— Ева, ты скоро?
— Сейчас, — раздается глухо по ту сторону двери. — Заходи, если срочно, дверь открыта.
В мгновение ока представил ее обнаженную. Как она гладит свое стройное тело, длинные ножки. Красивые. Стройные. Я бы тоже их погладил… Стоп!
Она издевается? Хочет, чтобы я прямо там ее разложил? Но не об этом сейчас речь. Переживу как-нибудь. Нужно поставить точку. Разобраться раз и навсегда. Оторвать от груди, пока не стало поздно.
— Ты что-то хотел? — доносится из душевой. Хорошо, что она с матовым стеклом и ее тела совсем не видно. Это немного спасает.
— Надо поговорить, — начинаю я.
— Слушаю.
— Может, выйдешь из душа? — интересуюсь чуть громче. Все же ванная не место для серьезных разговоров.
— Ты же сказал, что срочно. Начинай тогда, я прекрасно тебя слышу.
Сомневаюсь, что ты и дальше сможешь спокойно мыться после моих слов.
— Мой друг сдает хорошую квартиру-студию на набережной недалеко от метро. Ты бы могла пожить отдельно и…
— Как это пожить отдельно? — мгновенно перебивает Ева.
Вода в душе выключается, слышится какая-то возня, а через время из створки душа выглядывает темная любопытная головка. Точнее не так. Недоумевающая. Уткнувшаяся на меня своим темным взглядом так, словно я произнес запрещенное слово.
Длинные волосы свисают тонкими черными прядями, маленькие капли стекают с них прямо на кафель с характерным стуком. Словно дождь идет. И это единственные звуки, разрущающие тишину между нами.
Так, Олег, соберись. Это надо сделать, как бы в груди не было больно, как бы не распирало внутри от несправедливости и потери.
Надо!
— После случившегося мы не сможем жить под одной крышей.
— Да? — в нежном голосе сквозит сарказм. — Ты серьезно? — выгибает бровь.
— Абсолютно. Это нужно закончить, пока мы не наделали ошибок.
Сейчас наверняка закатит глаза и брякнет наподобие: «Ты не мог придумать что-то покруче?». Так каждый раз происходит, когда она считает, что я несу полную чушь. Однако я ошибся. Ее глаза наоборот стали большие. В разы. Словно испугались чего-то страшно. По-настоящему страшного. Никогда не видел их такими испуганными…
— Что? — переспрашивает одними губами. — То есть для тебя поцелуй был ошибкой? То, что я чувствую ошибка, да? — тон ее голоса повышается, и температура в ванной тоже. Пропитывает каждый уголок, каждую клеточку. Накаляет помещение.
— Ева, выслушай…
— Не хочу ничего слушать! — выкрикивает она. — Я жить нормально не могу, когда ты приходишь со студии весь в засосах от своих баб! Я не могу вот так спокойно жить с тобой под одной крышей и каждый раз думать, когда же ты заметишь меня! Ты мне нужен, и сегодня я дала это понять!
— Ева! — осаждаю ее. — Ты. Будешь. Жить. Отдельно. Мы не можем быть вместе, как мужчина и женщина, это понятно?
В ее глазах что-то падает. Бесконечно долго. Глубоко. В самую пропасть, которую я только что поставил между нами. Она ощутима. Когда-то я считал, что никогда не попаду в такую ситуацию. С ней. Но попал. Во всех смыслах.
— Что? Я недостаточно красива? — спустя несколько секунд прерывает напряженную тишину. — Не такая сексапильная, как твоя сисястая Яна? Или Анжела? Или хер знает кто еще? Не достойна тебя, да?
— Прекрати!
— Взгляни! — она открывает дверцы душа и предстает передо мной абсолютно голая.
Вашу ж мать! Стоит передо мной во всей красе, а я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить не за волосы, не прижать к стенке и не засадить слишком глубоко.
И лучше бы я отвернулся сразу, но глаза сами рассматривают тонкое хрупкое тело. По-девичьи сексуальное. С аккуратной двойкой, узкой талией и длинными ногами. Как у модели, наверное. Она идеально подошла бы для работы с обнаженной натурщицей. Слишком хороша. Слишком идеальна.
И слишком не моя…
— Чем я тебе не нравлюсь, скажи? — только сейчас замечаю как краснеют ее большие глаза, как слезы сливаются с капельками воды, стекающими по коже на пол. — Я ночами не сплю, думаю, где ты и с кем ты! Боюсь, что ты выгонишь меня, если узнаешь о моих чувствах! И в тот вечер после выставки я не спала, чувствовала, что ты с ней! Бывших не бывает, да?
Кричит во всю силу своего голоса. Кричит так, что уши заложит у любого, но не у меня. Ее слова бьют в грудину, под дых, в печень, почкам тоже достается, судя по боли.
Должен закончить этот ад.
Повторяю эти слова на протяжении долгих секунд, но чувствую, что готов сломаться в любой момент. Сделать неверный шаг, разрушивший барьеры. Навсегда.
И назад пути не будет.
— А я все равно тебя люблю, слышишь? Люблю тебя, гребаного казанову! Забыть тебя не могу!
— Возьми полотенце, — протягиваю ей белоснежное творение французских ткачих. Или машин. Или еще кого-то, судя по золотистым переплетающимся буквам гостиничного логотипа. Смотрю именно на них, а не на Еву. Не в тот момент, когда мы близко.
Под ней образовалась лужа, но я не замечаю этого. Не замечаю и стройные ноги, соединенные вместе. Нежную кожу, по которым дорожками текли маленькие капельки. Голую, гладко выбритую зону бикини. Напряженный плоский живот. И соски. Коричневатые с тоненькой линией ореолы вокруг. Словно специально обозначили для мужчин в качестве подсказки, где именно нужно ласкать во время близости.
