ной сексуальности, так что я – только за.
– Правда? – Она указывает на платье, расшитое золотыми блестками. – А мне больше нравится это.
Я мотаю головой.
– Оставь его на Новый год.
Она с улыбкой поворачивается ко мне.
– Хорошая мысль.
Наконец определившись, Рен берет платье, уходит одеваться в гардеробную и закрывает за собой дверь.
– Я уже видел тебя голой, – напоминаю я.
Ответом мне служит тихий смех.
– Почему ты одеваешься там? – Я снимаю джинсы и надеваю черные брюки, но понимаю, что смогу одеться только наполовину, потому что моя рубашка висит в гардеробной, которую сейчас занимает Рен.
– Хочу сделать сюрприз, – отвечает она.
Я снимаю свитер и жду ее, стоя без рубашки. Она не спешит, что, как мне известно, в ее духе, но все равно сгораю от нетерпения. Рен беспокоится из-за своей груди и боится, что та будет выглядеть слишком большой, и мне приходится убеждать ее, что грудь у нее прекрасна. Потому что так и есть.
Как и она сама.
Последние два года мы провели вместе и путешествовали по миру. Решили не идти в колледж, а набраться опыта настоящей жизни. Рен во время путешествий пополняла свою растущую коллекцию предметов искусства. Когда ей исполнилось восемнадцать, у нее открылся доступ к небольшому трастовому фонду от родственников по материнской линии, и с тех пор она мудро инвестирует в уникальные произведения искусства.
Я мог бы купить ей пару картин, но она не поощряет мое стремление ее баловать. Она беспокоится из-за недавнего развода родителей и последовавшего раздела имущества, и мне от этого невыносимо.
Коллекция Бомонов – настоящее чудо, и недавно ее распродали на двух разных аукционах на «Сотбис». Ее родители несказанно обогатились. Сесилия уже начала собирать новую коллекцию.
Рен плакала все два дня, когда шли аукционы, огорченная утратой предметов искусства. Она не знает, что я купил ей картину на другом аукционе – картину, которую ее мать заметила в каталоге «Сотбис» и сразу же позвонила мне, чтобы сообщить об этом.
Но скоро Рен о ней узнает. Сегодня вечером.
Мы объездили всю Европу. Месяц провели в Японии. Лето в канадских горах. Две недели в Швейцарии. Мы возвращаемся домой, потому что это необходимо и Рен любит встречаться с Мэгги, Ларой и Брук, которые учатся в одном колледже в Нью-Йорке. К тому же ей хочется провести время с матерью.
С отцом Рен по-прежнему не в лучших отношениях и в какой-то момент вообще с ним не разговаривала, но сейчас они общаются чаще. Вчера она даже ездила к нему, чтобы навестить в канун Рождества, а это огромный шаг. Он живет с Вероникой, которая больше на него не работает. Она терпеть не может искусство, зато любит тратить деньги Харви.
Неудивительно.
Проводить праздники в Хэмптонсе уже не модно, но моя мама всегда хотела задавать тренды. Скорее даже переняла фирменную манеру Ланкастеров плевать на все и всех вокруг.
Мама Рен тоже с нами, потому что я ее пригласил. Хочу, чтобы она стала свидетельницей того, что случится сегодня вечером, ведь это изменит все.
Изменит нашу жизнь.
– Итак, та-дам! – Рен пинком открывает дверь и разводит руки в стороны. Платье облегает ее сексуальное тело, как я и представлял.
Я блуждаю по ней взглядом, не зная, с чего начать.
– Охренеть.
– Как тебе? – Она поворачивается, демонстрируя открытую спину, а потом снова встает ко мне лицом. – Нравится? О, уже вижу, что нравится.
Я стремительно подхожу к ней, обнимаю за талию и припадаю к ее губам. Рен упирается мне в грудь и легонько отталкивает.
– Где твоя рубашка?
– В гардеробной, в которой ты одевалась.
Она ведет руками вниз и цепляет пальцами пояс моих брюк.
– Думаю, тебе стоит пойти на рождественский ужин в таком виде.
– Ладно. – Я тяну за вырез ее платья, и эластичная ткань легко опускается, пока не показывается ее безупречная грудь. – А ты можешь пойти вот так.
– Не думаю. – Рен отпускает меня и поправляет платье, одаривая притворно суровым взглядом. – Заканчивай собираться.
Я одеваюсь, изо всех сил стараясь подавить нарастающее волнение в надежде, что эта наблюдательная девчонка меня не раскусит. Похоже, она ничего не замечает, заражая меня своим хорошим настроением, и вот я уже сам не могу удержаться от улыбки.
Вот как она влияет на меня. Делает счастливым. Поднимает мне настроение. Не дает оставаться настоящим мудаком – бо́льшую часть времени. Она милая, забавная, умная, интересная, и я обожаю проводить с ней каждый день.
И хотя мы еще молоды и нам только исполнилось по двадцать лет, я знаю безо всяких сомнений, что не хочу прожить жизнь без нее. Мне нужно узаконить наши отношения.
Мечтаю, чтобы она согласилась.
В конце концов, мы выходим из гостевой комнаты, в которой остановились вместе, и спускаемся в зал для торжеств, где нас уже ждут. Закуски уже поданы, у всех в руках напитки. Мать Рен общается с Алиссой, которая беременна от Гранта – у них будет девочка. Одно только осознание, что у них на свет появится будущая женщина, полностью изменило моего брата. Он стал добрее относиться ко всем женщинам и не позволяет нашему отцу сказать ни одного дурного слова по поводу того, что первой у него родится внучка, а не внук.
