— Вот и страдай у окна, поняла? Будешь знать, как лезть, куда не просят!
Наконец-то ушла! А то маячила перед глазами минут двадцать, пока я книгу у окна читала. Ну, как сказать читала. Смотрела сквозь страницы, иногда переводя взгляд на окно.
Оно выходило на парадный вход в интернат. Именно отсюда я наблюдала за тем, как забирали детей новоиспеченные родители, или менты, и даже скорая. И не всегда она отвозила их в больницу.
А когда-то отсюда наблюдали и за мной. Шесть раз. Два раза меня забирали опекуны, два раза возвращали, и два раза увозила скорая. Символично, правда? И сейчас я должна покинуть эти стены в третий раз.
Покинуть, и никогда больше не возвращаться…
Я всегда буду его ждать. Буду мечтать, когда же загляну в его глаза. Добрые. Отзывчивые. Когда услышу приятный бархатистый голос. И сейчас, когда решение принимается, когда над нашими головами стоит неизвестность, трудно сидеть на месте, трудно выполнять домашку на неделю. Остается только сидеть на подоконнике и смотреть в это треклятое окно, за которым льет дождь, размывая снег. Скоро весна. Время перемен, так? Хочется на это надеяться.
Олег придет за мной. Обязательно придет. Знаю, что он подал документы на опеку и ждет результаты. Сказал, что сегодня придет.
И знаете, я счастлива. У меня появится человек, с которым могу поделиться всем, что творится в голове, поплакаться в жилетку, вопреки всему. Возрасту, полу, взглядам. Ведь он всегда меня поймет. Всегда! Как когда-то понимал Миша…
Казалось, что он находился в лице художника. Он казался надежным. Наверное, поэтому трясусь сейчас так сильно, словно попала на северный полюс. И не от страха, что моя жизнь может оборваться в один прекрасный день.
От того, что мои мечты разрушатся снова.
Пусть это звучит банально, но я позволяла себе мечтать. Впервые за долгие годы. Мечтать о будущем, о семье, о человеке, который поможет адаптироваться в этом мире.
Колени сковывают воспоминания предыдущих лет. Когда-то давно я так же сидела перед окном с полным рюкзаком и ждала, когда же за мной придут. Лучше бы не делала этого, не лелеяла ложные надежды.
Но с Олегом так не получится. Он всегда держит слово. В любой ситуации. Он никогда не предаст, не даст в обиду.
Никогда…
— Ева, ты тут? — стучится в дверь и заходит. Садится рядом со мной на кровать. Кидает мимолетный взгляд на рюкзак.
А я смотрю только на него. На его аккуратно уложенную светлую шевелюру, на его фигуру в черном костюме. В его глаза. Ведь это зеркало души. Они не могут солгать. И сейчас не лгут, глядя на меня с толикой сожаления. Понимаю все сразу, стоит нам установить зрительный контакт.
— Слушай, тут такое дело…
— Ты сделал все, что смог.
Улыбаюсь ему, точнее приподнимаю уголки губ, надеясь, что моя улыбка не вышла наигранной или того хуже — горькой. Ведь это трудно. Трудно надеть веселую маску на лицо, когда внутри тебя съедают тараканы. По кусочку. Шепча на ухо: «Ты это заслужила!».
— Это не смертельно. Мы ведь можем видеться без опеки. Будем переписываться, созваниваться, гулять по выходным. Ты ведь не исчезнешь, правда?
— Ответь на вопрос, — в мгновение ока Олег становится серьезным. Брови хмурит, глазами цепляется за мои, как коршун. — Тебя подвергли насилию?
Что? Откуда он узнал? Об этом не должно быть написано в деле! Я вырвала листок пару месяцев назад. Он не должен был узнать. Никто не должен был. Даже мои «соратники» не в курсе, почему второй раз меня привезли обратно избитую, с двумя порезами на спине. Откуда?
— Ответь мне, Ева! — настаивает мужчина.
— Тебе какое дело? Насиловал и насиловал. Дальше что?
Неприятные воспоминания кольнули куда-то в область груди. Мясистые, потные руки, которые в итоге сломали правое запястье, лишняя растительность на лице, которая колола лицо и шею. Крики. Мои бессмысленные крики о помощи приемной матери.
Но она так и не услышала…
— Почему ты не рассказала мне?
— А что бы это изменило? — повышаю голос. Неосознанно. Он сам. В смысле голос сам. — Это уже прошло, со мной работал психолог! Я не сумасшедшая, психика в порядке. В чем проблемы?
— Ты разве не боишься меня? Не думаешь, что я поступлю точно так же?
Олег сидит напротив. Не касается меня, не греет заледеневшие руки, как обычно. Смотрит. Ждет ответ. И из моих уст выходит лишь одно правильное слово:
— Нет.
— Почему?
— Ты другой.
Его глаза сразу же теплыми становятся. Дружелюбными. Воздух резко выходит из чуть полных губ, а потом грудь приподнимается, позволяя легким наполниться кислородом. Повторяю эти же действия за ним. Не специально. Просто мне нечем было дышать, но понимаю это не так быстро, как мужчина.
Я боялась, что он отвернется и больше не будет со мной общаться. Что никогда больше не придет. Откажется. Назовет испорченным ребенком. Гнилым плодом. Но этого не происходит.
Олег обхватывает мою руку своими крепкими ладонями. Вены тут же надуваются, красиво разрисовывая кожу сине-зелеными полосами.
