Второй мичман, черноволосый, жилистый, чем-то напоминающий жука, кивнул. Матрос, дежуривший по камбузу, подкатил к столику тележку, на которой друг на друге в довольно сложном порядке были расставлены тарелки с горячей едой. Покосившись на Седова, сказал:
— Выбирайте, Петр Викторыч. И вы, Николай Иваныч.
— Было б из чего… — Слепень оглядел тарелки. — Что дают? Гуляш?
— Гуляш. И макароны по-флотски. Гуляш хороший, советую.
— Ладно, возьму гуляш. Коля, тебе что?
— Мне тоже гуляш.
Поставив на стол две тарелки с гуляшом, Слепень посмотрел на Седова:
— Берите, молодой человек. На выбор.
Взяв себе тоже тарелку с гуляшом, Седов принялся за еду.
После того как все три тарелки опустели, Слепень осторожно промокнул рот бумажной салфеткой. Скомкав салфетку и бросив ее в тарелку, спросил:
— Что случилось-то с вами? Говорят, вас обстреляли?
— Обстреляли.
— Как дело-то было?
— Да подошел какой-то катер, будто бы пограничный, оттуда дали команду остановиться для досмотра. Мы отказались.
— Чей катер? Флаг на нем был?
— Флаг был чем-то испачкан. Думаю, нарочно.
— На каком языке они с вами говорили?
— На русском. Применяя болгарские слова. Куторгин покосился:
— Что значит «будто пограничный»? Если катер пограничный, сразу видно, что он пограничный.
— Внешне-то он был как пограничный. Но повели они себя не как пограничники. Наш шкипер сразу это понял.
После некоторой паузы Слепень сказал:
— Шкиперу видней. А вы кем на этой яхте?
— Шкотовым.
— Так вам в палубную команду надо попроситься. У нас. Чтобы делом заняться.
Седов улыбнулся:
— Я бы, чтобы делом заняться, скорей бы к механикам попросился.
— Да? — Слепень переглянулся с Куторгиным. — Вы что, механик?
— В свое время закончил электромеханический факультет питерского высшего инженерно-морского. Ходил вторым[5] на дизель-электроходе «Сестрорецк».
— Коль, слышишь? — Слепень многозначительно посмотрел на соседа.
— Слышу, — отозвался Куторгин.
— Во дела… Мы ведь, Юра, тоже механики.
— Очень приятно. Значит, поймем друг друга.
— Конечно, поймем. Николай вот — старший пом по подсобным двигателям, я — то же самое на главной машине. Так приходите к нам на вахту, серьезно!
— Я бы пришел. Только ведь у вас военный корабль. Кто меня пустит?
— Я поговорю с «дедом»[6]. «Дед» даст добро, лишний человек нам не помешает. Постоите часок у главной машины. А потом, может, и на вахту встанете.
— Хорошо, Петр Викторович. Только скажите когда. Я должен выбрать время, мы ведь тут еще яхту будем ремонтировать.
— Хорошо, я предупрежу заранее..
Допив компот, оба мичмана встали. Слепень спросил:
— Если что, где вас искать?
— В ангаре «26». Там наша яхта стоит на стапеле, я на ней буду жить. Все время.
— Чего так? У нас ведь полно пустых кают.
— Петр Викторович, мне как-то удобней на яхте.
— Живите где хотите, мне все равно. Я к тому, что я как раз сейчас иду к «деду». Значит, если он даст добро, я пошлю кого-нибудь, и этот человек проведет вас в машину. Там спросите меня, я все объясню.
— Хорошо.
Вечером, отстояв вместе с механиками, электриками и дизелистами полуторачасовую вахту у главной машины, Седов понял: своего он пока добился. Никто из команды не будет теперь ошущать, что он здесь чужой.
Из стереосистемы в каюте приглушенно звучала обволакивающая слух мелодия «смуф-джаза». На экране установленного под потолком телевизора разворачивались события боевика, хотя звук был выключен.
Легко пригнувшись над столом, за которым сидели Довгань и Петраков, Лена осторожно ставила перед ними тарелки с закуской. На столе постепенно появлялись осетрина, севрюга, семга, черная икра, маринованные грибы, лобио, сациви. Закончив, спросила:
— Пить что будете, Леонид Петрович?
— Глеб, выпьем водочки? Или по коньячку? По случаю прохода через проливы?
— Лучше водки.
— Тогда, Лен, достань «Смирновской». Только из морозильника, хорошо?
— Конечно, Леонид Петрович.
— И брусничный сок поставь, слышишь?
— Обязательно, Леонид Петрович. — Лена ушла в буфетную. Посмотрев ей вслед, Петраков сказал:
— Как кадр?
Глеб пожал плечами:
— Крепкая девка.
— Может, хочешь пройтись?
— Пройтись?
— Ну да. — Петраков незаметно сделал понятный всем мужчинам жест. — Если хочешь, я не возражаю. Можешь прямо здесь. Поверь, она это делает замечательно.
Довгань усмехнулся:
— Спасибо. Но у меня есть Алла.
— Ну вот, Алла. Алла даже не узнает.
— При чем тут «не узнает»? Пойми, я ни на кого, кроме Аллы, смотреть не хочу. Да и не могу.
— Ладно. Тогда позови Аллу, посидим вчетвером.
— Алла сейчас на яхте. Проверяет вместе с Юрой корпус.
— Ах, ну да, я забыл. Вы же хотите ее отремонтировать.
— Мы должны успеть хоть что-то сделать, корпус подготовить, с винтом что-то решить. Чтобы, когда ты нас высадишь в Лимасоле, сразу встать на ремонт.
Улыбнувшись, Петраков широко развел руками.
