо!»
«Ну пока».
«Ну пока».
Стали бы мы идти на почту, наклеивать марку (марку! О, марку! — но это, впрочем, отдельная тема), чтобы написать вот эдакую дрянь? Не стали бы.
Помню, однажды в школьные ещё мои годы пришло мне Письмо Счастья, которое нужно было переписать пятнадцать раз и отправить по почте всем знакомым, и тогда всё у меня сбудется. Два дня! Два дня я переписывал это письмо от руки шариковой ручкой, потом отправил, и всё сбылось.
А сейчас можно отправить миллион писем за три минуты. За пять долларов. Миллиард — пять тысяч. Написать Письмо Счастья каждому жителю нашей планеты — двадцать пять тысяч. Денег таких, конечно, нет, но если заведутся, то можно, если сильно захочется.
Я вот так думаю, что во всяком деле должны быть затруднения. А иначе бессмысленно всё очень получается, вот как я думаю.
Жизнь в кастрюле
Учёные утверждают, что жизнь — это форма существования белковых тел.
Я бы с ними поспорил, потому что, например, варёное яйцо — это, безусловно, белковое тело, но при этом совершенно неживое. Но с учёными спорить бесполезно: у них всегда есть что возразить.
А вообще, учёные уже много тысяч лет пытаются изготовить Жизнь из чего-нибудь неживого, но получается у них плохо, то есть совсем ничего не получается.
Методов у них два: механический и химический.
Механисты раньше изготавливали заводных птичек, уточек и человечков. Птички чирикали, уточки крякали, а человечки плясали, но были при этом совершенно дохлые (это понимал любой ребёнок, расковырявший говорящую куклу).
Позже те же самые учёные изобрели компьютер: он тоже поёт, тоже крякает и притворяется живым, но всякий, кто на нём работал, прекрасно понимает, что он тоже дохлый. Да и вообще, что это за живое существо, которое можно уничтожить, просто вылив на него стакан обыкновенной водопроводной воды? Не бывает такой жизни.
Химики же сначала переливали что-то из колбы в колбу, читали заклинания, а потом перешли на молекулярный синтез, но и у них тоже ничего не вышло: вроде бы тот же самый вирус из тех же запчастей, а не включается. Настоящий вирус уже кур ушёл жрать, а этот валяется под микроскопом и хоть бы пошевелился. Единственное, что получается, — это приделать одному настоящему вирусу ноги от другого и посмотреть, что из этого получится. Получается в основном сибирская язва.
Между тем любой совершенно человек может изготовить Жизнь прямо у себя на кухне в обычной кастрюле: достаточно сварить супу погуще (лучше с картошкой) и поставить кастрюлю в тёплое место. Уже через два дня в кастрюле возникнет Жизнь.
Жизнь эту можно, конечно, вылить в унитаз, а можно за ней понаблюдать и побыть таким образом небольшим кастрюльным демиургом. Смотреть, как в кастрюле возникают и гибнут цивилизации, как растут и рушатся города, как брат идёт на брата.
Пока картошки ещё много, Жизнь внутри кастрюли будет довольно мирная, потом одни белковые тела начнут жрать другие белковые тела, а потом уже самих себя. В самом конце процесса в кастрюле останется немного чёрной пыли на стенках: всё — Жизнь закончилась.
Очень назидательно.
Вдумчивый исследователь, пронаблюдав это зарождение и гибель Жизни, должен подпереть подбородок кулаком и задуматься о том, что же следовало предпринять этой кастрюльной Жизни.
Можно было, во-первых, выбраться из кастрюли наружу, то есть в Космос. Например, из той кастрюли, в которой мы все живём, однажды вылетел Гагарин, облетел её вокруг и собрался уже лететь к звёздам (то есть к другим кастрюлям), но внезапно умер. А после него к звёздам уже никто лететь не собирается: летают в небе какие-то аппараты для того, чтобы жители кастрюли могли смотреть телевидение, слушать радиовещание и разговаривать друг с другом по телефону, но это совсем не то.
Во-вторых, можно как-то прогрызть дно кастрюли и утечь по трубам на волю, туда, где картошка никогда не кончается.