— Виталий Иванович, я принимаю ваши претензии. Но встаньте на мое место. Петр Николаевич — член правительства, и в связи с этим я иногда попадаю в ложное положение. То, о чем вы говорите, я заметил давно, и по этому поводу у меня с Петром Николаевичем давно уже возникают постоянные конфликты. Но если он садится в машину жены, отказываясь ехать в своей машине, что, мне хватать его за руку? Вытаскивать?
— Да, вытаскивать! Именно вытаскивать!
— Виталий Иванович, это несерьезно.
— Хорошо, не вытаскивать, но проводить с ним работу.
Уговаривать, убеждать. Висеть на плечах. Вы понимаете, что такое висеть на плечах?
— Виталий Иванович…
— Дмитрий Денисович, повторяю вопрос: вы понимаете, что такое висеть на плечах?
— Понимаю.
— Вот и действуйте таким образом. У остальных какие-нибудь вопросы есть?
Вопросов не было, и руководители правительственной охраны, отпущенные Судебниковым, разошлись по своим местам.
Вице-премьер Петр Николаевич Петраков, высокий человек с лицом, которое при общей костлявости можно было назвать весьма даже привлекательным, в свои пятьдесят шесть лет чувствовал себя достаточно молодым. После того как два года назад у него умерла жена, от которой у него остались двое взрослых детей, он, встретив через год на одном из приемов красивую женщину, которая была моложе его на тридцать лет, влюбился в нее, сделал предложение и женился.
Рабочий день на этаже здания Совета Министров, занимаемом вице-премьером Петраковым, начинался рано. Петр Николаевич имел привычку приезжать в Совмин за полчаса, а то и за час до начала рабочего дня, и четырем помощникам и секретарше, работавшим в приемной вице-премьера, приходилось это учитывать.
В это утро Петраков вошел в свой кабинет в 8.30, за полчаса до официального начала работы. После того как за ним закрылась дверь кабинета, сидевшие в приемной секретарша и четыре помощника переглянулись. Шеф с ними не поздоровался, что означало, что настроение у него в этот день — хуже некуда.
Примерно через десять минут на столе Колесникова, старшего помощника, загудел зуммер. Уже готовый к вызову, Колесников, взяв папку с заранее подготовленными бумагами, встал и прошел в кабинет.
Подойдя к столу, молча положил папку перед Петраковым.
Буркнув что-то, что должно было означать приветствие, Петраков начал просматривать бумаги. Заканчивая разбор, взял один из документов. Перечитав его, посмотрел на Колесникова:
— Запрос иранцев на перенос пункта передачи крейсера «Хаджибей»?
— Совершенно верно, Петр Николаевич.
— Вы знаете, что эта сделка у нас на особом контроле?
— Конечно, Петр Николаевич.
— Тогда почему эта бумага лежит в самом конце?
— Петр Николаевич…
— Подождите. Потом, я смотрю на дату — бумага поступила сюда вчера. Почему вы вчера не дали мне ее на подпись? Что происходит?
— Петр Николаевич, бумага поступила сюда вчера, когда вы уже уехали. Потом, я подумал, эту бумагу лучше всего будет подписать не вам, а Брагину.
— Почему Брагину?
— Формально бумага прислана на имя Брагина. В тот же день, тоже на имя Брагина, поступила радиограмма того же содержания от… — Колесников сделал короткую паузу. — От командования крейсера «Хаджибей». Я подумал, лучше будет, если резолюцию на оба документа наложит Брагин.
Опытный чиновник, Колесников отлично знал, как вести себя с начальством.
— Да? — Петраков еще раз прочитал документ. — А где радиограмма от командования крейсера?
— Здесь, в папке. Вы ее еще не взяли.
Взяв радиограмму, Петраков прочел ее. Помолчав, кивнул:
— Пожалуй.
Колесников ничего не ответил, ожидая, что скажет Петраков.
— Вы связывались с Брагиным?
— Конечно, Петр Николаевич. Он уже наложил положительную резолюцию. Вчерашним числом. Кроме того, нам вчера звонили из Главморштаба, от вице-адмирала Симутенкова. Они получили по поводу крейсера «Хаджибей» такие же документы, как мы. Симутенков уже подписал их. С положительным решением.
— Ага… — Петраков положил документы в папку. Колесников терпеливо ждал, понимая, что одержал победу. — Хорошо, Юрий Борисович. Занимайтесь своими делами. Подзывать меня к телефону прошу только в особо важных случаях. Остальным говорите, что я занят. И попросите Майю Андреевну сделать мне кофе.
— Обязательно, Петр Николаевич, — повернувшись, Колесников вышел из кабинета. Остановился у стола, за которым сидела секретарша. Майя Андреевна, женщина средних лет, безусловно привлекательная, была одета подчеркнуто скромно. Казалось, она нарочно решила сделать все, чтобы ее привлекательность как можно меньше бросалась в глаза. Нарочито сухим голосом Колесников сказал:
— Майя Андреевна, Петр Николаевич попросил кофе.
— Хорошо, сейчас подам, — встав, секретарша прошла в специально оборудованный в соседней с приемной комнате буфет. Выйдя оттуда через пару минут с подносом, на котором стояли кофейник, молочник с молоком, сахарница и чашка, скрылась в кабинете.