Хотя этот старый женоненавистник очень этого хочет.
Финн приехал в Хэмптонс один, вечно одинокий и довольный. Шарлотта прибыла с мужем, Перри, и, хотя они многое пережили, но выглядят счастливыми. Влюбленными.
Папа потягивает скотч, мама суетится над цветочными композициями на столе. Рен спешит ей помочь – моя девушка тоже любит суету, и, пока она отвлеклась, я проверяю, на месте ли картина, доставку которой я недавно организовал. Сую руку в карман, чтобы убедиться, что кольцо там, и да, оно не отрастило ноги и не убежало.
Черт, я так волнуюсь.
– Я хочу сделать объявление, – обращаюсь к собравшимся, и все устремляют на меня вопросительные взгляды.
Особенно Рен.
Молясь, чтобы не испортить заготовленную речь, я начинаю:
– Однажды одна незнакомая мне девушка пришла в кампус в девятом классе, и я подумал, что еще никогда не встречал никого красивее. Я сразу ее невзлюбил.
Братья смеются. Отец тоже. Мама лишь со вздохом качает головой.
Рен улыбается мне, ведь уже знает эту историю.
– В ней было нечто такое, что я видел в самом себе, хотя никогда по-настоящему не верил, что у нас есть что-то общее. Как такое возможно? Она была моей полной противоположностью, или я так думал. Однако в выпускном классе нам задали проект по психологии, и учительница определила нас в пару. Я многое узнал об этой девушке, а она обо мне. И да, нас сильно влекло друг к другу, и вот пожалуйста. Мы вместе уже два года. Два лучших года в моей жизни. – Я улыбаюсь Рен, и она отвечает мне тем же, а выражение ее лица вдруг тоже становится взволнованным.
Неужели она догадывается о том, что я собираюсь сделать?
– Я осознал, что увидел в нас обоих не одно и то же. Вовсе нет. Рен не такая, как я. Она часть меня. И я не представляю свою жизнь без нее.
В комнате воцаряется тишина. Глаза Рен блестят от слез.
– Возможно, ты разозлишься на меня за то, что делаю это в твой день рождения и Рождество, но… – Я подхожу к ней, опускаюсь на одно колено и беру ее за руку. – Рен, я безумно тебя люблю. Ты выйдешь за меня?
Я достаю из кармана кольцо, которое выбрал для нее.
С одним бриллиантом круглой огранки. Простое. В три карата. Довольно большое, но не такое огромное, какое носили все прочие невесты Ланкастеров прежних времен.
И сейчас оно болтается на палочке вишневого леденца.
– О боже. – Рен хохочет, ее щеки заливает румянец, и я улыбаюсь. – Ты серьезно, Крю?
– Ответь мне, Пташка, – я протягиваю ей леденец и кольцо.
– Да, – произносит она шепотом, а потом смотрит мне в глаза и кивает снова и снова. – Да, да!
Сняв кольцо с палочки, я надеваю ей на палец. Рен распрямляет пальцы, и бриллиант подмигивает ей, едва не ослепляя меня.
Я встаю, заключаю ее в объятия и целую до беспамятства. Кто-то начинает хлопать, и вскоре отовсюду доносятся аплодисменты. Даже мой отец делает это с улыбкой, что уже настоящее достижение.
– Боже мой, я люблю тебя, – тихо говорит Рен, чтобы услышал только я, и снова меня целует.
– Да что за хрень с этим леденцом? – спрашивает Финн, указывая на конфету, которую я все еще сжимаю в руке.
– Шутка для своих, – отвечаю я.
Рен с улыбкой слегка ударяет меня по груди.
К нам подходит ее мать и притягивает меня к себе, чтобы поцеловать в щеку.
– Я так рада, что ты станешь моим зятем.
– Спасибо. – Мы с Сесилией всегда хорошо ладили. Оба желаем только лучшего для самого важного человека в нашей жизни.
Для Рен.
– Ты готов преподнести ей другой подарок? – спрашивает Сесилия.
Рен ахает, глядя на меня во все глаза.
– Есть еще подарок? Крю, если продолжишь в том же духе, то однажды не сможешь себя превзойти.
Я лишь смеюсь.
– Об этом я не беспокоюсь. Да, Сесилия. Сейчас принесу.
Я захожу в небольшую гостиную, которая соединена со столовой, беру картину, а потом иду обратно, чтобы показать ее Рен. Едва заметив полотно, она прикрывает рот ладонью, округлив глаза от потрясения.
Смотрит на свою мать, а затем на меня.
– Где ты это нашел?
– На «Сотбис», – отвечает за меня Сесилия. – Прошел еще один аукцион, который затмил наши.
В глазах матери Рен виднеется печаль, и я понимаю почему. Она лишилась брака, своей коллекции предметов искусства, и это далось ей нелегко. Но она сильная: ей уже намного лучше.
Рен опускает руку и медленно подходит к картине. Это еще одна безымянная работа того же художника, хотя она сочетается с «Миллионом поцелуев в твоей жизни». Она написана в то же время, но меньше по размеру и также покрыта следами поцелуев с помадой Chanel.
– Я думала, она пропала, – говорит Рен, обращаясь ко мне.
– Благодари маму. Она ее нашла. Я только купил.