— Что?
— Съешь омлет. Я зря старался, по-твоему?
Снова улыбаешься? Серьезно, блядь? Опять? Да сколько можно? Думаешь, не вижу фальшь в твоих глазах? До невозможности злит. Он злит.
— Не могу…
— Что не можешь?
— Не могу я есть, не могу ходить по дому, где все напоминает о малышке, не могу эти стены видеть, дождь, солнце! — вскакиваю и нависаю над ним, облокотившись о стол. — На тебя смотреть не могу, когда ты фальшиво улыбаешься! Делаешь вид, будто ничего не случилось, а мне хуево вот здесь! — стучу кулаком в грудь. — Но тебе же насрать, да, раз ты изо дня в день издеваешься надо мной своими шуточками и улыбочками!
— А теперь послушай меня, — в считанные секунды Олег оказывается передо мной и дергает за локоть. Мы стоим слишком близко, дыхания борются друг с другом быстрыми и тонкими потоками сквозь напряженные ноздри. — Не тебе одной плохо. Я чуть не сдох, когда ты лежала в операционной. Ты чуть не умерла, понимаешь?
— Я не удержала ребенка, Олеж! Не удержала…
Чувствую, как по щекам стекают маленькие влажные дорожки, как голова автоматически опускается вниз, лишь бы не видеть его суровое лицо. Разозленное. Не сталкиваться со льдом в его глазах. С таким же, как и у меня в груди. Однако сильные пальцы, схватившие меня за подбородок, не дают этого сделать.
— Мы оба виноваты, — чеканит он по слогам, будто я так лучше пойму. — Этот период пройдет, мы снова попробуем, когда захотим. У нас еще будут дети, я не так безнадежен.
— А я?
— А ты вырастишь, окрепнешь, здоровье поправишь. Все с нами будет хорошо, ясно?
Я просто киваю головой в знак согласия. Без лишних слов. Они сейчас не нужны. Олег в ответ прижимает ближе к себе, сцепив руки у меня за спиной. Обнимает крепко-крепко. Касается губами моей макушки. Мы можем много раз утверждать, что все наладится, но я знаю наверняка это случиться не так скоро, как бы нам хотелось.
— Я тату недавно сделал. Хочешь посмотреть? — отстраняется от меня и заглядывает в глаза блеском чистого серебра.
— Давай.
Мы отходим в гостиную к окну, откуда разворачивается прекрасный вид на город. Помню, первые дни любовалась им, пока не привыкла. И только на один вид я буду смотреть с одинаковым восхищением. На обнаженное тело Олега, которое теперь украшали черные загагулины на левой груди.
— Нравится? — спрашивает мягким голосом.
— Да. Больно было?
— Немного.
— Она красивая, — дотрагиваюсь до нее пальцами. Аккуратно. Кожа вокруг все еще красная, а его лицо слегка кривится, когда касаюсь рисунка холодными пальцами.
Каждая для него что-то значила. Помню тот день, когда он объяснял мне значение иероглифов на костяшках. А вот переплетения вен не объяснил, но я сама догадалась со временем. И сейчас не сразу приходит в голову, что эти самые загогулины на груди — прописная буква «Е». Слишком красивая, с множеством вензелей и переплетений нитей. Как яблоко, которое содрали с дерева. Не шучу, даже маленький листок виден.
— Я тоже хочу тату, — добавляю спустя долгие минуты тишины.
— Тебе будет больно.
— Плевать.
— Хочешь, нарисую красками. Тебе понравится.
Олег, не дожидаясь ответа, тянет меня в мастерскую. В комнату, которую не посещала во время беременности и после выкидыши. Месяца четыре точно сюда не заходила, если не полгода. Здесь почти ничего не изменилось, все то же самое, только количество картин, стоявших в углу, стало чуть меньше, а на стене, справа от мольберта, красовалась «Хлоя».
— Где ты хочешь?
— Вот здесь, — освобождаю правое плечо от рукава объемной футболки и показываю на участок над левой грудью. — Сможешь нарисовать букву «О», как у тебя?
— Смогу. Краска будет долго держаться. Я где-то хранил специальную для боди-арта.
И мы начали работу. Сначала он обвел маркером рисунок, похожий на свой, затем нанес первый слой, растушевал. Второй. Третий. Сама ничего не вижу со своего ракурса, лишь чувствую прохладу маркера, красок, влажность кисти.
Чувствую, как во мне постепенно пробуждается интерес. Впервые за эти дни позволяю себе полюбопытствовать. Словно убрали барьер, который огораживал меня от каких-либо эмоций. Дал возможность пробраться кислороду в тюрьму. Возможно, он раньше рухнул, а я просто не заметила этого. Но это уже неважно.
— Ай, щекотно!
— Потерпи, я почти закончил.
— Все равно щекотно.
— Да? — он довольно улыбается. — А так? — Олег макает кисть в баночку и делает новый мазок на моем носу. Теперь не только щекотно, но и холодно.
— Эй! Так нечестно!
— Честно-честно! — и снова пачкает меня краской.
— Ну я тебе дам!
Беру со стола еще одну кисть, набираю краску и теперь размазываю ее по торсу Олега, стараясь не задеть бинт, который мы недавно перевязали на груди, чтобы закрыть татуировку. Сначала накалякала линии красным, заем синим, зеленым. Получилась целая радуга на животе у моего мужчины и…
Черт! Я улыбнулась! Сама! Без наигранности и без обмана. Без возможности ослепить бдительность мужчины. Уголки губ сам растянулись в разные стороны. Я улыбнулась ему и впервые за эти дни мучений увидела такую же искреннюю улыбку в ответ.
