Последний раз взглянув на экран и получив по лицу и ушам порцией рекламы, Леонидов выключил телевизор.
– Ну, как, мой писатель? – радостно спросила Галя. – Понравилось?
– Очень! – воскликнул он, – особенно про маньяка и про пожирателя денег.
– А я говорила! – воскликнула она. – Ты много теряешь… Ладно, я тебе больше не нужна? Пойду, сейчас начнется мой сериал.
Она даже представить себе не могла, как сейчас была ему нужна. После всего увиденного, услышанного. Ему было тошно, было не по себе. Но она ушла, и только книги, тысячи его книг оставались рядом. И вид этих небоскребов, отражающих вечернее солнце, приводил мысли и чувства в порядок, в уютный привычный покой, который он так долго берег и сохранял для себя. Для себя? А как же они? А ребенок, который один дома?
Лето закончилось. Оно растворило жару в холодных осенних лужах. Люди, вернувшись из отпусков, забросили праздные дела и начинали жить по-новому, по-осеннему. Люди начинали свой «сезон». Поэтому Леонидову не было жалко расставаться с этим летом. Летом, которое, отобрав немало времени и сил, подарило небольшой опыт в непростом деле, за которое они с Галей взялись… И с Ангелом тоже. За это лето он почти ничего не написал. Он не мог писать, потому что каждый день, просыпаясь и заходя в кабинет, видел, как на него с укоризной смотрели книги. Горы книг. Небоскребы книг. Он все никак не мог расстаться с ними.
Осень заморозила холодные лужи в первом морозце, снегом запорошила город, улицы, и только его пестрая улица и его небоскребы стояли, подпирая потолок, не тронутые и никому не нужные. Пока не нужные. Ни один магазин не желал брать четыре книжки у автора, у частного лица, у какого-то Леонидова. Ни одна книготорговая компания не хотела работать с неизвестным писателем. Никто не изъявил желания даже прочитать их, поскольку книги теперь читать вовсе не нужно. И только одно брезжило где-то вдалеке, в начале следующего лета, в день, когда состоится премьера фильма. Только тогда, может быть, его книги захотят покупать и читать.
Но, неожиданно произошло событие, которое изменило такую спокойную и размеренную жизнь, и снова огонек затлел в потухшем кострище, из которого так хотелось развести большой веселый костер. И снова появилась надежда.
Как известно, все в этом мире делается только через знакомых. Ты рождаешься, и тебе помогают явиться на этот свет знакомые акушеры. Растешь, еще не научился говорить, а через знакомых тебе уже подыскивают «правильную» школу. Через знакомых ты поступаешь в институт, потом через других знакомых находишь престижную работу. Уже сам обрастаешь знакомыми, и дальше идешь по жизни шаг за шагом, не сам по себе, а только с их помощью. Иногда кажется, если бы не было знакомого акушера, ты бы не родился. А если бы и родился, то без следующего знакомого не вырос и не выучился. Просто, не смог бы выжить! По-видимому, при входе в этот мир следовало бы поставить Ангела или кого-то еще, кто задавал бы один простой вопрос: – У ваших родителей есть знакомства? И если окажется, что нет, то и не стоит такого сюда впускать – все равно скоро ни с чем вернется обратно. Без знакомых на этом свете делать нечего. А если ты явился сюда и имеешь семь пядей во лбу? Если набрался наглости чего-то захотеть, добиться в этой жизни сам по себе? Даже не думай. Все обречено на провал, и никакой Ангел не поможет. Единственное, что будет позволительно без чьей-либо помощи – покинуть этот мир навсегда. Так устроена жизнь.
Галя последнее время, устав предпринимать какие-либо попытки, немного успокоилась. Ангел где-то пропадал по ангельским делам. Видимо, у него были еще подопечные более сговорчивые и послушные. Появлялся он редко. Проверял наличие книг под потолком, что-то ворчал, советовал и удалялся восвояси. Но однажды он принес новость. Вернее не он, но все произошло, несомненно, с его легкой руки. Вернее, крыла. Однажды Гале позвонил один ее старый знакомый. А у него был еще один знакомый. И, наконец, у того тоже был знакомый… писатель. А у писателя был знакомый поэт и издатель. Очень уважаемый человек, которого знали в поэтическом мире. И не только знали, но и печатали. Впрочем, печатал он себя сам. Издавал книги свои, чужие и выпускал собственный Литературный журнал. Словом, появился еще один шанс, который не использовать было нельзя. Галя позвонила ему и договорилась о встрече. Поэт-издатель сказал ей, что сначала должен прочитать книги Леонидова, и только тогда даст ответ, станет ли помогать.
– Чем он сможет помочь? – спросила Галя у писателя – знакомого поэта-издателя, которого нашла через знакомого, одного своего хорошего знакомого, – привезя ему книги Леонидова. Тот ответил просто: – Если Тепанов возьмется – он СДЕЛАЕТ! Обязательно сделает! Его услуги будут стоить,… и озвучил сумму затрат. Как ни странно, это были не миллионы, не миллиарды, а вполне соизмеримая с их возможностями цена, которую они могли заплатить за пиар и продвижение Леонидова на книжный рынок. За пропуск в новый для него мир.
– Это все, что у нас осталось, – возразил Леонидов.
