Сердце переполняют эмоции от его слов. От его взгляда. Толпа собирается вокруг телевизора, несколько человек встают возле нас. У Малкольма в руках свисток, и он смешит меня, свища в нашу сторону.
– Обратный отсчет почти начался! – объявляет кто-то.
– Осталось меньше минуты, – шепчет Крю, и я понимаю, что не хочу смотреть телевизор, когда можно выглянуть в окно и увидеть настоящий обратный отсчет на улице. По крайней мере, мы увидим фейерверк.
– Давай посмотрим на город, – предлагаю я, и мы вдвоем поворачиваемся к окну и спинами ко всем остальным.
Крю наблюдает за мной. А я за ним. Когда все начинают отсчет, он тоже тихо отсчитывает.
Только для моих ушей.
– Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть.
Я присоединяюсь к нему.
– Пять. Четыре. Три. Два. Один.
– С Новым годом, Пташка. – Он так близко, что касается губами моих губ, когда говорит.
– С Новым годом, – бормочу я и целую его.
Даже сквозь громкие выкрики наших гостей я слышу тихие хлопки фейерверков, разрывающихся в воздухе. Рев людей, которые встречают Новый год на улицах. Я отстраняюсь и любуюсь фейерверками. Красные и белые вспышки озаряют небо, а Крю, обняв меня за плечи, прижимает к себе и чокается своим бокалом с моим.
– За новый год, – говорит он.
– За новый год, – вторю я, и мы делаем глоток.
Пузырьки шампанского щекочут горло, и я отпиваю снова, пока в итоге не опустошаю бокал. Крю тоже допивает, забирает у меня бокал и, поставив оба на ближайший стол, берет меня за руку и ведет в свою спальню.
Мы забываем обо всех вокруг. Сосредоточены только друг на друге.
В комнате темно, шторы пропускают лишь свет от небоскребов, и когда Крю притягивает меня к себе, я охотно поддаюсь. У меня вырывается тихий стон, когда он проводит руками по моим бокам, теребя пальцами ткань платья.
– Я не могу от тебя оторваться, – говорит он, а потом набрасывается на мои губы, и я отвечаю ему, высовывая язык навстречу его языку. Поцелуй до неприличия прекрасен. У его губ вкус шампанского, а когда он просовывает руки под подол моего платья и опускает их на мои обнаженные ягодицы, я дрожу.
Крю замирает.
– Ты не надела трусики.
– И лифчик тоже, – признаюсь я.
От голодного блеска в его глазах, у меня между ног разливается жар, и он торопливо поворачивает меня к себе спиной. Проводит пальцами по обнаженной коже, а потом расстегивает молнию, пока платье не спадает с моего тела. Крю нетерпеливо спускает его лежать ворохом у моих ног, и, откинув его в сторону, я тянусь снять золотистые босоножки на шпильке, как вдруг он останавливает меня, опустив ладонь на голое бедро.
– Не снимай, – едва не рычит он.
Я слушаюсь, а когда Крю снова поворачивает меня к себе лицом, мы сливаемся в жадном поцелуе. Кажется, его руки разом прикасаются ко мне повсюду. К талии. К бедрам. К груди. К соскам. Он обхватывает меня между ног, дразнит пальцами, погружает их внутрь, и я, желая большего, расслабляю мышцы бедер, насколько могу.
– Я хочу трахнуть тебя у стены.
Все мое тело вспыхивает от его предложения.
Хмм. Мы еще никогда так не делали.
В следующий миг Крю прижимает меня к стене спальни возле окон, за которыми красуются огни города. Еще недавно я бы всполошилась, боясь, что нас могут увидеть. Меня. Совершенно голую.
Но сейчас мне все равно. Я слишком опьянена желанием. Потребность почувствовать, как он двигается во мне, превосходит все остальное.
Крю медленно прижимается к моему голому телу, оставшись полностью одетым, и я шумно выдыхаю. Кожа становится чувствительной от прикосновения его рубашки и брюк. Он целует меня в шею, слегка придерживая за бедра, проводит губами по ключицам. По груди. Слегка присев, обхватывает сосок, и я прижимаю его ближе, запустив пальцы в волосы.
– Черт ты прекрасна, – шепчет он, уткнувшись мне в грудь, опускает руку и гладит меня между ног. Я возбуждена. Слышу, как его пальцы окутывает моя влага, и закрываю глаза, слегка ударяясь затылком о стену. Я полностью охвачена его прикосновениями.
Когда он встает и снова завладевает моими губами, не переставая ласкать меня пальцами между бедер, я могу лишь отдаться его прикосновениям, чувствуя, что ноги норовят подкоситься. Крю выводит круги на клиторе, поглаживает его, усиливая удовольствие, и я понимаю, что скоро кончу. Тянусь к ремню его брюк, но вожусь с ним так неуклюже, что он смахивает мои руки. Расстегивает ремень, затем молнию, и тогда я просовываю руку ему в брюки и обхватываю пальцами возбужденный член.
В следующий миг он поднимает меня, и я закидываю ноги ему на поясницу. Его достоинство оказывается ровно там, где нужно мне сильнее всего. Он входит так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Его член двигается во мне, а я цепляюсь за его широкие плечи, прильнув раскрытым ртом к шее. Он двигает бедрами, с каждым толчком набирая скорость, и я замираю, оказавшись на грани оргазма.
