— Пусть трудно. Но где он, Лапик?
— Неизвестно. Позавчера, когда мы высадились здесь, его уже не было на борту. Вчера я допросил команду, его между тремя и четырьмя часами ночи, перед самым нашим появлением, видел вахтенный старшина. Лапик отпустил его спать, сказав, что сам подежурит у трапа. И исчез. Все вещи в его каюте на месте, а вот сейф с секретными документами пуст. — Ну и что вы думаете? Куда мог деться Лапик? Он ведь сбежал, это слепому ясно.
— Пока получается, что сбежал. Поскольку спасательных катеров в тот момент на крейсере не было, а из боцманской каптерки исчез понтонный плотик, Лапик, скорее всего, переправился в Чахбехар на этом плотике. Я послал в Чахбехар спецгруппу, им удалось после долгих поисков выловить китель с погонами капитана третьего ранга. Китель наверняка принадлежит Лапику.
— Москву вы запрашивали?
— Запрашивал. Москва отвечает, что он там не появлялся. — Гущин тронул его за плечо. — Юра, не ищи там, где искать бессмысленно. И не думай, что Лашкова убил обязательно Лапик. Может, это сделал и он. А может, и не он. Потом, знаешь, мне иногда уже теперь самому кажется — может, это все не фальшак? И секретное задание в самом деле было?
Седов понимал: сейчас он ничего не может ответить Гущину.
— Ладно. — Гущин вздохнул. — Пока не бери в голову. Не бери.
— Как я могу не брать в голову?
— Не бери, и все. Сколько ты торчал на яхте?
— Почти трое суток.
— Так вкуси плоды цивилизации. Прими душ, переоденься. Как-никак при тебе сейчас, как ты выразился, находится очень-очень хорошая девушка.
— Виктор Александрович…
— Ладно, не обижайся. Но твой выбор я одобряю.
— Виктор Александрович, все очень сложно.
— Запомни: все всегда очень сложно. Вы ведь будете сейчас с ней хоронить Довганя?
— Будем.
— Печальная обязанность. Но сделать это нужно.
— Нужно. Знаете, Довгань ведь был совсем не таким плохим человеком.
— Охотно верю. Особенно исходя из факта, что он нам очень сильно помог — по существу.
— Да. И вообще…
— О «вообще» — хватит. Знаешь, нам с тобой послезавтра придется вылететь в Москву.
— В Москву?
— Да. Я должен как-то отбиться от этой проклятой докладной. А без тебя у меня из этого просто ничего не получится.
Сегодня я закончу дела на крейсере. Из Чахбехара самолеты дальних линий не вылетают, нам придется на нашем вертолете вылететь до Маската. И уже оттуда лететь в Москву.
— Значит, вылетим.
— Тебя что-то смущает?
— Виктор Александрович, только одно: Алла. Честно говоря, мне не хотелось бы…
— Не хотелось бы с ней расставаться. — Да.
— Понимаю. Она вообще сама откуда?
— По словам Довганя, она родилась в Ростове-на-Дону, училась в Московской консерватории. Недавно она говорила, что у нее есть важные дела в Москве. Касающиеся учебы.
— Так прекрасно. Предложи ей полететь в Москву вместе с нами.
— А можно?
— Почему нет. Думаю, у тебя в квартире места для нее хватит?
— Конечно.
— Тогда нет проблем. Я сейчас свяжусь с Маскатом, закажу три места на рейс в Москву. На тебя, себя и Аллу. И послезавтра вылетим. Она ведь не будет против?
— Надеюсь, нет.
— Тогда все. Иди. И готовь вещи.
В открытом море волна стала больше, тем не менее яхта держала ход хорошо. Седов держал штурвал, Алла сидела рядом. Около рулевого поста в брезентовом мешке, уже приготовленный к последнему плаванию, лежал Глеб. Глаза его были закрыты, лицо спокойно, казалось, он спит.
И сам мешок, и весь ют были завалены цветами. Непонятно, где Алла смогла достать в Чахбехаре столько цветов, но венки, букеты, просто охапки роз, гвоздик, хризантем, гладиолусов, лилий, других цветов в корзинах и связках заняли почти всю корму и часть каюты.
Подумал: идти дальше опасно. Обернувшись, посмотрел на Аллу. Она кивнула:
— Пора. Простимся с ним.
Закрепив штурвал, подошел к мешку. Сказал:
— Прощай, Глеб.
— Прощай, — сказала Алла. — Упокой, Господи, твою душу. Она была очень неспокойной.
Они постояли молча.
Алла присела, закрыла лицо Глеба мешком. Закусив губу, завязала края.
Взяв с палубы охапку цветов, встала — и бросила цветы в море. Белые, красные, чайные розы заколыхалась на волнах.
Посмотрела на него:
— Все?
— Да.
Вдвоем они осторожно подняли мешок, бережно опустили за борт. Тело ушло под воду с легким всплеском.
— Надо бросить в море все цветы, — сказала Алла. — Все.
— Бросим.
Они начали сбрасывать в море цветы. Розы, гвоздики, лилии, гладиолусы, ромашки, хризантемы, магнолии, подхваченные волной, некоторое время держались на поверхности. Но как только на них обрушивался мощный гребень, тут же тонули.
Когда все цветы были сброшены, Седов снова сел за штурвал.
После того как они повернули к Чахбехару, Алла вынесла из каюты бутылку водки, банку консервированных огурцов и две рюмки. Сказала:
— Я не очень хорошая верующая. Но мама у меня православная. Помянем Глеба?
