ру, и весь безбрежный Космос, что открывается за ней. Мы построили машины, летающие в этих мирах. И так к этому привыкли, так адаптировались, что даже не осознаем фантастических масштабов собственного достижения. Эти обыденные полеты как никакое другое завоевание нашей техноцивилизации воплощают колоссальную силу, которой мы ныне обладаем.
Но огромная сила – это и огромная ответственность.
Мы создали настолько могущественные технологии, что представляем опасность для самих себя. Отчасти это результат осознанного выбора, отчасти неожиданное следствие прогресса. Наука и технология спасли жизнь миллиардам людей, улучшили – гораздо большему числу, придали всему человечеству толчок к постепенному воссоединению. В то же время они настолько изменили мир, что многим людям он уже не кажется родным домом. Мы породили новое многоликое зло, трудноуловимое, труднопостижимое. Справиться с ним очень нелегко, а без участия облеченных властью и невозможно.
В этом отношении, как ни в каком другом, важна массовая научная грамотность. Многие ученые предупреждают, что мы серьезно рискуем, продолжая двигаться в привычном русле, и что наша промышленная цивилизация является западней. Но реагирование на такого рода предупреждения – это большие деньги. Отрасли, попавшие под удар, потеряют прибыль. У рядовых граждан прибавится тревог. Столько причин сделаться глухими к мрачным пророчествам! Возможно, многие ученые-алармисты – обычные паникеры. Может, они получают извращенное удовольствие, запугивая простых людей. Или это попросту способ выбить побольше бюджетных денег на исследования? Есть ведь и другие ученые, которые говорят, что бояться нечего, опасения безосновательны, а окружающая среда сама восстановится. Разумеется, нам очень хочется им верить. Если они правы, можно вздохнуть с облегчением. Не будем делать из мухи слона. Не надо суетиться. Проявим здравомыслие. Дождемся стопроцентной уверенности.
Противоположный вариант: оптимисты неоправданно благодушны, боятся настроить против себя власть имущих или кормятся за счет тех, кто обогащается, отравляя среду обитания. Тогда нужно торопиться. Нужно решать проблемы немедленно, пока не стало слишком поздно.
Какую сторону выбрать?
Аргументы и контраргументы строятся вокруг абстрактных понятий, неосязаемых вещей, незнакомых большинству идей и терминов. Порой в адрес алармистов несутся совсем уж серьезные обвинения: «фальшивка», «манипуляция». Как обычному человеку оценить степень научной достоверности их заявлений? Как разобраться, о чем вообще идет речь? Хладнокровно встать над схваткой и ждать, когда победит сильнейший или появятся новые, абсолютно однозначные факты? В конце концов, революционные теории требуют революционных доказательств. Короче говоря, на каком основании такие, как я, скептики, призывающие к осторожности в отношении одних революционных теорий, утверждают, что другие революционные теории требуют серьезного отношения и срочных мер?
Каждое поколение считает собственные проблемы уникальными и потенциально гибельными. И каждое благополучно передает эстафету следующему. Цыпленок Цыпа вечно боится, что небо упадет ему на голову, однако живет и процветает, не так ли?
Это сильный аргумент – и полезный как лекарство от паники, – но в нынешних реалиях уже не бесспорный. Земную атмосферу иногда называют воздушным океаном. Однако толщина большей ее части, включая ту, что участвует в создании парникового эффекта, составляет лишь 0,1 % диаметра Земли. С учетом верхней стратосферы – все равно не более 1 %. От слова «океан» веет вечностью и необъятностью. Но в сравнении с размерами Земли весь этот «воздушный океан» не более чем слой лака на глобусе. Если стратосферный озоновый слой размазать по поверхности Земли, получится пленочка толщиной одна четырехмиллиардная диаметра нашей планеты. Он был бы практически неразличим. Многие астронавты видели нежнейшую, узкую голубую дымку над горизонтом дневного полушария – атмосферу. С пониманием того, насколько она тонка, сразу же – как потрясение, как откровение – приходило осознание ее уязвимости и хрупкости. Теперь их тревожит ее состояние, и на то есть причины.
Мы оказались в беспрецедентной ситуации, к которой вся история человечества не могла нас подготовить. Сотни тысяч лет назад, на заре цивилизации, когда средняя плотность населения составляла в лучшем случае одну сотую человека на квадратный километр, а вершиной технологии были каменный топор и умение разводить огонь, мы не могли заметно влиять на окружающую среду. Сама мысль об этом не приходила нам в голову. Мы были слишком малочисленны и слишком слабы. Но со временем, по мере технологического развития, наша численность стала расти в геометрической прогрессии. Теперь нас в среднем около десятка на квадратный километр, мы, в массе своей, проживаем в крупных городах и располагаем фантастическими возможностями. У нас в руках сосредоточены силы, которые мы не вполне понимаем и не полностью контролируем.
Наша жизнь зависит от ничтожного количества таких газов, как озон. Вследствие этого промышленные двигательные установки способны наносить экологии катастрофический ущерб планетарного масштаба. Ограничения, налагаемые на безответственное применение технологий, явно недостаточны, зачастую формальны и практически везде в мире подчинены сиюминутным государственным или корпоративным интересам. Мы способны намеренно или случайно перекроить саму среду обитания. Ученые пока еще спорят о том, насколько мы близки к любой из множества вероятных планетарных катастроф. То, что мы можем их спровоцировать, уже бесспорно.