— Я же нравлюсь тебе, не отрицай, — говорит уже спокойнее. Тише. Практически шепчет, подойдя ко мне ближе. Не вплотную, но и расстояние между нами практически не ощущается. — Ты бы не поцеловал меня, если бы ничего не чувствовал.
— Ева… — произношу медленно, смакуя каждую букву ее имени.
Рука с полотенцем все еще протянута, как возможность избежать неизбежного. Она накрывает ее своей ладонью. Точнее мой сжатый кулак. Поглаживает большим пальцем фаланги в том самом месте, где наколоты тату.
Дрожит. То ли от холода, то ли от прикосновения, то ли от ситуации в целом. И я вместе с ней.
— Если мы перешагнем эту черту, то назад дороги не будет. Я не хочу портить твою жизнь из-за своего эгоизма, — произношу последние доводы.
— Это не твой эгоизм, — она протягивает руку к моей щеке, проводит маленькие дорожки от скулы до уголка губы, задевает маленькие волоски. И улыбается, как маленькая девочка, которой впервые в жизни дали мороженное. — Это наш эгоизм.
И впивается губами в мои, сильно притянув за шею. Чтобы не отвертелся. Не отвергнул. Не ушел. Маленькая глупенькая девчонка, которая любит нарушать правила, действовать по своим выдуманным законам.
И у нас они похожи…
Сумасшествие какое-то. Это необъяснимо. Нереально. И в этом не чувствую ничего странного. Ничего запредельного. Так надо. Наш поцелуй не разрывается. Он разрывает. Напополам. На до и после. Заставляет перейти черту. Грань. Назад пути не будет, но теперь меня это не пугает.
Изучаю ее тело вдоль и поперек: руки дотрагиваются до груди, талии, спускаются ниже к оттопыренной упругой попке. Или она специально выпятила? Неважно. Не могу остановить этот порыв, не могу разорвать поцелуй, сносящий все начерченные барьеры.
Ева берет меня за ворот и тащит обратно в кабину. Включает воду. Одежда моментально намокает, неприятно липнет, а она приглаживает ее, словно хочет, чтобы ткань стала моей второй кожей. Но нет, ошибся. Просто изучает мое тело так же, как и я ее. Недолго. Пока не вытягивает полы рубашки и не освобождает мое тело от лишней одежды. Джинсы и боксеры туда же. На кафель. И плевать, что от нее вода растекается в разные стороны, плевать, что можем кого-то затопить. На все плевать. Теперь мы обнажены. Физически и морально.
Пытается дотронуться до кожи, снова изучить мое тело, однако я не позволяю. Не сейчас. Слишком долго терпел. Мы терпели. Не могу больше выносить эту пытку.
— Хочу…
Ты бы знала, как я хочу.
Она опускает руку на мой готовый к бою половой орган. Встал за считанные секунды, еще до этого сумасшествия. Иначе никак.
— Тебе страшно? — спрашиваю, оторвавшись от ее сладких губ.
— Нет. Я тебя не боюсь.
Все! В пизду сдержанность!
Поднимаю ее за попку, прислоняю к стенке, и тут же вхожу. Без прелюдий. Ее возбуждения достаточно между прекрасных ножек.
Сквозь громкие капли, падающие на пол, слышу ее судорожный вздох. Первый. Надеюсь не последний. А за ним раздается первый стон. Глушу его в поцелуе. Вхожу. Выхожу. Движения немного заторможенные, не резкие. Даю ей привыкнуть к размеру.
Вода частично смывает влагу между ног, но нам плевать. Я наслаждаюсь ею, она мной. Стонет. Нагло. Пошло. Прямиком в мой рот, вызывая вибрацию в горле. Или это я стону? Неважно. Наши голоса все равно сливаются в одну известную лишь нам мелодию.
Цепляется за шею, оставляет на ней царапины. Глаза закатывает. Что-то пытается прошептать. Прокричать. Но эти попытки прерываются моими губами. Не сейчас. Ничего не хочу. Только эмоции, только физика. Лишь она в моих руках. Никаких Ян, Анжел и прочих. Никого больше не хочу.
Ева улетает первая. Быстро содрогается в моих объятьях, закрыв глаза. Потом я, излившись внутрь. Еле стою на ногах, еле удерживаю Еву в руках.
— Это сон? — шепчет сквозь шум воды.
— Нет.
Сам не верю в эти слова, не верю в то, что они реальны. Что наша страсть не приснилась. Мои руки действительно сжимают сейчас попку моей малышки, а ноги несут нас прямиком в кровать. Мокрыми, разгоряченными и расслабленными. Но, видимо, не до конца.
— Останься со мной, — шепчет Ева, прильнув ко мне ближе, когда я накрыл нас одеялом. — Не уходи.
— Я больше никогда не уйду.
Наклоняюсь к ее красивому личику, поддаюсь чувствам. Или что там мной управляет? Сам не знаю и не хочу знать. Мне важно сейчас касаться ее влажного тела, провести рукой между двумя холмами вниз к самому чувствительному месту. Дотронуться до него и увидеть, как она выгибается от малейшего прикосновения. Как дышит, как выдыхает углекислый газ из своих полных губок. Как закрывает глаза и тихо-тихо шепчет:
— Олежа…
Как давно я мечтал о ней. В моей постели, в моих объятьях, в моей власти. Не до конца понимаю, что это действительно реальность, а не сон, но мне и не нужно. Не сейчас, ведомый чувствам и страстью к этой малышке.