Миллион поцелуев в твоей жизни — страница 68 из 74

Дыхание учащается, голова кружится, а злость охватывает меня с такой силой, что я едва могу мыслить ясно. Знаю, что мы, скорее всего, устраиваем сцену перед нашим домом, но мне все равно. Нужно озвучить правду.

Мой отец должен знать, что я чувствую на самом деле.

– Ты права.

Я смотрю на него, разинув рот, потрясенная тем, что он так быстро признал вину.

– Я был не прав и прошу прощения, – продолжает папа, хотя бы признавшись во лжи.

Но уже слишком поздно.

Однако я не нахожу в себе сил сказать ему об этом. Меня переполняют эмоции. Крю крепко меня обнимает, даря чувство безопасности. Он никогда не держит слишком крепко. Дает мне необходимую свободу и уважает мои решения. Мои мысли. Мое тело. Всю меня.

Каждую частичку.

– Ты разбиваешь мне сердце, – хрипит отец, его глаза блестят от слез. В любой другой день я бы не вынесла, если бы увидела его таким. Но не сегодня. – Я всегда был твоим героем, Тыковка. Ко мне ты всегда приходила за помощью. Не забывай об этом.

– Вам больше не нужно быть ее героем, – говорит Крю, притягивая меня еще ближе. – Теперь это моя задача.

Боль, отразившуюся на лице моего отца, невозможно спутать ни с чем. Он даже вздрагивает и смотрит на нас, прищурив глаза.

– Ты разрушил мою семью, – обвиняет он Крю.

– Нет, Харви. – Мама выступает вперед, ее глаза пылают от злости. – Ты сам ее разрушил.

Папа опускает плечи и голову.

А потом разворачивается и уходит.

* * *

Как только мы втроем заходим в квартиру, мама идет к брошенной коробке и роется в кусках картона, пока не сжимает в пальцах крошечный белый конверт, в котором, несомненно, лежит карточка.

– Это тебе, – она протягивает его мне.

Я забираю у нее конверт и бросаю взгляд на Крю, который не сводит с меня глаз.

– Открывай, – подталкивает он.

Дрожащими пальцами разрываю конверт и достаю карточку.


«Ранний подарок для моей Пташки. Миллион поцелуев в твоей жизни – от меня.

С любовью, Крю».


Я прижимаю ее к груди, меня переполняют эмоции. Слезы текут по щекам, и я моргаю, чтобы прояснить зрение, когда гляжу на Крю.

– Мне очень нравится, – произношу я шепотом. – Спасибо.

Он дотрагивается до моей щеки и ведет пальцами по подбородку.

– Пожалуйста.

Между нами витают эмоции и, кажется, наполняют все пространство, пока мы смотрим друг на друга.

Мама прокашливается, привлекая наше внимание.

– Рен. Может, отведешь Крю к себе и покажешь ему картину?

Я оборачиваюсь и смотрю на нее.

– Ты не возражаешь?

Она едва заметно улыбается.

– Конечно. Я доверяю тебе, дорогая.

Я подхожу к ней и крепко обнимаю.

– Спасибо. За все.

– Иди, – говорит мама, нежно меня подталкивая. – Покажи ему. – Она знает, как много это для меня значит. Этот момент. Эта картина. И Крю.

– Я люблю тебя, – шепчу я, а потом подхожу к Крю, беру его за руку и веду в свою комнату. Он молча идет за мной, но как только я тяну его внутрь и закрываю дверь, набрасывается на меня, всем телом прижимая к стене и крепко обнимая за талию.

– Прости, – говорит он еле слышно, осыпая мое лицо поцелуями. – За то, что пришлось заявиться и ругаться с твоим отцом, но я не мог допустить, чтобы он присвоил себе мой подарок.

– Все нормально. – Я наслаждаюсь мягкостью его губ, искренностью в голосе и бережными объятиями. – Я рада, что ты пришел. Жаль только, что я раньше не догадалась. Мама мне обо всем рассказала.

– Не извиняйся. Я понимаю. Правда, Пташка. Ты хотела верить, что он так не поступит с тобой. – Крю отстраняется и всматривается в мое лицо. – Все хорошо?

– Мне больно от того, что отец меня почти не уважает. – В горле першит, глаза щиплет.

– Мне бы очень хотелось забрать твою боль, – говорит он, и я не сдерживаюсь.

Я смотрю на него в неверии, гадая, куда же делся жестокий угрюмый Крю. Вместо него появился этот милый, сексуальный, внимательный мужчина, который хочет только заботиться обо мне, и…

Мне это нравится.

Я люблю его.

Правда. Я в него влюблена.

– Я рада, что ты здесь. – Смотрю на картину возле стены, и он делает то же самое. – Я очень люблю эту картину.

Я очень люблю его, но как мне сказать ему об этом?

Мне страшно от того, как сильны мои чувства к нему. Испытывает ли он то же самое ко мне?

– Знал, что так и будет. – Крю целует меня в висок, и я льну к нему.

Я должна была догадаться, что ее подарил Крю. Подсказки были прямо у меня перед носом, но я была ослеплена мыслью о том, что отец хочет вернуть мое доверие и добиться прощения, и поверила в его ложь.

Но теперь я прозрела. Благодаря маме. Рано или поздно я бы обо всем узнала, и до сих пор не понимаю, как не видела этого, но теперь все знаю.

Именно Крю отыскал ее и бог знает сколько за нее заплатил, но он подарил мне эту картину, потому что хотел видеть меня счастливой. Он сам так сказал вчера в бутике Chanel.