— Помянем, конечно.
Разлив по рюмкам водку, поставила на ящик радиопеленгатора уже открытую банку:
— По русскому обычаю полагается закусить. Закусим огурцами. Все же обычай.
— Закусим. Подняла свою рюмку:
— Я скажу, если ты не против?
— Нет.
— Выпьем за упокой души Глеба. Знаешь, мне кажется… Мне кажется…
Подняв рюмку, постояла молча.
— Мне кажется, он был бродягой. Настоящим морским бродягой. Он ничего не боялся. Был по-своему честен. И был способен на большое чувство. А это очень много. Пусть море будет ему пухом!
— Пусть…
Они выпили, не чокаясь, до дна. С хрустом съели по огурцу. Заговорили снова, лишь когда открылся рейд и стоящий на нем «Хаджибей».
— Ты не спрашиваешь, положила ли я деньги Глеба на свой счет?
— А я должен об этом спрашивать?
— Не должен. Но я тебе скажу, что положила.
— Очень хорошо.
— И знаешь, что я еще сделала? — Что?
— Оставила в банке распоряжение, чтобы банк за счет положенных денег отправил «Алку» в Россию. Малой скоростью.
— Да?
— Да. Я уже оформила документы. Ты не возражаешь?
— Нисколько. А куда именно в Россию?
— В Петербург. Ты ведь живешь там?
— Жил. Сейчас я давно уже живу в Москве. Но то, что «Алку» доставят в Петербург, правильно.
— Я тоже так думаю. Я указала в документах сразу двух получателей, тебя и себя. Выписала две квитанции, одну возьмешь ты, одну я.
— Я никакого отношения к «Алке» не имею.
— Имеешь. И потом, распоряжение писала я. Может получиться так, что я не смогу получить «Алку».
— Это почему?
— Юра, старый разговор. Не смогу, и все.
— А со мной в Москву полететь сможешь?
— С тобой в Москву?
— Да. Я хотел предложить тебе полететь вместе со мной в Москву. Послезавтра.
— С тобой в Москву?
— Если ты согласна, мы полетим втроем, ты, я и Виктор Александрович.
— Ну и ну… — Помолчала. — А как мы полетим? Я узнавала, отсюда самолетов в Москву нет.
— Мы вылетим на военном вертолете в Маскат. Это недалеко, в Омане. Час лета. А оттуда полетим в Москву на рейсовом лайнере. Виктор Александрович уже заказал на нас троих билеты. У тебя ведь сейчас нет никаких срочных дел?
— Как раз есть. И, как это ни смешно, именно в Москве.
— Отлично. Сделаешь все свои дела. Значит, я скажу Виктору Александровичу, что ты летишь?
— Говори. Ты ведь сам все сделал так, чтобы мне некуда было деться.
— Алла…
— Я шучу. Конечно, я лечу с вами.
Опустив жетон в телефон-автомат, Лапик набрал номер. Услышав голос Тофика, сказал:
— Тофик, здравствуйте, это Владимир.
— Здравствуйте, Владимир. Можете заходить, все готово.
— Хорошо. Сейчас буду.
Дверь в квартиру Тофика ему, как и в прошлый раз, открыл Джабир. Но Тофик на этот раз стоял рядом. Кивнул:
— Здравствуйте, Владимир. У вас все в порядке?
— Все в порядке.
— Пойдемте в гостиную. Я дам вам билет и объясню, что и как говорить. А Джабир сделает нам кофе. Сделаешь, Джабир?
— Конечно, Тофик-джан.
В гостиной Тофик протянул ему картонку, скрепленную скрепкой с бумажкой:
— Это билет на поезд Тегеран — Москва, вышедший из Тегерана позавчера днем и прибывший в Москву час назад. Билет настоящий, он был использован настоящим пассажиром, иранцем, который, оставив билет проводникам, сошел с поезда и вряд ли когда-нибудь об этом билете вспомнит. На фарси здесь написано, что билет продан в четвертое купе двенадцатого вагона поезда, который пришел сегодня в Москву в 12.10 дня. Купе двухместное, вместе с вами в этом купе ехал очень старый больной человек, иранец, вы с ним практически не разговаривали, не знаете ни его имени, ни кто он. Проводниками в двенадцатом вагоне работает супружеская пара, его зовут Амран, ее — Надия, ему тридцать лет, ей двадцать пять. Они подтвердят, что в этом купе именно в это время ехали вы. На всякий случай Джабир по моей просьбе сделал несколько снимков этого поезда, вагона и купе, вот, держите. — Тофик протянул пачку фотографий и бумажку. — Здесь также фото Амрана и Надии. На бумажке написано все, что я вам сейчас сказал, чтобы вы не забыли. В том числе сколько стоит билет, в каких кассах на вокзале в Тегеране такой билет можно купить и так далее. Какие-нибудь вопросы есть?
— Тофик, большое спасибо. Вопросов нет.
— У вас усталый вид.
— Все еще не могу оправиться от похода.
— Вас подвезти куда-нибудь?
— Нет, спасибо.
Выйдя из квартиры Тофика и спустившись вниз, Лапик остановился. Он-то знал, что его усталый вид объясняется тем, что предыдущие день и ночь он провел на берегу озера Сенеж, закутавшись в купленный в спортивном магазине спальный мешок. Питаться все это время ему приходилось тем, что продавалось в магазине местного сельпо. Конечно, в Москве у него было полно знакомых, у которых он мог переночевать, но он все же решил не подвергать себя лишнему риску.