Крю точно знает, как ко мне прикасаться и где. Мои стоны подсказывают, чего я желаю и где именно, и он понимает.
Он уже понимает мое тело и умеет давать мне ровно то, чего я хочу.
Что мне нужно.
Оргазм настигает внезапно и так сильно, что мне трудно дышать, в голове пустота. Я могу лишь сосредоточиться на мощной дрожи, которая сотрясает мое тело. Переходит на руки и ноги. Он все длится и длится, словно не закончится никогда, и, клянусь, в какой-то момент у меня замирает сердце.
Крю тоже кончает, его низкий гортанный стон посылает мурашки по моей коже. Когда все заканчивается, он прижимает меня к стене, навалившись всем телом. Моя мокрая от пота кожа липнет к его одежде, наши тела все еще соединены. Его член пульсирует во мне, дыхание становится резким, неровным. Он приближается губами к моему уху.
– Мне нравится смотреть, как ты кончаешь, – шепчет Крю, и я опускаю голову, до сих пор порой испытывая смущение, хотя это глупо.
За последние несколько недель он столько раз видел меня голой, что уже даже не смешно.
Я киваю, все еще не в состоянии говорить. Слишком ошеломлена чувствами, которые он во мне пробуждает.
Все, чем мы занимаемся вместе – особенно это, – так приятно, кажется таким правильным. У меня с Крю связь, которой нет больше ни с кем.
Ни с друзьями. Ни с семьей.
Ни с кем.
Только с ним.
Крю касается губами моего уха и шепчет:
– Я могу это повторить.
– Я знаю. – Я улыбаюсь. Интересно, слышит ли он улыбку в моем голосе?
– Я постоянно это делаю, – продолжает он.
У меня вырывается тихий смешок.
– Ты смеешься, но знаешь, что это правда. – Крю прикусывает мочку моего уха. – Я могу доводить тебя до оргазма снова и снова. Всю ночь, если ты мне позволишь.
Я издаю тихий вздох, когда Крю утыкается мне в шею и тихо просит:
– Скажи что-нибудь.
– Я люблю тебя, – говорю я, и он поднимает голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Я тоже тебя люблю. – Его улыбка отражает чистейшее удовлетворение.
– Отнеси меня в кровать, – велю я.
– Зачем? – Крю ладонями обхватывает мои голые ягодицы, словно собирается нести, так и не выходя из меня. – Ты устала?
Он меня дразнит.
Я мотаю головой.
– Хочу как следует встретить Новый год. Всю оставшуюся ночь. – Я целую его, а потом провожу языком. – С тобой.
Крю выходит из меня и ставит на ноги. Я сбрасываю босоножки, но вдруг кое-что замечаю. Обхватываю его щеку, поворачиваю голову вбок и вижу это.
Следы помады по всей шее.
– Надо сделать фотографию, – говорю я, но он хватает меня и несет к кровати, а потом наваливается сверху.
– Нет, не надо. У тебя на это есть целая жизнь, помнишь? – Крю целует меня, лишая способности дышать, но не думать.
Я останавливаю его, опуская ладонь ему на грудь.
– Думаешь, у нас получится? Правда?
Его улыбка безмятежна. Умопомрачительна. Он дотрагивается до моей щеки. Ведет пальцами по коже.
– Да, думаю. Ты одна терпишь такого грубияна, как я.
Я хохочу, и от радости щемит в груди.
– Никто не понимает меня так, как ты.
Крю целует меня.
– Вот и один.
Я хмурюсь.
– Что один?
– Поцелуй. Думаю, теперь буду считать, сколько раз я тебя поцеловал.
– Это невозможно.
Он целует меня снова.
– Ты так думаешь? Спорим?
Еще один поцелуй.
– Это третий.
И еще один.
– Четвертый…
Я забираюсь на него верхом и губами заглушаю его отсчет.
Нам не нужно считать.
Я знаю, что он подарит мне еще по меньшей мере миллион.
Эпилог
Крю
Два года спустя
Мы празднуем Рождество в доме моих родителей в Хэмптонсе. Не пойму толком, почему мы здесь, но мама решила придумать в этом году что-то новое и не захотела встречать праздник с другими Ланкастерами.
– Теперь у нас своя семья, – объяснила она. – С Грантом, Алиссой, Перри и Шарлоттой. О, и с тобой, и с Рен. А скоро появится и много внуков.
Мама сказала мне об этом, когда позвонила в День благодарения. Вот так и съежились у меня яйца.
– Ну, от нас внуков пока не жди, – ответил я, нервно посмеиваясь.
Рен бросила на меня сердитый взгляд, хотя глаза ее игриво заблестели, словно она сочла мои внезапные страдания забавными.
Какая плохая девчонка.
Моя плохая девчонка.
Подарки открыли еще утром. Несколько часов назад подали поздний завтрак, и теперь мы готовимся к ужину. На это торжественное мероприятие, как нас всех уведомили, мужчины должны прийти в костюмах, а женщины в платьях.
Рен из-за этого здорово разволновалась.
– Я не знаю, что надеть. – На дверце гардеробной висят четыре платья, которые она задумчиво рассматривает, грызя ноготь.
Я встаю рядом, склонив голову набок.
– Мне нравится вот это.
Эластичное на вид платье из черной ткани с серебристой сверкающей нитью. Оно будет облегать ее, как перчатка, и всю ночь сводить меня с ума от желания.
Люблю себя помучить, когда речь заходит о Рен и ее очевид