Однако я должна мыслить позитивно. Пол сказал, что сама по себе технология не так уж сложна, так что вполне возможно, что он сможет собрать её довольно быстро, верно? Тогда он может появиться здесь в Римской вселенной в любой момент.
Или через несколько часов. Или дней.
Я крепко зажмуриваюсь и изо всех сил надеюсь, что ошибаюсь насчёт толчков.
*
К тому времени, как мы добираемся до Замка Святого Ангела, сгущаются сумерки. Охранники замка те же самые два парня, которых я видела в прошлый раз. Те же усы, те же ярко раскрашенные полосатые костюмы, те же саркастические выражения на лицах, всё как в старые добрые времена. Один из них спрашивает:
— Обычная комната?
— Да, пожалуйста. И если вы сообщите отцу Полу, что я здесь, я буду вам очень признательна.
Другой охранник неторопливо идёт искать Пола, бормоча себе под нос:
— Некоторые люди никогда не учатся.
Меня ведут в ту же маленькую часовню, где я была в прошлый раз. Один из витражей разбился, усеяв каменный пол зелёными и алыми осколками, но землетрясение, похоже, не причинило никакого другого ущерба. Если железные рамы, в которых стояли сотни маленьких свечей возле алтаря, упали, значит, их поправили, и все маленькие огоньки горят достаточно ярко, чтобы дать немного света.
Я думаю, что каждая свеча символизирует молитву. Мои нерелигиозные родители в основном рассказывали мне о различных доктринах в историческом контексте, а не о таких деталях, как эта. Но я почти уверена, что вы зажигаете свечу за кого-то, когда вы боитесь за него, молитесь за него, желая, чтобы кто-то там, наверху, позаботился о нём. Я беру одну маленькую свечу, посвящаю её двум потерянным Маргарет и зажигаю её пламенем другой.
Я не могу по-настоящему молиться за людей, которые уже потеряны, но, по крайней мере, я могу помнить их.
Затем я слышу своё имя, произнесённое тихо.
— Маргарет?
Я оборачиваюсь и вижу в дверях часовни Пола в длинном чёрном одеянии священника. Блеск золота на его шее пронзает меня внезапной надеждой. Жар-птица. Это мой Пол! Он спас все другие миры и пришёл сюда, чтобы спасти и это измерение!
Нет. Предмет, висящий у него на шее — это крест. Он обещает спасение, но не такое, в котором сейчас нуждается Мультивселенная.
— Ты пришла, — отец Пол подходит ко мне ближе, его руки сжаты вместе, как будто он не может дотянуться до меня. — Я и не думал, что ты придёшь.
Он так не похож на моего собственного Пола и, всё же, так знаком. Когда я смотрю сквозь одежду священника и его длинные волосы, ища следы человека, которого я люблю, мне кажется, что я снова вижу Пола в первый раз…
Новый аспирант, на голову выше всех в комнате, более мускулистый, чем строитель. Одетый в дешёвую выцветшую одежду, купленную в «Гудвилле» на те несколько долларов, что остались от стипендии, потому что родители его выгнали. Он даже не поднимал глаз от пола, разве что, когда разговаривал о физике с моими родителями, как будто говорил только цифрами, а не словами. Я посмотрела на его сильную челюсть и неуклюжую фигуру и мысленно окрестила его «пещерным человеком».
Песни и фильмы говорят нам, что, когда вы встречаете того, кого в итоге полюбите, планета перестаёт вращаться, облака раскрываются и ваше сердце начинает петь. Реальность ещё более запутанна. Правда в том, что мы постоянно встречаемся с новыми людьми, но никогда не можем точно сказать, что они могут значить для нас. Никогда не знаешь, кого ты забудешь или кто будет нужен тебе вечно.
Отец Пол говорит:
— Ты говорила мне, что мы больше не встретимся.
Печаль в его голосе звучит слишком знакомо. На протяжении одного вдоха я снова нахожусь на «Астреусе», стоя перед компьютерными считывателями, которые показывают, насколько разбита душа моего Пола и боль так же свежа, как и в тот момент, когда он сказал мне отпустить его.
Мы разделяем это, отец Пол и я, ужасное осознание того, что значит любить кого-то больше жизни и всё же отказаться от него.
— Мне жаль, — говорю я искренне. — Но, когда земля вот так содрогнулась — это было похоже на конец света.
Пол пересекает пространство, между нами, в два шага и прижимает меня к своей груди. Я крепко обнимаю его, благодарная за утешение и за его любовь.
Несмотря на святые обеты, навсегда разделяющие нас в этом измерении, любовь отца Пола ко мне так чиста. Так проста. Он не спрашивает, почему мы заботимся друг о друге. Он не требует, чтобы вся математическая основа реальности работала в пользу наших отношений. Никто не мучил его, раскалывая его душу. Он остаётся цельным и отдаёт мне всё своё сердце.
Я представляю себе бесконечное бегство по мультивселенной, в мир за миром, в поисках того, где мы знаем, как любить друг друга, где никто не преследует нас и не разлучает. Всё, что может случиться, должно случиться, поэтому должен существовать мир, подобный этому. Один идеальный мир, где мы с Полом всё делаем правильно.
— Ты всё ещё боишься? — бормочет Пол рядом с моим лбом.
— Да, — признаю я.
