— Служу в одной белой конторе.
— Вы из... милиции? — не выдержала она.
— Нет. Не бойтесь. Я юрист. Но служу счетоводом, — просто ответил мужчина, но Таня почему-то не поверила ни единому его слову. Непонятно почему, но она точно знала, что он лжет.
— Меня зовут Сергей Ракитин, — представился мужчина, — я хорошо знаю Цилю. В прошлом месяце она вышла замуж за моего близкого друга Виктора Раха, и они переехали к нему, а я остался жить в этой квартире. У Виктора дом на Слободке, Циля теперь живет там. Поэтому вам придется остаться на моем диване. До Слободки вы сейчас не доберетесь. А на ночь глядя я вас на улицу не выпущу. В городе опасно. Тем более, что у меня вы в полной безопасности! Циля сказала бы то же самое, — улыбнулся он.
— Как все неожиданно, — его рассказ не укладывался у Тани в голове! Циля вышла замуж! Да еще так быстро, за несколько месяцев! Циля, которая вообще не собиралась встречаться ни с кем! И этот тип, от которого за версту несет шпиком! Уж не подстава ли это, чтобы захватить Алмазную? Таня знала, что белые в городе ведут войну с остатками уличных банд.
— А как Циля познакомилась с вашим другом? На Привозе? — спросила Таня с подозрением, с трудом приподнявшись на диване, любой ценой готовя себе путь к отступлению — она не собиралась оставаться в этой квартире ни за что.
— Разве вы не знаете? У Цили отобрали магазин, — Ракитин снова сел на табуретку напротив Тани и протянул ей кружку с чаем, — пейте, не то остынет. В последние дни в городе перед белым десантом магазины стали реквизировать. Вот и у Цили забрали. Разрешили взять только личные вещи. Товар конфисковали, ну а сам магазин снесли, как и все остальные в их ряду. Циля, кстати, так и познакомилась с моим другом Виктором. Отправилась со скандалом прямиком к красным в контору, а мой друг работал там.
— Ваш друг красный, большевик? — Таня все еще не понимала ситуацию. Рассказ Ракитина казался ей странным, словно он намеренно не договаривал чего-то.
— Ну какой он красный! Просто служил ради куска хлеба, — усмехнулся Ракитин, — как и я сейчас служу. Времена смутные. Ни к чему эти окраски. Как-то выживать приходится. А вот Циле с Виктором повезло. Они нашли свое счастье! Видите, как бывает? Даже в такие времена!
— Почему же вы живете здесь? — спросила Таня, лишь бы что-то спросить.
— Раньше я в доме Виктора жил, на Слободке. Мой дом еще раньше сгорел, в городе бои все время. А теперь у Виктора Циля. Вот я и переехал сюда, чтобы их не стеснять. А здесь город, место хорошее, мне нравится, — улыбнулся Ракитин.
Тане снова подумалось, что внешность этого человека очень обманчива. На самом деле под его добродушием и улыбчивостью скрывается жесткий мужской характер, сильная воля и редкая проницательность, заставляющая принимать такой внушающий доверие вид. Он был явно сильным человеком, а Таня ценила сильных людей. И даже не зная, кто он такой, вдруг почувствовала к нему нечто вроде уважения.
— Странно, что Циля рассказывала вам о своих друзьях, обо мне, — она вперила в него внимательный взгляд, — обычно о таком не говорят.
— Это случайно получилось, — как бы оправдываясь, ответил Ракитин, — просто я поинтересовался Молдаванкой. Так, было дело.
— Зачем? — Таня приподнялась на диване. — Кто вы такой?
— Да ничего страшного, не волнуйтесь! Хотите еще есть? — Ракитин, не отвечая, поднялся с места. Таня и не ожидала другой реакции.
— Не отказалась бы... — она спустила ноги на пол.
Едва Ракитин скрылся за дверью кухни, как Таня, мгновенно пролетев сквозь гостиную, бросилась к входной двери. Быстро справившись с дверным замком, она рванула вниз по лестнице. Только тогда она вдруг вспомнила, что забыла в квартире Ракитина свой пуховый платок. Но возвращаться за ним не собиралась.
На Молдаванке было многолюдно. Таня прошла мимо ярко освещенного кабачка, дверь которого, почти вросшая в землю, вдруг распахнулась прямо напротив нее, выпуская какую-то пьяную девицу. Та шлепнулась на колени прямо в грязь. Из раскрытой двери пахнýло теплой вонью. Таня узнавала знакомые с детства запахи. Молдаванка жила привычной жизнью — со своими ароматами дешевой сивухи и жареного лука, — не собираясь подчиняться никаким властям. Этот мир было не изменить, и Таня была вынуждена навсегда остаться его частью. Она быстро пробежала Болгарскую, завернула за угол и постучала условным стуком в калитку одноэтажного дома с зеленой крышей. Дверь сразу открылась. Дюжий небритый детина отступил назад. От него невыносимо несло перегаром.
— До Тучи! — коротко бросила Таня.
Пробормотав нечто невнятное, детина исчез, давая проход верному ассистенту Тучи Котьке Рыбаку, который почти всегда был с ним неразлучен.
— Алмазная! — Котька как-то по-бабьи всплеснул руками. — Алмазная! Мать Пречистая! А говорили, что тебя того... За совсем!
— Нет, как видишь, — поежилась Таня, — где Туча?
— Та в кабаке он. Известно где.