— Глеб, я разве тебе не говорил? Насчет Лимасола?
— Насчет Лимасола? Нет. А что?
Лена, подойдя, поставила перед ними покрытую инеем бутылку «Смирновской», графин с брусничным соком. Петраков цокнул языком:
— Вот это я понимаю. — Положил ладонь Лене на талию. — Ленусь, ты пока пойди к себе.
— Как скажете, Леонид Петрович, — Лена совсем не пыталась освободиться от прикосновения его руки.
— Но будь наготове, если что, я тебя вызову.
— Конечно, Леонид Петрович.
— Иди. — Петраков легко хлопнул ее по ягодицам. Лена ушла.
Взяв салфетку, Петраков открыл бутылку, разлил водку по рюмкам. Подняв свою рюмку, сказал:
— Что, будем?
— Будем.
Чокнувшись и выпив, они взялись за закуски. Прожевывая бутерброд с семгой и запивая его брусничным соком, Довгань спросил:
— Ты там что-то хотел сказать насчет Лимасола?
— Что? А-а… — Ложка, которой Петраков намазывал на хлеб икру, на секунду застыла. — Я хотел тебе сказать, что мы в Лимасол не заходим.
— То есть как это не заходите? — Глеб перестал жевать. — Шутишь?
— Никаких шуток. После проливов идем сразу в Красное море.
Помолчав, Глеб отодвинул тарелку.
— Леня… Ты меня подсекаешь под корень. Без ножа режешь.
— Ладно тебе. Давай по второй… — Петраков потянулся было к рюмке друга, но тот прикрыл ее рукой.
— Но почему заход отменен?
— По очень важным причинам.
— И что — ты сразу идешь в Бендер-Аббас?
— Нет, по дороге зайдем в Джибути. А потом в Бендер-Аббас.
— Джибути… — Довгань помолчал. — Это где-то у черта на рогах?
— Почти. В Аравийском море.
— А вода? Горючее?
— Горючим и водой будем заправляться на ходу, — вырвав наконец силой у Довганя пустую рюмку, Петраков налил туда водки. — Утром подойдут танкер и два транспорта, перекачаем воду и солярку. Глеб, да брось в конце концов. Давай. Первая колом, вторая ясным соколом… Да что с тобой? Я что, виноват, что тебя обстреляли и ты получил пробоину? Когда я брал тебя на борт, заход в Лимасол был давно уже отменен. Ты ведь отлично знаешь, зачем мы гоним крейсер в Иран.
— Знаю.
— Да что ты мрачный такой? Ну, пойдешь с нами до Бен-Дер-Аббаса. Ну, потеряешь две недели, ну и что? Земля не перевернется. Пока будем идти, яхту свою отделаешь, как конфетку. Сам знаешь, какие у нас мастерские.
— Пойду с вами до Бендер-Аббаса, а потом?
— А потом я всем вам куплю билеты до Кипра. На «Бритиш эйруэйз». Тебе, Алле и твоему парню. За свой счет, первым классом. Шесть часов — и вы в Никозии.
— А яхта?
— А что яхта? Отправишь ее малой скоростью куда хочешь. Тоже за мой счет.
Встав, Довгань медленно подошел к Петракову. Взяв его за ворот рубахи, поднял со стула. Сказал свистящим шепотом:
— Леня… Я не могу отправить яхту малой скоростью. Никуда. Понимаешь?
— Ну вот… — Петраков осторожно освободил свой воротник от захвата. — Глеб, не психуй. Все хорошо. Садись. Ну?
Подождав, пока Довгань сядет, сказал:
— Не можешь, не надо. Ты только успокойся. Чем тебе плохо дойти до Бендер-Аббаса? Ты ведь там после всех расчетов навар получишь. От меня. Как мы договорились.
— Навар… Если я сейчас не окажусь с яхтой в Лимасоле, я потеряю больше.
— Интересно, сколько же ты потеряешь? Довгань одним махом выпил рюмку. Усмехнулся:
— «Лимон».
— «Лимон»? — Петраков поднял свою рюмку. Посмотрев ее на свет, опрокинул в рот. Вытащив пальцами из тарелки гриб, с хрустом надкусил. Вытер руки о крахмальную салфетку. — Хорошо. Я тебе обещаю: если в Бендер-Аббасе все будет в порядке, ты получишь «лимон».
— Да? — Довгань налил себе соку. — Посмотрим.
— И смотреть нечего, «лимон» твой. Но в походе ты должен будешь мне помочь.
— Было, когда я тебе не помогал?
— Не было.
— Ладно.
Пока Петраков оценивал достоинства сациви, Довгань мелкими глотками отхлебывал сок. Наконец, поставив стакан на стол, сказал:
— Ты прав. В том, что меня обстреляли, ты не виноват.
— Нет, конечно, — Петраков поднял было вилку, но его отвлек стук в дверь. Отложив вилку, спросил: — Кто там?
Ему никто не ответил.
— Глеб, подожди. Пойду посмотрю, кто балуется. Если не по делу, уши оторву. — Выйдя из гостиной, подошел к входной двери в каюту. Приоткрыв ее, вгляделся в темноту. Спросил негромко: — Кто стучал?
Из неясной тени надстройки вышла Лена.
— Ты? — удивился Петраков. — Я ж тебе сказал…
— Леонид Петрович, я тут ни при чем. Вас хочет видеть капитан третьего ранга Лапик.
— Лапик?
— Да. Он сказал, по очень важному делу.
— Дьявол… Что, он не мог позвонить по телефону?
— Не знаю. Он сказал, чтобы я постучала в вашу каюту и вызвала вас. Обязательно.