Я уже поняла, что даже в самом худшем случае этот план меня не убьет. Если есть какое-то предупреждение о коллапсе измерения (а оно должно быть, верно?), ну, у меня всё ещё есть моя Жар-птица. Я не могу прыгнуть в то же измерение, где сейчас находится Ведьма, но я всегда могу вернуться домой или вообще в другое измерение.
Но я боюсь за отца Пола. За версию моих родителей, которые впервые смотрят на планеты в телескоп. За Сикстинскую капеллу, которая заслуживает того, чтобы быть законченной. И за эту Маргарет тоже.
Я уже потеряла две другие версии себя. Я не хочу потерять целую вселенную.
— Похоже, тряска прекратилась, — голос Пола звучит так успокаивающе и сильно. — Ты же знаешь, что не можешь здесь оставаться.
Но если мой Пол появится, нам, возможно, придётся спешно искать друг друга, а как мы сможем это сделать в средневековом мире, где ночь непроглядно темна?
— Ты должен прийти ко мне, как сможешь, — говорю я. — Хорошо? Приходи ко мне домой. Мои родители никому не скажут. Они не будут возражать.
Отец Пол колеблется, но в конце концов кивает.
— Наконец-то ты готова, — шепчет он. — Ты, по крайней мере, веришь, что я готов покинуть церковь ради тебя.
Тоска в его глазах так же прекрасна, как и болезненна.
Даже в этом мире, где на пути стоит вся Римская Католическая Церковь, мы с Полом нашли способ быть вместе. Я сжимаю его руки в своих.
— Ты уверен?
— Увереннее, чем когда-либо в чём-либо. Бог привёл меня в церковь, но он не дал мне дара целомудрия. Так что я не могу быть священником. Мои молитвы привели меня в Рим, Бог привёл меня в Рим, чтобы я мог встретиться с тобой.
От его сияющей веры в нашу судьбу у меня перехватывает дыхание. Если бы только мой Пол мог увидеть это…
Я не хочу красть момент, который должен принадлежать этой Маргарет, но я боюсь, что мир может рухнуть. Даже если она никогда не поцелует его, он должен поцеловать её хотя бы один раз.
И, возможно, мне нужен шанс поцеловать моего Пола на прощание.
— Иди сюда, — шепчу я, скользя руками по его лицу.
Пол не шевелится, но и не отстраняется, когда я прижимаюсь губами к его губам. Поначалу наш поцелуй осторожен и нежен, но потом внутри него что-то вспыхивает.
Его рот приоткрывается, совсем чуть-чуть, достаточно для того, чтобы я захватила его губу своими. Со стоном Пол притягивает меня ближе, и наконец я снова оказываюсь в его объятиях. Я сжимаю складки его чёрной мантии в своих руках, когда он целует меня сильнее, пока жар между нами не становится таким же страстным, как в каждый из моментов, когда я была с Полом в других вселенных.
Когда наш поцелуй прерывается, Пол тяжело дышит. Я жду, что он извинится или раскается. Вместо этого он расправляет плечи, вновь обретая решимость.
— Я приду к тебе, — тихо говорит он. — Ничто больше не удержит меня вдали от тебя, Маргарет.
— Надеюсь, что нет. Я надеюсь, что с этого момента всё будет прекрасно, — ох, пожалуйста, не позволяйте мне испортить отношения между этими двумя людьми. Пожалуйста, пусть землетрясение будет лишь совпадением. Пожалуйста, не дай мне разрушить мир этих людей.
Отец Пол не понимает истинной природы страха, преследующего меня. Он просто проводит рукой по моим волосам и говорит:
— Я молился об этом несколько месяцев. В последние дни, когда мы решили расстаться, я думал, что обрету покой. Вместо этого мир стал ещё дальше, чем когда-либо, — Пол не похож на парня, который ищет оправдания. Он улыбается так, словно пережил божественное откровение. — Только с тобой моя душа находит утешение, Маргарет. Всё, что я должен сделать, чтобы быть с тобой, даже если нужно покинуть церковь — это путь, которому я должен следовать. Теперь нас ничто не разлучит, ничто в этом мире.
Слёзы выступают у меня на глазах. Хотя я пытаюсь моргнуть, одна слезинка всё же стекает по моей щеке.
— Хорошо, — шепчу я.
Если эта вселенная выживет, ещё одна Маргарет и Пол получат шанс быть счастливыми.
А сейчас мне просто нужно придумать, как остаться с ним, пока мой Пол не достигнет этой вселенной и не объяснит, что происходит…
Собака снаружи начинает громко лаять, каждое тявканье отчётливо доносится через разбитые окна. Сначала меня это раздражает, но потом я вспоминаю, что собаки всегда знают, когда приближается землетрясение. Учёные до сих пор не понимают, когда именно произойдёт землетрясение, даже со всеми их учёными степенями, приборами и Нобелевскими премиями, но собаки всегда знают.
На этот раз дрожь сотрясает весь замок, и мы с Полом падаем на пол. Оставшиеся окна разбиваются вдребезги, и я закрываю голову, когда стекло брызжет во все стороны. Пол грубо толкает меня в бок, чего я не понимаю, пока не замечаю, что полки со свечами упали всего в нескольких дюймах от края мой одежды. Мы держимся друг за друга, а дрожь продолжается по крайней мере две или три минуты, в терминах землетрясения — это очень долгое время.