– Слушай, – спросил его Леонидов, – а куда подевались настоящие композиторы, художники, сценаристы? Ведь раньше они были? Где они все?
– Не знаю, куда подевались, – проворчал Петров. – Были и куда-то делись. Сам не знаю куда.
Он немного помолчал…
– Ты помнишь такого Балашова?
– Серегу! Конечно, помню! Работали в одном спектакле когда-то. Он лет на двадцать старше нас. Ему даже «Народного» дали, помнишь? Как он? Ты видишься с ним?
– Ты ничего не знаешь? – спросил Петров.
– Нет… А что?
– Умер Балашов.
– Как умер? – он был потрясен.
– На стройке.
– Что он там делал? Дом себе строил? Несчастный случай?
– Работал он там. Каменщиком второго разряда. Несколько лет работал, потом сердце не выдержало.
– Каменщиком? Он же Народный артист!
– Народный… Да, Народный. А работал каменщиком. Понимаешь, в последние годы он был, как это сказать, не в «формате». В рекламе не снимался, в «остальном» не хотел, уж лучше каменщиком. Неформат! Это как приговор.
Они сидели и долго молча смотрели на воду. Одежда подсохла, ласковое солнце согревало, нежно играя на волнах, а они все сидели и молчали.
– «Неформат», – снова заговорил Леонидов. – А кто сегодня определяет этот формат? Кто эти люди? Нет цензуры, нет Отделов культуры. Ты помнишь, сколько всего тогда осталось лежать на полках?
– Определяют те, кто в формате, – ответил Петров, – кто платит, тот и заказывает музыку. У кого деньги есть, короче.
И тут Леонидову стало страшно, он задумался и тихо произнес:
– А ты понимаешь, у кого сегодня эти деньги и как они за последние двадцать лет их «зарабатывали?» И какую музыку теперь от них ждать?
Снова долгая пауза повисла над лодкой. Даже чайки, присмирев, перестали кричать и беспечно носиться над волнами.
– Кошмар, – наконец, произнес Петров. – Так и двадцати лет не хватит на то, чтобы люди снова пошли в театр или взяли в руки книгу. Сначала должны вымереть эти новые динозавры, затем вырасти их дети, закончить свой Оксфорд и только тогда… может быть…
– А не кажется тебе, что все мы теперь «не формат»? Не бомонд. Да и грузчики мы плохие.
– Нормальные грузчики, – зло ответил Петров, – грузчики – что надо и фильмы снимать умеем, и книги писать…
– Когда показ? Канала не будет? Кто его теперь покажет?
– Покажет, – сказал Петров. – Обязательно покажет! Буду искать!
– А ты уверен, что кому-нибудь сегодня нужен фильм о театре?
– А книги твои кому нужны?
Они долго смотрели друг на друга, потом Петров перевел взгляд на океан…
– Извини, я не хотел, – наконец, произнес Леонидов.
– Да, и я не хотел. Фильм о театре! Конечно же, он нужен, и люди остались, которые еще помнят, как читать, помнят, что такое театр, – загладил свою бестактность Леонидов. А Петров все смотрел, не отрываясь, вдаль океана, словно где-то там находились ответы на все вопросы.
– Я, старик, завелся, – наконец, медленно, серьезно произнес Петров: – Я пойду до конца, чего бы это ни стоило. Я двадцать лет ждал, еще двадцать ждать не стану. И уезжать не хочу – это моя страна.
Галя с Ангелом стояли напротив, заслонив открытое окно, и наблюдали за тем, как он разговаривает с издателем – с тем самым грузчиком, теперь крупным уважаемым владельцем уважаемого издательства. Тот сам ему позвонил, и теперь эти двое смотрели на него и молчали, а Леонидов говорил. На издателе сегодня был желтый шикарный пиджачок и оранжевая рубашка известной фирмы. Той самой. Галстуков он не носил с тех самых времен, как был грузчиком. Любой галстук стеснил бы его мощную бычью шею, а вот огромная цепочка с удовольствием занимала законное место на ней. И никаких крестов.
– Господин Леонидов, – весело поздоровался издатель, – я вчера встречался с Силаевым. Он говорит, что у вас прекрасный сценарий и роман ваш достойный. Правда, он их не читал. Но его специалисты довольны вами…
Он мгновение помолчал и продолжил: – Я вот что подумал… А не вернуться ли нам к разговору о контракте? Скоро выйдет прекрасный фильм. Такое рекламное подспорье – хорошая книга, было бы очень кстати. Убьем сразу двух зайцев! Как вы смотрите на это?
– Вам тоже понравилась моя книга? – спросил Леонидов.
– Да, очень! Очень понравилась книга! – воскликнул издатель. – Правда, я ее пока тоже не читал… Но мои специалисты в восторге!
– А почему вы не хотите ее прочитать? – наивно спросил Леонидов.
– Вы издеваетесь, господин писатель? – возмутился желтый пиджак.
– Я не читаю книг! Я их вообще не читаю! НИКОГДА! У меня куча… масса других дел! И читать никогда не буду!
Остыв немного, разумно предложил:
– И все же давайте о деле! Я поднимаю ваш процент до пятнадцати! С десяти до пятнадцати – это эксклюзивный процент!
– И эксклюзивный договор? – спросил Леонидов.
– Конечно! Как мы договаривались!
– И вы будете менять кое-что в моей книге?
