Он не стал дописывать книгу, хотя оставалось немного. Да и измучила его она, чуть не свела с ума. Небоскребы книг он свез в гараж. Галя больше не терпела хаоса в современно обставленной квартире. Они купили классную машину – внедорожник, сейчас это было модным, и теперь он «разъезжал» на ней и Галя тоже. Было модным, когда за рулем огромного сарая сидела миниатюрная женщина и маленькой ножкой, нажимая на педали и пролетая по улицам, рассекала все препятствия на своем пути. Правда, он хотел совсем другую машину, но так получилось. Хотел маленького, стремительного эгоиста, куда будет помещаться он один. И только ветер в лобовое стекло. Но почему-то купил внедорожник. Ничего – еще успеет.
Как-то раз, ставя автомобиль в подземный гараж, увидел свои книги, те самые, не проданные, не измененные, а потому не нужные никому. Он давно не обращал на них внимания, а тут заметил. И вдруг ему в голову закралась странная мысль:
– Раньше книги читали, бывали времена, когда книги сжигали, а теперь их хоронят заживо.
Он отмахнулся от этой мысли, прижал к себе сумку с ноутбуком, с которым за эти месяцы уже породнился, и подумал: – Надо бы их отсюда выкинуть. Мало ли что. Но, почему-то не выкинул. Так они и мозолят глаза до сих пор. Теперь он пытается их не замечать, просто не обращать внимания…
Весна оттаяла замерзший город, залила его ярким светом, пробудив жизнь, листья на ветках деревьев, наполнила радостью охладевшие сердца. Она небрежно прыгала из лужи в лужу, брызгая во все стороны каплями талой воды, носилась, заглядывая в окна домов и машин, сходила с ума. Она жаждала приключений, ища попутчиков в этом сумасшедшем полете. Приглашала на праздник, который бывает лишь раз в году. Не теряя времени, отдавала этим зимним людям капельку тепла и яркого солнечного света… и немного любви – тем, кто на нее еще способен. А иначе, зачем вообще нужна эта сумасшедшая весна?!
В первый раз в своей жизни он прошел мимо нее. Не заметил, как набухли бутоны на ветках деревьев, распустились цветы, пропустил первую траву на газонах в парках и даже не успел заметить, как растаял снег. Метался из одной страны в другую, перелетал, переезжал. Из своей зимы в чужое лето, из лета снова в зиму, и, наконец, остановился уже в своем, московском жарком, душном лете. Пропустил целое время года – как такое могло случиться? Лето ослепительно сияло в вышине яркими солнечными лучами, напоминая о себе. Напоминая о том, что прошел ровно год и скоро должна состояться премьера фильма, снятая по мотивам его книги, той самой, которую он когда-то написал и не дал к ней прикоснуться никому другому. Конечно же, не лето ему напомнило обо всем, а металлический голос железной секретарши Силаева, которая позвонила ему, то ли на Майорку, то ли на Майами. Он не помнил точно, куда, в общем, что-то на «М». И теперь они с Галей должны были срочно возвращаться на премьеру.
– Так указано в договоре! – возмутилась секретарша, узнав, что они на каком-то острове на букву «М». Вы должны через два дня быть на премьере! Этот вопрос не обсуждается! Господин Силаев ждет вас!
И, жестко пригвоздив этой фразой, повесила трубку. А они и не возражали! Разве они могли не приехать на свою премьеру? Они ждали ее целый год! И теперь мчались, перелетая через океаны и моря, горы и материки, вот уже родные зеленеющие поля, речушки, дачные поселки, фонари аэродрома, и, наконец, полоса приземления гостеприимно встречала их в летней ночи. Долго ехали по городу. Он смотрел по сторонам, но ничего не видел. И, все равно, что-то пробудилось в нем, воскресло. Он вспоминал киностудию, свой первый поход туда. Потом Силаева, вручающего сумасшедший по тем временам, гонорар, но дело даже не в нем. А теперь премьера, и все надежды, связанные с ней. Завтра человек (его человек) будет босыми ногами ходить по горячему песку, омывая их в волнах теплого океана. Он выйдет из той самой книги, из настоящей, написанной им самим. Это единственное, что оставалось из коротенькой жизни, когда он еще умел мечтать! И почему-то вспомнил, как они сидели с Галей на полу и оборачивали обложками книги, как писал, словно сумасшедший, любил, словно в последний раз. Кучка мелочи на столе – низ горки, от которой он оттолкнулся, взлетел на высоту. И залетел так далеко! А теперь не знал, был ли это низ горы или ее вершина. Как все перевернулось. Юность. Короткая бесшабашная юность в зрелые годы. Маленький оазис во времени и возрасте. Короткое взрослое безумие! То время промелькнуло, словно короткая весна. Весна не бывает вечной, но он помнит о ней, и она снова рядом, снова с ним. И его Галя тоже рядом, которую он, казалось, не видел несколько месяцев. Где она была? Где был он?… Завтра… все завтра… Завтра будет премьера, он вернется к себе и побудет наедине еще какое-то мгновение. А, может быть, снова что-то изменится. Может, теперь он будет писать сценарии для фильмов, где не символы, не «форматы» меряют километры пленки, а шаги по горячему песку или высота волн теплого океана. Завтра наступит этот день! А сейчас была глубокая ночь, и они подъехали к своему дому. Но разве бывают чудеса? И, все-таки, он спустился в подземный гараж и достал книгу. Всего одну – много места она не займет, потом на кухне сидел и читал ее до самого утра. Читал, чувствуя, словно, уже был на премьере.