Так, сбиваясь, Котька принялся рассказывать, что Туча по-прежнему заведует казначейством криминального мира, общаком, и местом его постоянной дислокации стал ресторанчик «Факел» на Греческой улице. Туча присматривал за «Факелом» и одновременно принимал там посетителей. В восторге от появления Алмазной, Котька вызвался ее проводить.
Туча был так счастлив, что бегал вокруг Тани кругами, не зная, как усадить ее поудобнее и чем ее накормить. Но есть ей не хотелось. Может, от переизбытка масла на хлебе в квартире Ракитина Таню снова тошнило, а едва она пригубила бокал с шампанским, как ее чуть не вырвало прямо на белоснежную скатерть.
Сбиваясь от радости, Туча рассказывал последние новости в городе.
— Где жить будешь? — спросил он, наконец закончив рассказ.
— Негде мне жить, — горько усмехнулась Таня, — не принимает меня Одесса. Назад не принимает.
— Глупость все это! — рассердился Туча. — Я тебя на Канатной в квартире Японца устрою. Я там иногда хожу. А твои люди под Фараоном.
— Под кем? — не поняла Таня.
— Под Фараоном. Бóльшая часть банды. Потолковать бы тебе с ним надо, если опять на дело пойдешь.
— Да не пойду я! — отрезала Таня. — Не хочу!
— А делать чего? Не проживешь, — пожал плечами Туча. — Ты вот что: сходи-ка до Фараона, покумекай, может, даст тебе людей. Работы за сейчас много. Смотри, время быстро пройдет...
Поздней ночью Таня вышла из пролетки, всматриваясь в покосившиеся, но ярко освещенные окна дома на Греческой, где жил Фараон. Подошла ближе. Из-за двери слышались громкие мужские голоса. Фараон явно был не один. Таня решила переждать, присев на небольшую скамейку в глубокой темноте. Минут через пять дверь хибары открылась, выпуская таинственного ночного гостя. Таня не поверила своим глазам! Это был Сергей Ракитин! Подождав, пока он растворится в ночи, Таня предстала перед Фараоном.
— Я ждал тебя, — он посторонился в дверях, и Таня вспомнила, что видела этого человека с Японцем, только звали его тогда как-то по-другому. — Ты работала с Мишкой, теперь будешь работать со мной. Будем брать банк, — решительно произнес он.
— Банк? Не круто ли? — В тесной комнате Таня увидела деревянные ящики под стеной — в таких перевозили оружие.
— Завтра обсудим, — Фараон явно хотел ее выпроводить, — приходи завтра.
— Зачем тебе столько оружия? — все же не удержалась Таня.
— Позже узнаешь. Потом. Ты завтра приходи...
На следующее утро Таня снова собиралась к Фараону. Ей очень не нравилась идея брать с ним банк. Но, похоже, особого выбора у нее не было...
Она уже выходила, как в дверь раздался резкий стук. Квартира на Канатной, обставленная с роскошью, нравилась ей, кроме всего прочего, и тем, что была уютной и тихой. И потому громкий звук больно ударил по нервам. Она открыла. На пороге стоял Туча, белый как мел.
— А я к Фараону собралась, — произнесла она, — проводишь?
— Не ходи туда! — Туча мотал головой и даже дрожал. — Не ходи... Прибили Фараона... На двери подвесили... Звери... Не ходи... Не надо тебе туда ходить...
Глава 8
Володя остановился, лишь приоткрыв дверь, вдруг проявив несвойственную ему нерешительность. Ему приятно было снова вдохнуть запах типографской краски, густо наполнявшей воздух комнаты. В редакции «Одесской жизни» действительно бурлила газетная жизнь, и только теперь, переступив редакционный порог, Володя понял, как не хватало ему этой обстановки. Несмотря на все печали и волнения, репортерская жилка в нем не угасла. Так же, как и все, кто хоть раз в жизни поработал в настоящей редакции газеты, Сосновский был обречен тосковать по этой обстановке до конца своих дней. И всю эту суматоху, суету, сумятицу, творческую зависть и вечные яркие вспышки сумбурной газетной жизни всегда носить в себе.
Все эти месяцы Володя ничего не писал. Он хотел было начать новый роман, но мысли не складывались в слова. К тому же отсутствовало главное — идея, ее у него просто не было. А значит, не о чем было и писать.
Роман этот, по мысли Володи, должен был быть об Аккерманских призраках, ну если не роман, то хотя бы повесть или расширенная статья. Но и тут ничего не вышло — потому что жизнь его кардинально изменилась из-за Тани, из-за разочарований и, черт возьми, из-за уроков французского, эта тема стала причинять ему физическую боль. Писать стало невыносимо. И после нескольких ночей бесплодных мучений Сосновский наконец-то оставил эти попытки. Но он продолжал тосковать о редакционной жизни. И против воли вспоминал даже зловредного редактора Хейфеца.
А потом к нему пришла идея. И даже первый успех — возможность сформулировать словами! Буквально за один вечер Володя сел и написал большой материал о том, что в городе кто-то таинственным образом убивает ближайших соратников Мишки Япончика, покойного бандитского главаря.
Писалось легко. Мысли четко укладывались в слова, и работалось ему с удовольствием, как в прежние времена. Сосновскому очень понравился результат. На следующее утро, перепечатав статью набело на печатной машинке, когда-то принесенной домой из «Одесских новостей», он решил вернуться в былую жизнь. Володя направился в редакцию самой крупной газеты города.