– С днем рождения, – говорит он, и я снова смотрю на него.

– Мне все не верится, что ты это сделал.

Крю колеблется, нахмурившись.

– Но ты ведь этого и хотела?

У меня вырывается всхлип, и я киваю, зажав рот, рукой, но слезы не прекращаются.

Крю прижимает мою голову к своей груди, и я чувствую размеренное биение его сердца.

– Ой, Пташка, не плачь.

– Все хорошо. Даже отлично. – А я все плачу. Сегодняшний день слишком насыщен. Хорошим. Плохим.

Чудесным.

– Не люблю, когда ты плачешь. – Голос Крю звучит напряженно. – Картина должна была тебя осчастливить.

– Это ты делаешь меня счастливой, – говорю я, слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть в его красивое лицо. – Не могу поверить, что ты выкупил ее ради меня.

Он понижает голос и говорит с предельно серьезным видом:

– Я бы сделал ради тебя все что угодно, Рен. Лишь бы видеть твою улыбку. Слышать твой смех. Помнишь, что я говорил?

Я киваю, громко всхлипывая.

– А вместо этого ты плачешь, будто я убил твою кошку.

– У меня и кошки-то нет, – бормочу я, и он улыбается.

– Скоро появятся две киски, – говорит он, имея в виду картину, которую я купила в галерее в тот день, когда он приехал ко мне и отвел на обед.

Целовал меня на заднем сиденье частной машины.

Я смеюсь. Кашляю. Всхлипываю. Я сама не своя.

– Ты прав. Появятся.

Мы молчим мгновение, но в конце концов я высвобождаюсь из его объятий, беру салфетку и вытираю слезы.

– Мне нравится записка, которую ты написал, – говорю я.

Боже, вот так записка. Кто знал, что Крю Ланкастер окажется таким романтиком? Я не знала, что ему это свойственно.

Но так он и вел себя. Ухаживал за мной последние две недели. Позволял мне почувствовать себя особенной. Словно сам меня такой считает. Заботится обо мне. Может, даже любит.

Думаю, это так.

Правда-правда.

– Я разыскивал ее с тех пор, как ты мне о ней рассказала, – признается Крю.

Я смотрю на него в потрясении.

– Ты же тогда меня ненавидел.

– Неправда, – возражает он.

Я смеюсь, и вся печаль покидает меня, когда слышу его ворчание.

– Ты сам ее нашел?

– Если честно, Грант помог мне отыскать владельца. – Он улыбается. Качает головой. – Он такой мудак.

– Прежний владелец?

– Нет, мой старший брат. Потрепал мне нервы, пока мы пытались ее достать. Но я думал только о том, чтобы заполучить ее, и теперь она твоя.

– Это очень дорогой подарок, – тихо говорю я, снова глядя на картину и рассматривая все поцелуи на холсте.

– Ты подарила мне то, что не сможешь дать больше никому другому, и я хотел сделать то же самое для тебя, – тихо признается он.

О боже. Не знаю, что делать и как реагировать, когда он так говорит.

Теперь мне и правда хочется на него наброситься.

– Спасибо, – шепчу я, улыбаясь, когда Крю снова меня обнимает. – Я всегда буду ею дорожить.

– А я тобой. – Он не говорит «всегда», но, думаю, я знаю, что он имеет в виду.

Меня вдруг осеняет, и я смотрю на него.

– Разве ты не должен был сегодня поехать к своему дяде?

Он пожимает плечом.

– Я вернулся, когда получил твое сообщение.

– Что?

– Когда ты написала мне и сказала, что отец подарил тебе картину, я никак не мог остаться и праздновать сочельник с семьей, пока твой отец лжет тебе в глаза. – Выражение его лица становится свирепым. – Я должен был рассказать правду. Лично.

Я встаю на носочки и приникаю к его губам, вкладывая в поцелуй всю себя. Крю размыкает губы, и я скольжу языком по его языку, пока он не начинает блуждать по моему телу руками, и тогда со стоном отталкиваю его прочь.

– Нам нельзя увлекаться, – говорю я, запыхавшись.

У него сногсшибательная улыбка.

– Как всегда моя правильная девочка.

Щеки пылают.

– Перестань. Мы зайдем слишком далеко, ты же знаешь. Не хочу предавать мамино доверие.

Он проводит рукой по волосам и резко выдыхает.

– Тогда пойдем, побудем с ней.

Я хмурюсь.

– Ты хочешь провести время с моей матерью?

– Конечно. Нам нужно узнать друг друга получше. И мне что-то подсказывает, что она меня одобряет. Ты взгляни, что я тебе подарил. Это впечатляет.

Меня переполняет радость, и я смеюсь.

– Ты же не против, что я побуду с вами двумя? – Он приподнимает бровь.

– Я сама этого хочу, – отвечаю я с улыбкой.

– Хочешь зайти ко мне завтра днем? Буду только я, мои родители и братья. Шарлотты не будет, к большому сожалению. Я очень хочу тебя с ней познакомить.

Снова наворачиваются слезы. Он хочет, чтобы я провела время с его семьей. И сам хочет провести его с моей мамой. Боже, это серьезно.

– Я тоже хочу с ней познакомиться.

Конечно, все серьезно. Он купил картину, которая обошлась ему дороже пятисот тысяч долларов. Может, даже миллион. Я понимаю, что он Ланкастер, и для него это, наверное, все равно что двадцатка, но все же.

То, что он сделал ради меня… Никто никогда не давал мне почувствовать себя такой особенной.