— Послушай, у меня не получилось договориться с опекой, но знай, что я не оставлю тебя. Слышишь? Я буду рядом, даже если пройдут года. Осталось немного, мы переживем эти полгода…
— Я верю тебе, — говорю это тут же, как воздух превращает выходить с его чуть полноватых губ. Но рано. Слишком рано.
— И еще. У меня назначена практика в Америке. На несколько месяцев… Не пугайся, — он сильнее сжимает мою ладонь. — Мы будем общаться на расстоянии. Я купил тебе смартфон. Будешь звонить мне, рассказывать о своих делах, а когда выпустишься, я заберу тебя. Обещаю.
Вслушиваюсь в эти слова. С трудом. С подвохом. Его не может тут не быть, согласитесь. Но я верила ему. Верила человеку, который принес сейчас в пакете телефон последней модели. Тот самый, за который меня могут побить и который придется прятать под матрасом, чтобы не стащили. Принес новую порцию лекарств, фрукты и любимый батончик «Марса».
Впервые в жизни поверила постороннему человеку. Незнакомцу, который за короткое время стал ближе всех на свете. Он сделал для меня больше, чем все люди вместе взятые за всю жизнь.
Но после этого разговора я не видела Олега в этой комнате… Никогда…
Глава 13. Сквозь время,
Спустя полгода
Наконец-то дома! Не думал, что перелет может так сильно утомить. Целых двенадцать часов в пути, а до этого — прощание с моей персоной. Сантьяго устроил. Не спрашивайте по какой причине, самому бы понять.
— Брат, это была лучшая выставка за всю историю! Великолепно! Теперь нами иностранцы заинтересуются! — восхваляет Эдгар. Со мной он был только на выставке, до этого был здесь, в Москве. Следил за одной оторвой. Не напрямую, конечно. Незаметно. Чтобы она все это время находилась в достатке.
— Теперь нужно дома все доделать, — отвечаю ему, зажав трубку плечом, а сам открываю дверь в квартиру.
— То есть ты не будешь переезжать в США?
— Ты же знаешь, что нет.
— Дурак же ты. Перебрался бы вместе с ней в США! Это же такие возможности!
Знаю. После выставки мной заинтересовались иностранные покупатели. Рынок расширился, клиенты тоже. Но пока я не готов сорваться с родной земли и улететь в Америку. Все же дома привычнее, даже несмотря на разницу погодных условий. Там в августе стоит невозможная жара, а здесь — практически осень.
Дом, милый дом! Как же я скучал! Мои картины! Не испортились за это время! И «Хлоя» цвет не потеряла. Хотя темно-серый немного потускнел. Или мне кажется? Ничего, все равно я планировал выбросить ее. Не хочу, чтобы в моем доме осталось что-то от жизни до разрыва с Яной.
Поспать бы немного. Устал дико. Только кто мне даст? Не прошло и получаса, как я вернулся домой. Только кого это волнует? Звонок в дверь заставляет встать с кровати, напоследок взглянуть на шикарный вид из панорамного окна, по которому дико соскучился, и подойти к двери. А там…
— Ну что, папаша, принимай выпускную посылку! — весело восклицает повзрослевшая, уже совершеннолетняя Ева, стоя на пороге моей квартиры с драной клетчатой сумкой наперевес.
— Ну что, папаша, принимай выпускную посылку! — весело восклицает повзрослевшая, уже совершеннолетняя Ева, стоя на пороге моей квартиры с драной клетчатой сумкой наперевес.
В последний раз такие видел в студенческие годы, и то у самых нищих сокурсников.
А она все улыбается, сверкает своими медовыми глазами. В одном легком платье пришла, когда температура на улице едва до восемнадцати градусов доходит. И в сандалях своих. Сейчас это по-другому называется. Босоножки! Точно!
Ни черта не изменилась. Такая же худенькая и смешная. И улыбается много. На камере это иначе передавалось.
— Ноги не застудила? — спрашиваю, пропуская девушку в квартиру.
— Неа! На улице так хорошо!
— Там ветер сильный.
— Ну и что! Я закаленная!
— Так, закаленная, есть будешь?
— Да, я голодная как… — и резко замолкает, пока я иду на кухню. Разворачиваюсь и застаю умилительную картину.
Девчонка с открытым ртом осматривает все вокруг. Цепляется взглядом за каждую мелочь. За люстру в гостиной, за плазму, которую я ни разу за все время не включил, за картины на стенах. А потом и за меня, глядящего на происходящее с кухни.
— Да у тебя тут круто! — восхищается Ева.
— Обычная квартира, ничего удивительного.
— Серьезно? У тебя такие хоромы в центре города! Как ты еще не потерялся? Сколько тут комнат? Десять?
— Две.
— Вот я и спрашиваю, как ты еще не потерялся?
Смешная такая. Еще такой маленький ребенок в душе, хоть и хочет казаться взрослой. Это не изменилось еще со времен нашей последней встречи. С той, когда она провожала меня в аэропорту. С улыбкой на лице и маленькой капелькой, медленно текущей по розовенькой девичьей щечке.
Наверное, именно тогда я осознал для самого себя, что оставлять ее одну в таких условиях не стоит. Современные технологии в виде Телеграма и других социальных сетей творили чудеса, но это не заменит человеческого внимания. Экран искажает эмоции на лице, притупляет их, не передает тепло глаз и неподдельную радость.