Она открывает свои ярко-золотистые глаза и внимательно смотрит на мое обнаженное тело. Однажды она уже разглядывала меня обнаженного, но сейчас смотрела иначе. Словно видела впервые. Завороженно рассматривала каждый участок, гладила пальцами грудь, кубики пресса. Член. Ох, Ева, ты бы знала, как сейчас заводишь меня одними только прикосновениями.
Не в силах больше сдерживаться, припечатываю ее к своим губам. Фиксирую ладонью затылок, чтобы не вырывалась. Хочу еще ее губы, хочу ее тело. Ее запах. Он манит, заставляет потерять голову. И я теряю ее. Опрокидываю на кровать и наваливаюсь сверху. Ее ножки обнимают мой торс и скрещиваются на спине. А руки притягивают.
Спускаюсь ниже к красивой груди, вбирают напряженную вершинку. Глажу его языком. Медленно. Ласково. Да, девочка, стони, кричи, что хочешь делай. Нас обоих это заводит.
Ее дыхание сбивчиво. Грудь быстро поднимается и опускается. После того сумасшествия в душе у нас есть возможность изучить тела друг друга. Внимательно. Не пропуская ни один участок тела.
И я пользуюсь этим шансом.
— Ты очень красивая, — шепчу ей в пупок. Оставляю влажный поцелуй, дую на него, наблюдая, как ее тело извивается в ответ, а кожа покрывается мурашками.
Хочу спуститься еще ниже, но ее руки не позволяют. Тянут наверх и припечатывают к своим губам. Опять.
— Хочу видеть тебя, — шепчет она и впивается в мои губы, пока я одним толчком вхожу в ее влажное естество.
Вся гамма эмоций написана на ее красивом лице лице, окутана в медовом взгляде, в впившихся в мои плечи пальчиках, в приоткрытых губах. В ней самой. Она не отрывается, всасывает мои губы, я всасываю ее. И мы быстро достигаем пика. Снова. Думал, что буду более сдержанным во второй раз. Зря.
Ева содрогается в долгом оргазме, выгибается, дышит очень быстро и… хватается ладонями за грудь, чуть зажмурив глаза.
— Дыши… Ева дыши, — сразу же показываю, как надо дышать. Пока смотрит. Пока может. Слишком большой стресс для тебя, для твоего сердца. Прости…
— Все… нормально.
Она вдыхает, выдыхает. Неторопливо. Если у нее случится приступ, я этого не прощу. Вновь вдыхает, выдыхает. Глубоко. Ладонь прикладываю между двумя холмами — сердце бьется, как бешеное. И вот думай, это приступ или оргазм.
— Тише. Вызвать врача?
— Не надо… просто мне никогда не было так хорошо.
И мне…
Все же хватит с нас, хотя я еле сдерживаюсь, что еще раз не взять свою малышку в разных позах, показать, что секс это не только боль, но и наслаждение. Но потом. Все потом.
Не говорим лишних слов, не пытаемся сбежать друг от друга. Ева молча двигается ко мне, кладет голову на грудь и обводит маленькими пальчиками одной только ей известные узоры. А затем засыпает. Моя девочка. Теперь только моя.
Жалею ли я об этом? Нет. Ни капли. На губах расплывается улыбка, в голове крутятся воспоминания минувших секунд. И разрешение ситуации. Сложной. Нерешимой. Все казалось таким сложным. Наверное, всегда так.
Подобных вопросов у меня не возникает. Это наш общий грех. Общий порок. Общее счастье, которое только-только зарождается в груди.
И я счастлив, что оно появилось у нас на пути.
Надо Эдгару позвонить, сказать, чтобы квартира мне больше не нужна, но откладываю звонок на потом, наслаждаясь объятьями своей малышки.
Лучше бы в тот момент я подумал головой и позвонил…
Глава 24. Счастье рядом
"Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Женщины более чутки в таких вопросах. Им хотелось бы стать последней любовью мужчины" (с) Оскар Уайльд.
Все люди в чем-то нуждаются. Во внимание, в признании, в деньгах, в отношениях. Даже в сексе. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, а кто-то вообще никак. Существуют даже такие, которые не нуждаются ни в чем. Ля меня такой тип людей казался выдуманным. Сами подумайте, разве такие существуют? Теперь с уверенностью могу ответить: «Да!».
И я один из них.
Сердце продолжает бешено колотиться в груди даже спустя часы. Я почти не спал. Снова. Потому что одна маленькая девчонка закинула на меня руки, ноги, попу и все остальные части тела.
Ее дыхание мирно опускается мне на грудь, ее маленькие пальчики то сжимают, то разжимают шею, за которую они цепляются, пушистые темные реснички подрагивают во сне. Иногда она беспокойно вертится, пытается уложиться удобнее. А я не шевелюсь. Не хочу спугнуть момент. Все равно спать не хочу — дома высплюсь.
Теперь я не нуждаюсь ни в чем. Деньги имеются, преданные друзья тоже, любимая работа туда же, а теперь вдобавок и любимая женщина. Когда мы жили с Яной я почему-то не ощущал это чувство в полной мере, воспринимал как факт. Но не сейчас. Потому что я счастлив. По-настоящему. Без наигранности.
Потому что я владею самым важным. Евой.
— Ухм-хм… — бурчит про себя моя малышка и снова утыкается мне в грудь. Лицо расслабляется, дыхание выравнивается.
