Сердце Володи обливалось кровью за город, который он уже привык считать своим. Какого черта эти твари приезжают сюда и устраивают здесь побоище? Сначала была приезжая Никифорова, теперь вот этот гастролер из села! Сколько зла он причинит Одессе этой своей заскорузлой глупостью и жестокостью: бросать бомбы, доносить, стравливать людей...
Володя чувствовал, как в глубине его души закипает страшный гнев. Он сжал кулаки. Надо бы выяснить, надо бы поставить эту тварь на место!
— Так делать-то што? — Перед ним стоял растерянный Савка, случайно сделавший это жуткое открытие.
— Я постараюсь выяснить, — сказал Володя. — А ты пока молчи, если не хочешь, чтобы тебя к стенке поставили. Никто не погладит тебя по головке за такое открытие. Не маленький уже, сам понимать должен...
Не зайдя в помещение редакции, Сосновский поспешил выйти в ночь.
К Патюку его пропустили беспрепятственно — он сам выписал Володе специальный пропуск, чтобы тот заходил в любое время суток и доносил. Почему-то Патюк считал Володю таким же, как он сам. Он думал, что Сосновский будет доносить на своих коллег и на бандитов.
— Ушел он, кажется. Но вы проверьте, — сказал охранник на входе, взглянув на пропуск Володи. Сосновский быстро заспешил вверх по мраморной лестнице бывшего дворянского особняка, где еще сохранилась красота оконных витражей из венецианского стекла и резные деревянные панели на стенах.
Коридоры были темны — в здании явно никого не осталось. Володя пожалел, что пришел сюда. Но под дверью кабинета Патюка пробивалась полоска света. Да и дверь была приоткрыта.
— Что ты мне мозги крутишь? — Володя различил громкий голос Патюка, который не умел сдерживать свои эмоции и явно разозлился не на шутку.
— Бомбами швыряться не надо было, — парировал кто-то мрачно и зло.
— Ты... меня учить будешь? Говнюк хренов? — громыхал Патюк. — Где камни? Отвечай, сволочь!
— Я и так отвечаю все время! — огрызнулся голос.
— Да, сука? — вкрадчиво заговорил Патюк. — И за что ты отвечаешь? Какой у нас был уговор? Вспоминай! Я тебя что, даром к бандюкам Японца приставил? Тебе до настоящего Японца как вшам до комара! Тебе что было велено? Узнать, где камни! С этим я тебя, суку, из петли вытащил! — С каждым словом его голос звучал все громче и громче.
— Уговора швыряться бомбами и меня в том обвинять у нас не было, — ответ прозвучал неожиданно грамотно.
— Да? — было слышно, что Патюк отодвинул стул и вскочил на ноги. — Да?! Я сам решаю, что делать! Сказал, что бандюки друг друга сами порешат, так оно и будет! И ты, сука, мне не указ! Ты лучше про свою шкуру думай!
— Так я и думаю, — печально ответил голос.
— Где камни? Последний раз тебя спрашиваю! — громыхал Патюк.
— Они молчали. Я пока не нашел, — вздох.
— Мозги мне крутишь? Молчали?! Значит, плохо спрашивал!
— Я хорошо спрашивал. Они все молчали перед смертью, — голос дрогнул.
— Ладно, — было слышно, что Патюк снова сел. — Проводника Японца в катакомбы нашел?
— Вы же сами знаете! — то ли удивился, то ли возмутился голос.
— Как там звали тварь эту бандитскую? — как бы проверяя, спросил Патюк.
— Эдик Шпилевой. Я завел его в катакомбы, но он не знал место клада. Пришлось его там убить...
— Но у него был внук, который вместе с Японцем участвовал в налете. Ты сам мне это сказал!
— Так внука еще раньше порешили. Кто — не знаю. Но старик внука разыскивал. Потому и повел нас в катакомбы.
— А какой толк с того, что повел? Клада вы все равно не нашли!
— Так убил я старика. Он больше никому ничего не расскажет, — твердо произнес голос.
— А нечего рассказывать, дурень! Те, кто знал про камни, мертвы, а мы до сих пор ничего не нашли!
— Я не виноват, что вы искать не умеете. Я делаю свою работу.
— Ты, сопливая тварь, знаешь, с кем говоришь? — снова завелся Патюк. — Ты говоришь с начальником районной ударной группы ЧК по борьбе с уголовным и политическим бандитизмом! Ты знаешь, что я могу тебя к стенке поставить без всякого суда и следствия за пять минут? Ты кому мозги парить будешь? Я тебя зачем заслал в банду? Искать камни! А ты что творишь?
— Я ищу камни! Дайте мне время, — защищался голос.
— Времени у тебя нет, — хлопнул рукой по столу Патюк. — Я жду до конца недели. А потом... Учти, тварь. Я сделал из тебя Японца. Я тебя и прихлопну, как дохлую муху! Помни это!
Послышалась возня, и Володя в ужасе отскочил от двери, лихорадочно осматриваясь, где бы спрятаться. Дверь в темный кабинет напротив была приоткрыта. Он юркнул туда и тщательно прикрыл ее за собой. То, что он услышал, не было шуткой. Все это несло прямую угрозу его жизни. Сосновский не сомневался, что такое существо, как Патюк, привыкшее безнаказанно вершить судьбы живых людей, не оставит на нем живого места! Он уничтожит его с легкостью, лишь щелкнув пальцами.
Услышав, что из кабинета Патюка вышел какой-то человек, Володя выглянул в щелку, но смог увидеть его лишь со спины. Он разглядел высокого темноволосого мужчину в кожаной тужурке. Ничего примечательного в нем не было. Выждав минут пять, Сосновский вышел и постучал в двери Патюка.