Возможно, наши научные достижения слишком масштабны и опасны, чтобы ими распоряжаться. Мы попросту еще до них не доросли. Вы же не дадите пистолет младенцу поиграть! А дошкольнику, первокласснику, подростку – доверите? Есть мнение, что автоматического оружия вообще не должно быть у гражданских лиц, поскольку временами все мы испытываем ослепляющие приступы страстей и ведем себя как дети. Многих трагедий не случилось бы, если бы под рукой не оказалось оружия. (Разумеется, сторонники владения короткоствольным оружием приводят свои аргументы, которые в определенных обстоятельствах могут оказаться разумными. Это справедливо и в отношении опасных достижений науки.) Усложним картину. Представьте, что между нажатием на спусковой крючок и выстрелом проходят десятилетия. Лишь тогда, не раньше, жертва или стрелок вообще осознают, что нанесен смертельный ущерб. Было бы еще труднее понять опасность свободного доступа к оружию. При всем несовершенстве эта аналогия дает представление о влиянии современной промышленности на окружающую среду.
Полагаю, это веский довод для осмысления и обсуждения, для создания новых институтов и выработки новых способов мышления. В споре можно добиться большего вежливостью и предупредительностью, чем самыми жаркими аргументами и изощренными философскими построениями. Разумеется, глупо надеяться, что все начнут мыслить по-новому. Возможно также, что мы заблуждаемся, а наши оппоненты правы. (Такое случалось.) И мало кому из спорящих когда-либо удавалось переубедить другого. (Томас Джефферсон утверждал, что вообще не знает тому примеров, но это все-таки преувеличение. В науке такое происходит постоянно.) Однако нет ни единой разумной причины избегать публичной дискуссии.
Прогресс в медицине и фармацевтике, сельском хозяйстве, контрацепции, достижения в области транспорта и связи, новое чудовищное оружие, непредугаданные побочные последствия промышленного развития и пугающие проблемы, заставляющие усомниться в традиционном миропонимании, научных истинах и общепринятых технологиях, – все это радикально изменило нашу жизнь. Многие едва поспевают за инновациями, зачастую с усилием и запозданием осваивая их возможности. В традиционном обществе молодежь быстрее всех перенимала новое, и это касалось не только умения пользоваться персональным компьютером и видеомагнитофоном, но и усвоения новых представлений о мире и человеке. Сейчас прогресс настолько ускорился, что на протяжении одной человеческой жизни происходят эпохальные изменения, пропастью разделяющие поколения. Данная часть моей книги посвящается именно этой проблеме. Как нам понять тектонические сдвиги в антропосфере вследствие научного и технологического развития? Как адаптироваться к этим переменам, позитивным и негативным?
Я сосредоточился на разрушении озонового слоя и глобальном потеплении, показательных в плане понимания стоящих перед нами проблем. Однако есть множество других опасных для окружающей среды последствий нашего технократического, агрессивно-наступательного развития. Это исчезновение множества таксонов, особенно с учетом того, что отчаянно необходимые лекарства от рака, сердечно-сосудистых и других смертельных болезней можно получить лишь от представителей редких или исчезающих видов. Это кислотные дожди, атомное, биологическое и химическое оружие, свалки ядохимикатов и радиоактивных отходов, часто соседствующие с поселениями самых бедных и бесправных из нас. Неприятным открытием (впрочем, у него есть противники в ученой среде) оказалось резкое сокращение числа сперматозоидов в семенной жидкости жителей Америки, Западной Европы и других уголков Земли. Предположительно, оно вызвано воздействием химических веществ и пластмасс, которые организм принимает за женские половые гормоны. (Утверждается даже, что при сохранении нынешних темпов этой деградации западные мужчины станут бесплодными к середине XXI в.)
Земля – это аномалия. Насколько известно, это единственная обитаемая планета в Солнечной системе. Мы, люди, лишь один из миллионов видов существ, населяющих этот изобильный, бурлящий жизнью мир. Однако большинство некогда существовавших видов уже вымерли. Исчезли динозавры, процветавшие на протяжении 180 млн лет. Все до одного, ни единого не осталось. Ни одному виду не гарантирована вечная жизнь на этой планете. Мы существуем лишь около миллиона лет, и мы единственный вид, овладевший средствами самоуничтожения. Человечество является огромной редкостью и ценностью уже благодаря дару жизни и дару мышления, сколь угодно несовершенного. Мы одарены уникальной способностью влиять на свое будущее, а возможно, и предопределять его. Я убежден, что мы обязаны бороться за жизнь на Земле. Не только за нашу собственную, но и за жизнь всех остальных существ, как появившихся раньше (мы наследуем им и в долгу перед ними), так и тех, которые придут за нами – если нам хватит мудрости. Нет более настоятельной нужды, более достойного предназначения, чем гарантировать будущее нашему роду. Практически все проблемы человечества – дело его собственных рук. Нам их и решать. Никакой общественный институт, никакая политическая система, экономическая гипотеза или религиозная догма не имеют большего значения, чем эта задача.