Она красивая, когда спит. На ее лице нет никаких эмоций, оно не знает, грусти, боли и разочарование. Мирная. Скоро она откроет свои глаза, сияющие ярким золотом, посмотрит на меня и растянет полные губки с улыбке. Надеюсь на это.
Надеюсь на то, что она не пожалеет о нашем сумасшествии…
Медленно глажу кожу спины, изучая, успокаивая. Пальцами натыкаюсь на шрамы, оставленные в прошлой жизни. Хорошее настроение ушло, сменив его злостью. Если бы тот мудак был жив, убил бы за нее. За мою девочку. Не такими мрачными должны были стать ее дни вне интерната.
Провожу пальцами по каждому из них. Мы избавимся от них. Обязательно. Не хочу, чтобы в твоей головке хранились те ужасные воспоминания. Больше никто не посмеет тебя обидеть. Никто.
— Доброе утро, — сонно бормочет Ева, приоткрыв медовые глаза. Через несколько секунд они станут ярче и приобретут золотисто-янтарный оттенок. Как обычно у нее бывает с утра. И мне интересно наблюдать это явление с самых первых секунд пробуждения.
— Доброе, — прижимаю Еву к себе и целую ее в макушку. — Как себя чувствуешь?
— Лучше всех! — довольно улыбается она. — Только болит непривычно вон там…
Не стоит даже спрашивать, где именно. Хотя нет, один вопрос возникает. Что мне с этим всем делать? Радоваться или корить себя за боль?
— Не ссы, все нормуль. Небольшая ломкость, не более того.
— Не ссу.
Только спустя секунды понимаю смысл сказанного. Заразился. Такими темпами скоро спиннер крутить буду. А, плевать.
А ты как, мой страстный художник? — Ева потягивается на кровати, рукой задевает мою щеку, а потом приподнимается на локтях и заглядывает своими прекрасными глазами в мои.
— Ну…
Не успеваю ничего произнести, как ее пухлые губки накрывают мои. Целуют нежно, уже не так робко, как вчера. Уверенно. И я не стал сопротивляться ее напору.
— Расслабься.
А вот это уже интереснее. Расслабляю губы, стараюсь не шевелить ими, отдав моей девочке инициативу. Лучше бы я этого не делал, честное слово.
В бой идет твердый язык. Обводит контур моих приоткрытых губ, затем врывается в рот на пару мгновений, борется с моим языком и целует. Снова отрывается, снова просит расслабить губы, на этот раз вместо языка чувствую твердые зубки. Кусают сначала верхнюю, затем нижнюю губу.
Не понимаю, ты специально меня заводишь или как? Сегодня ты чуть в больнице не оказалась после нашей страсти, хочешь, чтобы я до смерти тебя затрахал?
Однако эта нахалка быстро отпрянула от меня, легла на свою половину кровати и произнесла:
— Дай закурить.
— У меня нет сигар…
— Есть, есть, — хитро прищуривается малышка. — Я видела, как ты вчера на балконе курил. Между прочим, врачиха тебе запретила!
Действительно курил. Впервые за полгода. А что вы хотели? Нервы на пределе были, мысли сумбурны, и что в этой ситуации делать — понятия не имел. Зато теперь все как на ладони. Почти.
— Какая наблюдательная. Ну ладно, — иду на общий балкон за пачкой сигарет. Оставил там по дурости. Свою сигарету поджигаю, вторую даю ей вместе с зажигалкой.
— Спасибки.
— Первый и последний раз, — смотрю на нее предупреждающе.
— Ой, да ладно! Ты много раз видел, как я курю.
— Тебе нельзя, забыла?
— Что нельзя? — она состроила удивленные глазки. — Ты о чем?
— Ах ты маленькая проказница! — кладу свою сигарету на пепельницу, набрасываюсь на Еву. Но не с поцелуями, а…
— Перестань! Мне щекотно! А-а-а!
Знаю, что щекотно, и все равно продолжаю. Она так и не успела зажечь сигарету. Та выпадает из ее рук на пол, тело извивается, но все это ерунда. Я вслушиваюсь лишь в ее заливистый смех. Всматриваюсь в ее широкую улыбку, в ее красивые глаза. И вновь убеждаюсь, что мне больше ничего не надо.
Ладно, — прекращаю мучить мою малышку и вновь сажусь на кровать. — Не надо курить больше, договорились? Не дыши этой дрянью.
— Я хочу дышать тобой.
Не успеваю уловить момент, когда она садится на меня и нагибается, чтобы захватить сигарету в губы. Делает затяжку, выдыхает мне в губы дым и сразу же целует, не дав мне возможности хоть как-то отреагировать. Уже не так дерзко и развратно, как до этого, скорее бережно и нежно.
Как еще от поцелуев у нас не заболели губы? Не знаю. У Евы они совсем красные, а своих я почти не чувствую. Лишь ее, пахнущие спелой вишней и табаком. Лучше бы она не курила сигареты.
— Олеж… — шепчет она, поглаживая своими ладонями мою щетину. — Когда ты понял, что… ну… — тормозит, но не отрывает от меня своих медовых глаз, — …увлекся мной.
Ее голос уже не такой уверенный, не такой дерзкий, как обычно, однако и странным не кажется. Расслабленный, чуть дрожащий, тихий. Волнуется. И я волнуюсь. Чувствую, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Но, с другой стороны, мне так спокойно, так хорошо.
Потому что она рядом со мной…
— Не знаю. Это как-то неожиданно произошло.
— А я сразу в тебя влюбилась, — моментально выпаливает Ева. — Как только увидела тебя в…
— Мастерской, — заканчиваю за нее.