– Конечно! Совсем чуть-чуть! Кое-что! Самую малость! Так работают все!
– Нет, спасибо, не надо! Я не хочу! – ответил он и попрощался. Хотел уже положить трубку, но издатель остановил:
– Я знаю, господин Леонидов, что вы напечатали свои книги неплохим тиражом? Тысячи экземпляров!
– Напечатал, – ответил он.
– Даже разместили их в Интернет-магазинах?
– Да…
– Поздравляю! – весело воскликнул тот. – Еще я слышал, что ни одна ваша книга так и не была продана.
– Откуда вы знаете? – не выдержала Галя.
– Я знаю? – засмеялся он, поправляя восхитительный желтый пиджак. – Передо мной статистика со всех Интернет-магазинов. Я знаю о книгах все!
– Не читая, – сказал Леонидов.
– Чтобы знать, не обязательно читать. А еще я знаю, что продажи Интернет-магазинов составляют всего один процент от общего рынка. Вам нужна серьезная пиар-компания, господин Леонидов. Так, как насчет нашего договора?
– Нет, спасибо, нет.
– Ну что же, созвонимся позже, в другой раз, до встречи, – и желтый пиджак повесил трубку.
Ангел всплеснул руками-крыльями. Он был недоволен им. Галя посмотрела на него с уважением, но какая-то тень промелькнула в этом взгляде. Промелькнула и погасла черной свечкой. Она стояла, улыбалась, не обращая на Ангела никакого внимания.
– Ничего, прорвемся! – сказала она. – У меня есть еще идея…
Часть 2
Большая круглая гостиная заполнялась приглашенными. Прожектора сверкали, прицеливались, расстреливая ярким светом гостей. А собрались сегодня люди и собаки, представители всех мастей и пород. Это была передача в прямом эфире – Элит-ШОУ. И, действительно, судя по нарядам, знакомым лицам и мордочкам, сюда могли пожаловать только «Элит». Не «Элит» здесь быть не могло. Оно и правильно – было бы не интересно. А Элит – интересно. Все в пестрых нарядах, в удивительных костюмах и платьях от известного нам Кутюрье. Как ухитрялся великий Маг Медильяне придумывать одежды, которые подходили и людям, и собакам, было неизвестно. Но смотрелись они восхитительно. Ведущий – суперпородистый пес – огласил тему разговора, и толпа загудела, заскулила, промурлыкала и пустила слюну.
– Сегодня мы говорим о миллионе… миллионе… миллионе…
И снова слюни. Собачонки и люди, приглашенные сюда, подтянулись и приготовились к прениям, приготовились обгладывать и грызть, заглатывать и съедать целиком.
– Сегодня в нашей гостиной отсутствует виновник разговора. Он отказался приехать на нашу встречу, но ничто не помешает нам провести эту беседу без него. Я правильно говорю?
Зал радостно зарычал, замурлыкал, почувствовав запах сахарной косточки.
– Итак, кто начнет? – спросил ведущий в восхитительном костюме.
Со своего диванчика свалилась маленькая стриженая болонка:
– Он не дает интервью! Он мне не дает интервью! Он никому не дает! Говорит, что мы не поймем! По-моему, это хамство!
– Хамство! Наглость! Безобразие! – неслись крики со всех сторон.
– Он ведет себя с нами, как с какими-то дворнягами, с шавками, – вторила ей ее соседка шарпей-стриженая-девочка. Я брала интервью у короля, у мафиози, я разговаривала с президентом, с главным кинологом страны, а этот прилепил бороду и издевается над нами. Да кто он такой? – неожиданно низким голосом прохрипела она.
– Он отказывается от щедрых гонораров за интервью, нагло бегает по улице, как будто я его укушу, и пинает меня.
– Гонорар? Пинает? – все больше свирепел зал.
– Итак, мы обозначили проблему! – воскликнул ведущий. – Что же! Если он не хочет ответить на наши вопросы, мы сами ответим на них!
– Сами! Ответим сами! Сами! – заскулил зал.
– Послушайте! А зачем вы это делаете? – воскликнул какой-то гость, похожий на человека. Правда, лишь отдаленно похожий, поскольку был в потертом пиджачке и совсем не вязался с элитной публикой.
– Слово предоставляется известному ученому-математику. Он получил такую же премию несколько лет назад, конечно же, взял ее, и сегодня мы его пригласили на передачу, – воскликнул ведущий, – прошу, господин Математик! Мы слушаем вас!
– Господин Клейзмер – великий ученый, – начал тот. – Мы никогда не встречались, но я прекрасно знаю его работы, и то, что он сделал, заслуживает внимания, признания и уважения…
Говорил он несколько минут. Зал в недоумении слушал тираду человека, не умеющего вести себя на подобных шоу, в подобном обществе, поэтому речь его была неинтересной и серой. Некоторые уже начинали посапывать, повизгивая во сне, кто-то нетерпеливо дергал ногами-лапами (собаки во сне часто куда-то бегут), а рейтинг передачи неминуемо полетел вниз.
– …и я не понимаю, как можно обсуждать такие вопросы огульно, без его присутствия, за глаза, – закончил он свою речь. Наконец, ведущий сумел перехватить слово и продолжить Шоу.
– Но, вы нам рассказывали о математике, господин Математик, а главного мы не услышали – почему он не взял миллион?
И зал проснулся, зал подпрыгнул на своих местах.
– Миллион! Миллион!