Она специально, да? Или теперь я в каждом встречном буду видеть врага народа? Того, кто прочитал обо мне статью в «Википедии» и следил за хроникой сплетен…
— И это мне говорит какая-то малолетка? Не выросла еще, чтобы проблемы взрослых понимать.
— Ой, Божечки ты мой! — девчонка взмахивает руками. — Вы посмотрите на этого всезнающего старпера! Если мне семнадцать, это не значит, что я ничего не знаю о жизни! Да я побольше ваших взрослых проблем знаю, усек?
— И куда твои родители смотрят… — замечаю как бы невзначай, обгоняя машину рядом. Давно зеленый горит, а он встал посреди дороги. Придурок какой-то на Гелике.
Не сразу замечаю, как между нами повисает пауза. Она ничего не ответит? Совсем? Ах да, я же просил ее заткнуться. Неужели решила послушаться? Слава яйцам! Или не слава? Да какая к черту разница? Главное, что замолчала и больше не беспокоит.
— Дашь закурить? — протягивает свою холодную руку, не оборачиваясь. Только я обрадовался! И пяти минут не прошло!
— Мелкая еще.
— Слышь, давай сюда! — даже в профиле видно, как ее темные брови взметнулись вверх.
— Я не курю.
— Ага, я видела, как ты не куришь «Винстон» синий. Гони давай! — и протягивает ладонь. Нет, она издевается или как?
— Если не угомонишься, я тебя тут высажу! — смотрю на нее внимательно, она на меня. С вызовом. С этой чертовой дерзостью. Где там ее Чертаново? Нам еще ехать и ехать.
— Не высадишь, ты больше половины пути проехал, — говорит она уверенно, скрестив руки на груди. — Дай закурить.
— Ну знаешь…
— Спасибо! — она довольно улыбается, покручивая в руках мою пачку «Винстон» и зажигалку. Даже не хочу спрашивать, каким образом эта девчонка за несколько секунд достала ее из кармана и откуда узнала, что сиги именно там.
Может, реально высадить, чтобы не выебывалась? Достала уже, честно. А, хрен с ним, еще немного осталось. Всего десять километров до гребаного Чертаново.
Между нами снова возникает тишина, нарушаемая лишь воздухом из окна. Она открыла, долго пыхтя себе под нос о «крутых и непонятных тачках». Спасибо, что не в салоне дымишь!
— Давай обратно, — теперь я протягиваю руку.
— Сам дал, а теперь жадничаешь? Не стыдно? — усмехается она, выдыхая дым, который неравномерно выходит из ее уст.
— Наглость тебе не идет.
— Ага.
— Давай сюда, говорю!
Фыркает. Кобенится еще несколько минут. Но все же кладет коробку обратно в карман. Умница.
Еще немного. Осталось совсем чуть-чуть. Ты правильно делаешь, что молча пыхтишь. Да-да. Сейчас эта гребаная пробка рассосется, и я вскоре избавлюсь от тебя, нахалка чертова. Чувствую, что после этой поездки еще несколько пачек подряд выкурю.
— Слышь, можешь на вопрос ответить?
Начинается.
— Слушаю, — закрываю все окна, когда она докуривает и швыряет бычок в окно.
— Почему вы его убили?
— Ты о чем?
Смотрит четко на меня. Ее лицо уже не такое озорное, как раньше, из глаз наглость пропала. Чистейшее любопытство. На темных глазах эмоции видны лучше. Странно, да?
— Я о фонде.
— Какой фонд? — недоумеваю я.
— Ну тот, которому деньги перечислили после выставки.
А я откуда знаю? Этим занимался Эдгар. Он предложил, я не противился. Ровным счетом ничего бы не изменилось. Последняя выставка принесла мне большую популярность, следующая не за горами. И я получу с этого больше денег, чем мог бы без оказания помощи благотворительному фонду. Только каким боком здесь замешана эта девчонка? Они же оказывали помощь маленьким детям, а не подросткам.
— Деньги распределяются равномерно между каждым пациентом, большинство больных детей восстановились после пережитых операций…
— Не все, — перебивает она.
Снова тишина. Напряженная. Но именно она дает девчонке возможность глубоко вдохнуть, выдохнуть, и сказать:
— Недавно умер мой друг от сердечной недостаточности. Ему должны были сделать пересадку, даже донора сердца нашли, оставался вопрос в деньгах. Он был первым в списке, кого должны были спонсировать. В итоге деньги достались девчонке с гастритом, у которой мама работает в мэрии. Он просто не дождался.
По идее этот монолог должен был на меня как-то повлиять. Застать врасплох, в шок привести, или что похуже — потерять управление. Но ничего из этого не произошло. Какое мне дело до какого-то мальчишки? Никакого. Это реальность. К сожалению, судьба не всем склонна помогать в трудную минуту.
— Сочувствую, — единственное, что могу сказать в этот момент.
— Поздно. Его все равно не вернуть. Просто бесит, что элита решает, кому жить, а кому нет.
— Не все решает элита.
И зачем я вообще возражаю? Сам прекрасно понимаю, что она в какой-то степени права. Даже не в какой-то степени, а полностью права. По себе знаю, как состоятельные люди могут по щелчку пальца сломать жизнь обычных людей, вот и девчонке досталось. Вряд ли она соврала ради хорошего словечка.
— И что же она не решает? — в голосе слышится любопытство. Не веселое или хитрое, а чистое, скорее даже серьезное.