– По странной случайности, это ровно столько, сколько у нас осталось, и мы заплатим эти деньги! – ликовала Галя. – Это же знакомый! Очень близкий знакомый знакомого моего знакомого, его знакомого писателя!
– Сама поняла, что сказала? – спросил ее Леонидов.
– Это наш шанс! – воскликнула она.
– Тепанов? А тебе не кажется, что в его имени чего-то не хватает? – спросил он.
– Да, пожалуй, чего-то не хватает, – задумалась она, но отмахнулась. – Не важно. Главное, чтобы ему понравились твои книги, иначе он не возьмется.
Когда Леонидов услышал эту фразу, понял, что это действительно шанс! За эти два года, за долгие два года ни один издатель не изъявил желания прочитать его книг. Ни один книготорговец не хотел даже взять их в руки, а тут некто собирался их прочитать! И теперь они ждали его ответа. То были мучительные дни. От мнения этого человека зависело все. Ему были важны не фантики и обложки, а книги. Его книги! Его мысли! Это подкупало! Только профессионал мог так отнестись к его работе, и никакие знакомые здесь были не нужны. Известный издатель и поэт, главный редактор Литературного журнала сейчас решал его судьбу – он читал его книги, это было главное! И день этот наступил!
– Леонидов, собирайся, он ждет тебя! Бери деньги и езжай! Доброго Ангела возьми с собой, он теперь снова с нами! И надень костюм…
Они долго шли по улице, находящейся в центре старой Москвы, разыскивая нужный дом. Они, эти двое – он и его Ангел. Галю с собой не взяли. В конце концов, она была здесь не нужна. Теперь это было его делом – познакомиться и подписать договор. Его и Ангела.
Так вдвоем они двигались по замерзшей ледяной Москве, уверенно скользя по улице, вот только нужного дома никак не находили. Дом номер 17-Б таинственно скрывался от них. Это была какая-то игра. 17-А стоял, гордо выпячиваясь номером таблички, в глубине прятался 17-Г, а буква Б в этой нумерации была пропущена. Наконец, Леонидов не выдержал и позвонил поэту-издателю. Тот бодро отозвался:
– Вы видите перед собой Г?
– Да, видим.
– Видите рядом маленький В.
– Нет, не видим.
Улица казалась таинственной, скрывая от них свои дома.
– Посмотрите еще раз, – терпеливо продолжал издатель, – маленький В – он прямо перед вами.
Наконец, Ангел показал ему на крошечную трансформаторную будку. На ней и светилась синим цветом табличка с номером 17-В.
– Нашли! – воскликнул он.
– А напротив расположен мой Б! – произнес издатель. Он повесил трубку, и теперь наши двое огляделись по сторонам. 17-В был маленькой кирпичной будкой, а вывеска с номером занимала большую часть его стены. На этой улице он считался целым домом. Удивительная улица, удивительные дома, но где же Б? Напротив лишь полукруглая стена и больше ничего. Они в последний раз оглянулись на крошечный В-дом, маленький сказочный заснеженный кубик с гордой вывеской 17-В, который мнил себя целым домом, и пошли вдоль округлой стены. Вывески не было. На ней вообще ничего не было – ни дверей, ни окон, ни крыльца. Ничего. Он так хорошо знал Москву, а тут заблудился в трех соснах, в трех домах. Чудо-улица! Чудо-дом 17-Б! Их поистине ожидало чудо, – понял Леонидов, – поэтому и не давалось так просто и легко. Чудо нужно заслужить. И нечто приятным трепетом завибрировало, затрепетало в глубине души. Дом пока скрывался от них, он был где-то рядом, и готовился внезапно появиться в своем таинственном сказочном великолепии, широко распахнуть дверь, подарив новую жизнь и неизведанную сказку. Сердце учащенно забилось.
– Стоять! – услышал он голос Ангела. – Дальше не пойдем! Посмотри, что это? – он в ужасе смотрел на округлую стену и дальше куда-то наверх. А там скрывалась макушка, ослепленная зимним заледеневшим солнцем. – Ты понял, что это? – продолжал исследование Ангел.
– Нет! – прищурился Леонидов от яркого света.
– Это же Храм! – воскликнул Ангел.
– В каком-то смысле нам и нужен Храм, – обрадовался Леонидов такому совпадению. – Храм с номером 17-Б.
– Ты не понимаешь, Леонидов, – продолжал Ангел. – С этого Храма сброшены кресты! Теперь это не Храм, а только его стены.
– Ну, и что? – удивился тот.
– А ты не понимаешь?
– Нет, – воскликнул Леонидов.
– Храм без крестов, без икон! Сто лет назад с него сбросили купол и колокола, разграбили и оставили на поругание! Не понимаешь? – волновался Ангел. Его добрый справедливый Ангел. Теперь он начинал понимать его волнение. Это было округлое здание, которое некогда было церковью. Теперь видна была лишь красная стена и вход, заделанный кирпичом.
– Ну, и что? – смеясь, воскликнул он.
– И ты говоришь – ну, и что? – трепетал Ангел, – не понимаешь? Храм без крестов! Если из него выносят иконы и оскверняют, что теперь в этих стенах остается?
Он недоуменно молчал, тогда Ангел продолжил:
– Свято место пусто не бывает. Ты знаешь, кто теперь там мог поселиться?