И вот, оседлав внедорожник, они с Галей,… то есть с Геллой, неслись по улицам города. Леон и Гелла! Тигр и Пантера верхом на огромном боевом слоне! На ней как всегда было удивительное волшебное платье, на нем костюм. Нет, не тот, совсем другой, или десятый, конечно же, из магазина Медильяне. И, казалось, весь город приоделся в нарядный праздничный костюм. Люди шли веселые, красивые, а направлялись они, конечно же, на премьеру. Оставалось совсем немного. Она сидела за рулем, не доверив ему вести машину, видя, как он волнуется. А он действительно волновался. Нет, он сходил с ума!
Они уже подъезжали к огромному кинотеатру в центре города, где издалека были видны толпы зрителей. Но сейчас его волновало другое. Он увидел огромный плакат во всю стену кинотеатра и теперь, не отрываясь, смотрел на него. Все так, как он хотел! Как себе представлял! О чем мечтал! Какой-то удивительный художник, словно прочитав его мысли, зарисовал гигантское полотно, украсившее здание. Уже виден раскаленный белый песок, яркое солнце наверху афиши. Он различает каждую песчинку на широком пляже. Человек! Он идет по песку, а ноги его босы! Его брюки закатаны до колен, и он ступнями обжигается о горячий берег, а рядом играют с ветром высокие волны океана.
– Леонидов! Смотри! Это же твой чертов человек! Ты узнаешь его? – закричала на всю улицу Галя… Нет, Гелла… Нет, ГАЛЯ! Его Галя! А люди, оборачиваясь на них, тоже глядели на огромную афишу в самом конце улицы и видели этого человека! Сейчас он войдет в воду, сейчас его босые ноги прикоснутся к волнам, и он растворится, будет таять в океане, где только прозрачная голубая вода и дельфины, играющие на самой поверхности…
– Стоп, что это?! – они подъехали близко, едва не коснувшись колесами пляжа и прозрачных волн. Наверху огромной афиши сидел какой-то человек и корчил невероятные гримасы! Нет, их было двое! Два человека! Оба на самом верху отвесной стены! Один с крыльями! Это же Ангел! Их добрый Ангел! Он был здесь! Он не мог сюда не прилететь, а рядом с ним, тоже вставая в немыслимые позы, кривлялся человечек, который был то ли сказочным зверюшкой, тот ли человеком из мультика… Человек-Мультик! Они извивались на верхней раме огромной картины и строили всем дикие рожицы. Неизвестно, видел ли их кто-то еще. Сейчас это было не важно, главным был этот человек! Его человек. Он стоял босиком на песке в шаге от прибрежной волны, а на голове его была черная бандана, которая укрывала от яркого солнца. Человек застыл в оцепенении, в ожидании, лицо его озаряла нечеловеческая улыбка, зубы отливали перламутром, мускулистые сильные руки были подняты кверху, а в них были зажаты… два автомата. Те своими дулами были направлены в разные стороны, готовые разорвать воздух в клочья очередями трассирующих пуль…
Он не писал такого! Он не мог вложить в руки человека, его героя, смертельное оружие! В этом был весь смысл! Человек, вопреки логике и здравому смыслу должен был «раздетым», почти голым, босыми ногами прикоснуться к песку, к океану. Больше не нужно было ничего! Только песок и дельфины на сверкающей волне! Блокбастер! – вспомнил он название жанра и прочитал его на афише! Они изменили его замысел! Изменили «немножко»… «чуть чуть»… Они отправили этого человека убивать!
Галя посмотрела на Леонидова. Гелла взглянула на Леона.
– Пойдем? – тихо спросила Галя, припарковав машину.
– Нет, не пойду, не могу, не сейчас, – ответил Леонидов.
– Пойдем, – уже громче повторила Гелла…
– Да-да, пойдем, – ответил Леон, – конечно, пойдем. Пойдем…
А два человечка – Ангел и Мультик все скакали, как сумасшедшие, извиваясь в танце дикарей…
Алка позвонила неожиданно – Алка… Алла… Аллочка. Он посмотрел на календарь – еще не прошло двадцати лет. Не прошло и года с тех пор, как они назначили следующую встречу – «через двадцать лет и ни днем позже».
– Через двадцать? – удивилась Алка. – А сколько тогда мне будет? – и, подумав, возмутилась, – Леонидов, ты с ума сошел? Ты обезумел? Сегодня у меня небольшая тусовочка, приезжай! Ты должен быть обязательно!.. Леонидов, ты меня слышишь?
Телефон вел себя прилично, он больше не издавал лишних звуков, трепетно передавая каждое слово его старой знакомой, не позволяя никаких вольностей. Это был разумный телефон. Леонидов не стал спрашивать, как она узнала новый номер. Его, пожалуй, теперь знали все…, кроме Петрова, которого он даже не пригласил на премьеру. И правильно сделал.
– Сегодня? – переспросил Леонидов, – сегодня не смогу, много работы, – сказал он, – давай в другой раз, давай через…
Он сидел за столом и писал. После вчерашней премьеры, нескончаемой презентации, встречи со зрителями, чествований и безумия праздничного фейерверка он хотел побыть наедине с собой. Хотел уткнуться в экран компьютера, не замечая никого. Работать. Только работать. В сумасшествии наслаивать друг на друга «символы». Громоздить этажи знаков, запят