— Она неподвластна над чувствами людей.
— Ты так хорошо об этом знаешь?
— Да.
Снова между нами повисает тишина, а я мысленно ей радуюсь. Как и тому, что девчонка спокойно сидит, опустив наконец-то ноги на пол, и смотрит в лобовое стекло. Не всегда. Периодически ловлю на себе странные взгляды. Мимолетные. Но не обращаю внимания. Пробка рассасывается, поток машин уменьшается, а до конца поездки осталось совсем немного.
— Ну все, вылезай, — говорю я, найдя в кармане пачку сигарет. Хоть покурю нормально.
— Спасибо, что подвез, — отвечает оборванка, обернувшись на меня перед выходом. Ну вот, симпатичная девушка, с чистым личиком, с красивыми большими глазами. Не дерзит, обращается вежливо, даже спасибо сказала. Вот почему раньше нельзя было проявить самые достойные черты своего характера? Может, я бы даже мороженное купил в качестве извинения за «травму». — Кстати, спасибо за месячный запас сиг, — и тут же захлопывает дверь за собой.
Не понял? Что значит месячный? Я же одну только дал. Постойте-ка…
Достаю из кармана пачку «Винстона», открываю, а там всего одна сигарета осталась. Вот сучка малолетняя! Только попробуй еще раз попасться мне на глаза! Прикончу собственными руками!
Не буду за ней гнаться! Перебьется! А меня еще доставка ждет. Блядь! Меня же новая кровать ожидает, а я тут с какой-то девчонкой вожусь!
Глава 4. Возрождение Евы
Ваша польза — мне смертельный вред.
Ваши маски не приму за лица!
(с) Антон Деров — А я нет (Ария наркомана, м. Метро)
— Подъем! — раздается женский голос на всю комнату.
Что? Уже утро? Я же совсем недавно спать легла! Только что головой подушки коснулась. Может, послышалось? А нет, семь утра.
Не стоило вчера гулять допоздна, но так надо было. Мне надо. Возвращаться домой совсем не хотелось, да и сейчас я оказалась бы подальше отсюда. Полгода осталось, верно? Выпуск, поступление в универ и свободная жизнь. Еще немного.
— Ева, вставай!
Нужно как-то отреагировать на ее касания, на то, как меня аккуратно трясут за плечо, чтобы проснулась как можно быстрее. Знает же, что я притворяюсь, но все равно ждет, когда сама проснусь. Этого не случится.
— Ева…
Не пытайся быть ласковой. Все в этой комнате знают, что это лишь оболочка, скрывающая натуру самой настоящей стервы. В глаза смотришь с любовью и пониманием, но стоит только оказаться за дверью, тут же докладываешь директору все, что произошло. Все то, что мы доверили тебе. И если секреты слишком сокровенные, пощады не жди.
— Она ушла, — шепчут девчонки в комнате в разнобой. Странно, что я хлопок двери не услышала. Может, решила проявить благородство и тихо за собой закрыть? Как мило.
Стаскиваю с себя одеяло и резко поднимаюсь с кровати. Ой. Зря я это сделала. Голова тут же кружиться начинается, темные пятна перед глазами. А нет, все проходит. Поесть бы.
— Ну че, как сходила? — спрашивает Надька, глядя с таким предвкушением, будто я сейчас поведаю тайны мира. Не забывайся, мы не лучшие подружки, и косметику с тобой делить не станем.
— Нормально.
— И все? — она выпячивает глаза. — А про Мишку что сказали? Ты выяснила? Почему не успели бабки перевести? Ну?
Сердце в этот момент замирает. Отмирает. Умирает. В общем, сами синоним подберете. Но это последнее, о чем хочется говорить с утра пораньше.
— Не твое дело.
— Я че, твою задницу зря прикрывала? — взвыла она.
Стараюсь не смотреть на нее. Прохожу мимо ее кровати. Иду в ванную, пока очередь не выстроилась. Но стоит мне выйти оттуда вроде как посвежевшим человеком, натыкаюсь на ее строгий взгляд снизу вверх.
— Ты не ответила! — цедит Надька.
— Слушай, отвали, — снова прохожу мимо. Фух! Наконец-то в покое оставила!
— Это ты во всем виновата! — летит мне в спину. — Из-за тебя он в драку ввязался! Ты же знала, что ему плохо! Знала! — истерично кричит соседка. И как бы я не отдалялась, эти слова доносятся до меня. Застревают в голове. Прокручиваются там.
Никто вокруг не даст об этом забыть. Никто. Виновата всегда я. Во всем. Так сказала Надька. Ванька вчера масло в огонь подлил. И никого не волновало, что именно он драку затеял, а Миша… Он просто поступил, как настоящий друг и мужчина — встал на мою защиту. Вот и итог. Нет, его не забили до смерти Саньковские ребята, но сделали так, чтобы здесь он не появлялся долго.
Их мечта сбылась.
Я понимаю Надю, все-таки не каждая в состоянии пережить смерть любимого. А мне было сложно осознать, что я навсегда осталась одна. Только представьте, еще несколько недель назад он был в нашей группе, веселился вместе со всеми. И в один миг его не стало.
— Ева! Слышишь меня?
— Если не заткнешь свою хлеборезку, я тебе… Ой, — тут же затыкаюсь. И руку за спину убираю. Не заметила, как замахнулась. Неудобно-то как. — Простите, теть Галь.
— Ничего, Евушка, — говорит она ласково. — Садись завтракать.