— Чего тебе? — Лицо того было красным, а на столе перед ним стоял стакан, на дне которого, судя по всему, были остатки самогона.
— Переписали всех, — как бы смущаясь, произнес Володя. — Я вот спросить зашел...
— Чего спросить? — громыхнул Патюк, он был явно не в настроении.
— А в банде у Японца у тебя есть кто-то? — перешел Сосновский к делу. — Ну, информатор, который за ним следит? Если Японец бомбу бросил, информатор должен рассказать об этом...
— Может, есть, а может, и нет, — мрачно отрезал Патюк.
— Как это? — Володя сыграл, что не понял.
— Уходи-ка ты домой, не мозоль глаза! — гаркнул, не сдерживаясь, Патюк. Он допил самогон до дна, по-свински рыгнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Теперь начнется война банд, — сказал Володя, ничуть не смущаясь его хамством, — Одесса захлебнется кровью.
— Да по мне пусть перемочат друг друга, все чище будет! — зло выкрикнул Патюк. — Потому и была бомба, чтоб эти суки перестреляли друг друга!
Володя молча смотрел на него. Что и требовалось доказать.
Утро следующего дня застало Сосновского в небольшой греческой кофейне на Маразлиевской, возле Александровского парка. Напротив него в строгом костюме-тройке, как говорится, при невероятном параде сидел Туча, сейчас больше похожий на разбогатевшего торговца или врача, чем на одного из самых авторитетных бандитов в городе.
— Эдик Шпилевой... — Туча задумчиво возвел очи горé, — Эдик хороший был человек. Достойный. За сейчас таких и не встретишь.
— Про камни мне расскажи. Что за камни брал Японец? — оборвал его Володя.
— Шутишь? — Туча хохотнул. — Да Японец за столько камней взял, шо если за зубы спилить, не войдет ни в один рот! Он король был! А король играл камешками, как подгоревшими головешками.
— Эдик был связан с камнями? — пытал Володя.
— Постой... — Туча задумался, — за одно дело было. Оце вырваные годы! За шкуру соли под такое засыпали... Только то не за Эдик. Додик.
— Додик? — переспросил Володя.
— Додик, — кивнул Туча. — Был у Эдика внучок. Он его вырастил. Тот попросился в банду Японца. А потом провалил все дело. Японец здорово сердился за него, аж зубы шо не стер до башки. За него хвост навел. И за дурь Додика камни-то и спрятал.
— Ты можешь рассказать подробнее за эти камни? — настаивал Сосновский.
— Называли они их «слезы Боженьки». Бриллианты, — вздохнул Туча. — И брали где-то в порту. Их из города хотели вывезти. В деле Японец был, Зайхер Фонарь, Фараон, Багряк да этот вшивый швицер, Додик. Погоня за ними была. И Додик навел на эту погоню. Подробности уже не помню. Но их за выследили. Потому Японец и залег камни.
— Где залег? — не понял Володя.
— На дно. За катакомбы где-то в городе, возле одной из своих хат, — хмыкнул Туча. — А вот где — хай кошки за мозгом шкрябают! Авось дозашкрябаются.
— Значит, камни должны быть еще в тайнике? — переспросил Сосновский.
— А то за как! — подтвердил Туча. — Додик мертв, Зайхер, Фараон мертвы. И Японец... Боженьку ему небесного, хоть он в него и не верил. Да ведь давно позабыли за камни. Шо теперь? И Багряк мертв! Кому до того будет...
— А кто мог за эти камни узнать? — рассуждал вслух Володя.
— Да кто завгодно! — пожал плечами Туча. — Вон Багряк перед делом или за после дела в церковь ходил, грех с души снимать. Может, разболтал все священнику! Он верующий был. — Туча рассмеялся, показывая этим смехом полную невероятность такого предположения. Но Володя не смеялся. В его голове прокручивались разные версии — одна фантастичнее другой. Но ни на одной он не мог остановиться.
— Кто еще знает эту историю, кроме тебя? — прямо спросил он.
— Да всех разве упомнишь? — Туча пожал плечами. — Знаешь, сколько было таких историй? До звезд за небом под Пересыпью! Шарить в них до комы! А ты говоришь...
У Володи был только один выход, и он решил им воспользоваться. А потому на следующий день, для конспирации обмотавшись шарфом, отправился в районный отдел ЧК.
Патюк встретил его безрадостно. Лицо его было более красным, чем обычно, а под глазами пролегли черно-багровые круги. Из разговора охранников в коридоре Володя подслушал, что Патюк пил двое суток подряд, за что и получил выговор от самого высшего начальства. Начальство повелело явиться на работу в любом состоянии, и Патюк выполнил приказ. Но на лицо его было лучше не смотреть.
— А, явился, — поморщился он, — послезавтра бандитские разборки будут. Тисни статейку на первую полосу. Шоб завтра к ночи ушло в типографию.
— А откуда ты знаешь? — спросил Володя.
Патюк вскипел:
— Как ты меня уже достал... толстолобик! Толку от тебя никакого, только мозг выносишь! Откуда ты взялся на мою голову, интеллигент проклятый?.. Одни сопли и расшаркивание! Тьфу!..
Володя пробормотал что-то неопределенное и быстро покинул кабинет Патюка. Но по лестнице спускаться не стал, поскольку охраны рядом не было. А вот напротив находился просто замечательный чуланчик! В него Сосновский и юркнул, закрыв дверь изнутри захваченным из дому гвоздем.