— Можно, я у тебя нарисую?
— Только не на груди.
— Давай вот тут, — тыкаю на пресс. У меня тут же появилась идея, что здесь можно изобразить.
— Хорошо.
Олег разводит краски, подготавливает кисточки и разводит руки со словами: «Я весь твой». И я пользуюсь ею, пока есть такая возможность. Обвожу коричневым цветом кубики пресса, пытаюсь растушевать так же, как он до этого, но у меня получается не так красиво, как у него. Размалевано, что ли. А в середине, где шрам, пытаюсь нарисовать цепочку. Одно за другим. Звенья выходят кривыми, но уже лучше, чем растушевка.
— Что это? — спрашивает он любопытно.
— Цепочка.
— Неплохо. Ты не так безнадежна. Было бы желание развиваться в этой сфере — меня бы перегнала, — улыбается мой мужчина.
— Будет, если ты захочешь.
— А чего хочешь ты?
Сложный вопрос. Сама до этого не понимала, что мне нужно от жизни. Застряла в своей раковине, в боли, в обиде на жизнь за эту горечь. За то, что отняла у меня маленького человечка.
А сейчас, на стадии возрождения, еще не придумала, чем лучше заняться.
И, видимо, никогда не придумаю.
Звонок в дверь застает нас врасплох. Мы никого не ждем: Эдгар недавно виделся с Олегом, а в домофон никто не беспокоил. Тем не менее, Олег идет открывать дверь, пока я складываю кисти и следую за ним. В прихожую не выхожу, останавливаюсь в углу, там, где меня почти не видно.
Но в отражении я вижу гостью. Незваную…
— Здравствуй, Олег, — устало проговаривает женщина, которую видела лишь раз в жизни, с огромным белым одеялом в руках, похожим больше на конверт.
Глава 35. Отец?
— Яна? — гляжу на нее удивленно. На собранные в пучок темно-русые волосы, на потухшие малахитовые глаза, на искусанные губы. И на сверток, который она держит в руках, слегка качая. Сколько мы не виделись? Около года. Не думал, что за этот короткий период человек может так сильно поменяться. Никаких платьев, легкого шлейфа цветочного парфюма с чуть тяжелыми нотками, и никакой косметики на лице. Настоящая. С мешками на нижних веках и множеством лопнувших сосудов в глазах.
— Не пригласишь войти?
— А надо?
Что-то наш диалог состоит из одних вопросов, не находите? Но эту странность разрывает едва слышный плач младенца. Того самого, которого качала все это время.
— Тише, маленький. Тише-тише, — шепчет она, глядя в конверт с бантиком.
Когда она успела выйти замуж, залететь и родить ребенка. А главное, что ей нужно от меня? Мне как-то не особо хочется встречать бывшую с ребенком на глазах у своей малышки.
— Так что ты хотела?
— Нужно поговорить, — уже не ждет, когда я приглашу войти, проходит мимо меня в квартиру. Сталкивается лицом к лицу с Евой, но долго около нее не задерживается, кинув скупое:
— Здравствуй.
— Ага, и тебе не хворать, — язвит моя девочка.
Яна оставляет эту фразу без комментариев, вальяжно проходит в гостиную и садится на диван, сложив туда увесистую сумку, Ева следует за ней и, подождав, когда я сяду в кресло, приземляется рядом и хватает мою ладонь в свою. Ревнивица моя. Не переживай, сейчас я прогоню эту дурынду, которая умудрилась каким-то образом залететь от левого мужика, и мы продолжим с тобой шалить.
— Тебя можно поздравить? — все же разрываю напряжение между нами.
— Можно и так. Месяц назад ты стал отцом, Олег. Поздравляю.
Не понял? Что значит я стал отцом? Месяц назад я потерял ребенка, но уж никак не обрел его по новой. Она что, пошутить решила? Неудачно. Особенно для Евы, которая впилась маленькими ноготками мне в ладонь.
Конверт в руках бывшей периодически кряхтит, не дав тишине заполнить каждую клеточку моей квартиры.
— Ты издеваешься? — поднимаюсь и встаю напротив нее. — Если мы с тобой когда-то были вместе, это не значит, что нужно давить на больное и напоминать мне о потере! Не неси больше эту херню и…
— Взгляни.
Яна поднимается вслед за мной и открывает капюшон. Оттуда на меня смотрел маленький человечек с мутно-зелеными глазами и пухлыми щечками. Еще совсем маленький, но черты лица различимы. Похож на Яну. Так же брови нахмурил, когда взглянул его лицо. Мальчик. О котором когда-то мечтал.
Когда-то, но сейчас…
— Думаю, нам нужно поговорить наедине.
Чувствую острый взгляд своей малышки, пронизывающий спину. Не переживай, скоро все выясним. Верь мне.
— Надеюсь, тебе можно доверить ребенка, — не спрашивая, Яна протягивает конверт моей малышке, которая все еще сидела на подлокотнике кресла.
— Думаю, не стои…
— Послежу, — Ева забирает ребенка. Молча. Но с таким выражением лица, словно ей дали самое невкусное на свете блюдо.
Иду в сторону мастерской, Яна следом. Закрываю дверь и у меня будто отказывают тормоза. От наглости, от самой информации и от того, что она вообще появилась в моей жизни в самый неподходящий момент.