Проводив ее взглядом, Колесников сел за свой стол. Увидев, что на него смотрит младший помощник, отвернулся. Однако, когда тот прошептал: «Юрий Борисович, как?», посмотрел в сторону кабинета и незаметно показал большой палец. Это означало, что, на его взгляд, настроение Петракова, безнадежно испорченное с утра, улучшилось.
Проработав до середины дня, Петраков с досадой посмотрел на не вовремя загудевший зуммер. Снял трубку:
— Да?
— Петр Николаевич, вас Екатерина Дмитриевна, — доложила секретарша. — Соединить?
— Конечно. — Подождав, услышал голос жены:
— Петя?
Новую жену, Екатерину Дмитриевну, которая еще год назад была просто Катей, известной московской красавицей, работавшей фотомоделью, Петраков любил по-настоящему. Новая жена была моложе его на тридцать с лишним лет, хорошо сложена, красива, но главное — отлично понимала его и умела подлаживаться под его тяжелый характер. Он это ценил и с течением времени все больше ею очаровывался.
— Да, Катя?
— Слушай, я всегда путаю твои номера. У тебя их столько. Сейчас я позвонила по прямому?
— Нет, Катюша. Но это не имеет значения.
— Имеет, отлично знаю, что имеет. Я знаю, ты любишь, когда я звоню по прямому. Ладно, в следующий раз я буду их помечать. Когда ты сегодня освободишься?
— Не знаю. Хочешь, чтобы я освободился пораньше?
— Конечно. И хочу заехать за тобой. И сама повезти на дачу. Ты хочешь?
Помолчав, Петраков сказал:
— Конечно, хочу. Только…
— Что только?
— Да тут охрана моя все время поднимает крик. Ладно, мы ее обманем. Во сколько ты хочешь, чтобы я освободился?
— Как можно раньше.
— Хорошо, попробую освободиться в полпятого. На обед не пойду, буду работать. Сделаем так: к полпятому въезжай во двор и жди меня у подъезда. Хорошо?
— Хорошо. Ты умница. Я тебя целую.
— Я тебя тоже. — Положив трубку, посмотрел на часы. До половины пятого оставалось три часа с небольшим.
Луи и Рудольф, сидевшие в неприметном черном «Ниссане» в переулке недалеко от здания Совета Министров, молчали. Вчера на этой точке они продежурили около двадцати часов подряд, продежурили впустую, и, судя по всему, сегодня им тоже предстояло просидеть столько же.
Точка была хороша тем, что отсюда свободно просматривался путь, по которому из двора здания Совмина выезжали правительственные и личные машины.
Они сидели в тишине, не было даже музыки. Приемник в машине был выключен, поскольку в раковину правого уха каждого был воткнут крохотный наушник. За все время их дежурства в наушниках, настроенных на особую частоту, не раздалось ни звука.
Внезапно оба напряглись — шуршание эфира нарушил голос:
— Луи?
— Да, я, — ответил Луи, узнавший голос Чала. — Что там?
— Они только что разговаривали.
Под словом «они» подразумевались Петраков и его жена. Переглянувшись с Рудольфом, Луи спросил:
— Так что?
— Наклевывается второй вариант.
Слова «второй вариант» означали, что к себе на дачу Петраков поедет на машине жены.
— Когда наклевывается?
— В полпятого.
— Понял. Ты в точке?
«Точкой» обозначалась оборудованная в машине-автофургоне радиодиспетчерская. — Да.
— Предупреди всех трех. И подготовь малого, пусть малый ведет ее по миллиметру. Когда все сделаешь, доложишь.
— Понял.
В наушниках снова стало тихо. Луи и Рудольф переглянулись. То, что Петраков поедет на машине жены уже на второй день после того, как они поставили в засадах снайперов, можно было считать удачей. Слова «предупреди всех трех» означали, что Чал теперь должен предупредить трех разных снайперов, дежуривших на чердаках высоких зданий на трех разных маршрутах, по которым могла проехать черная «Волга». На этой «Волге» людям Луи удалось незаметно установить миниатюрный радиодатчик. Слова «пусть малый ведет ее по миллиметру» означали: техник-радиопеленгаторщик должен будет, после того как «Волга» выедет из двора здания Совмина, постоянно сообщать маршрут, по которому машина будет передвигаться.
— Луи? — раздалось в наушниках. — Все путем. Я предупредил.
— Хорошо. Связываемся ближе к полпятого.
Услышав в двадцать минут пятого зуммер телефона прямой связи, Петраков снял трубку:
— Алло?
— Петенька, это я. — Он узнал голос жены. — Я звоню из машины. Я уже здесь, у подъезда.
— Ты в машине одна?
— Одна.
— А где охрана?
— Ой, не знаю. По-моему, они ехали за мной. Подожди, сейчас посмотрю… Да, они стоят за мной.
— Ладно, жди, я спускаюсь. — Жду.
Выйдя из кабинета, Петраков хотел было дать указания помощникам, но, увидев стоящего в дверях офицера охраны Елисеева, мощного человека почти двухметрового роста, повернулся к нему:
— Что-то случилось?
— Пока ничего не случилось. Петр Николаевич, вы когда уезжаете с работы?
— Сейчас.
— Вам подать машину?
— Нет. Я поеду на машине жены.
— Петр Николаевич, все-таки лучше вам поехать на своей машине.