Пролетка остановилась у дома Тани в Каретном переулке.
— Предупреди своих людей, — Таня обернулась к Туче, и его поразила желтоватая бледность ее лица, — тот, на кого я укажу на сходе, не должен выйти из комнаты. Ты меня понял? Он не должен покинуть сход!
— Я понял, — коротко кивнул Туча.
— Предупреди Цыгана и всех остальных. Предупреди, что я скажу... Цыган знает, — сказала Таня.
— Понял, — снова повторил Туча.
— Предупреди Клюва, чтоб он заткнул свой рот, и остальных тоже предупреди, — жестко командовала Таня. — Скажи им: Цыган мне велел говорить, и на сход я приду со своим словом. Это важно. Туча, не подведи.
Пенное море билось, и дом на краю переулка противостоял ударам бури, свирепо разыгравшейся на склоне. Непогода усилилась к ночи. Шторм на море, северный ветер, мокрый снег, бьющий в лицо, залепляющий глаза и рот. Под порывами ветра сгорбленные человеческие фигуры прижимались к стенам домов, стараясь побыстрей добраться до теплого и безопасного жилья. И только Таня медленно двигалась в противоположную сторону — вниз по переулку, к обрыву над Карантинной гаванью, к дому, стоявшему на отшибе.
Мокрый снег путал волосы, выбившиеся из-под платка. Таня упорно сражалась с ветром и снегом. Вот и нужный дом. Она постучала условным стуком в низкую, совсем вросшую в землю дверь. Ей открыл человек Цыгана, молча пропустил внутрь и так же молча закрыл двери на засовы. Приоткрыл еще одну дверь. Они начали спуск по ступенькам.
Все были уже в сборе. За столами посреди подземного зала сидели Цыган, Гришка Клюв, Корж и прочие авторитетные воры Одессы. Таня увидела, что Тучи среди них нет. В задних рядах она заметила Артема. Кто-то подвинул к столу табурет.
— Сядь, — скомандовал Тане Цыган.
— Нет, — запыхавшись, Таня говорила с трудом, — я пришла говорить.
— Говори, — Цыган не спускал с нее глаз.
— Человек, называющий себя Японцем, на самом деле большевистский шпион, специально отправленный красными в банды Одессы, — сказала Таня и замолчала, выжидая, пока уляжется гул, вызванный ее словами.
А шум начался не малый! Все загалдели одновременно, повскакивали с мест, принялись размахивать руками. Воры были эмоциональными людьми, и не привыкли сдерживать свои чувства. И только двое хранили молчание и соблюдали абсолютное спокойствие посреди этого бушующего моря: Таня, застывшая неподвижно, с гордо поднятой головой, и Цыган, на губах которого блуждала мимолетная, почти неуловимая улыбка.
Когда гул стих, Таня снова заговорила, и первая же ее фраза снова взорвала толпу.
— Я готова ответить за свои слова, — сказала она, — этот человек не только крыса, посланная красными по ваши головы, он убийца. Он убил Зайхера Фонаря, Фараона и Вальку Карася. А до того — Додика из банды Мишки и его деда, Эдика Шпилевого.
В этот раз шум был еще больше. Таня спокойно ждала, когда закончится и этот всплеск.
— Человек, которого вы приняли в ваш мир, пришел, чтобы убить всех вас, — веско произнесла она, — это бывший священник, почти лишенный сана, по имени Алексей Зеленко. Покойный главарь чекистов спас его от расстрельной статьи, от расстрела. Спас, чтобы сделать из него наемного убийцу. И этот человек сейчас среди нас.
За столами больше никто не сидел. Даже Цыган встал, словно нависая над бушующим морем. В этот раз голоса были направлены к Тане:
— Кто он? Где, кто? Говори! Кто он?
Таня подняла вверх руку, чтобы указать:
— Это...
Страшный оружейный залп, сбивший камни со стен и даже с потолка, разорвал все пространство подземного зала. Потом начался кошмар. Красные палили из ружей в дубовую дверь. Бандиты в панике пытались выбраться. Кто-то вылез в щели под потолком, напоминавшие узкие окна, и попал под пули. Засада была устроена мастерски. Вход в катакомбы, сам дом был окружен. И воры оказались в подземной ловушке.
Таня металась по сторонам, боясь, что ее затопчут в этом аду. Она почувствовала, как руки Артема сжимают ее плечи, влекут куда-то в сторону.
— Пусти! — страшно закричала Таня, в панике пытаясь спастись.
— Я знаю ход, мы спасемся! — Артем настойчиво тянул ее за собой. — Там мы будем в безопасности! Это «обманка», красные о ней знают.
Таня бросилась в сторону, и в нее едва не попала пуля, выбившая фонтан камней из стенки прямо над ее головой... Она снова закричала, и в тот же самый миг сладковатый запах, вызывающий страшную тошноту, заполнил ее ноздри, рот. И Таня провалилась в черную бездну.
Резкая боль в запястьях заставила ее открыть глаза. Потом боль медленно стала переходить в плечи. Руки Тани были сведены за спиной. В помещении было достаточно ярко. На желтых камнях Таня отчетливо видела блики света.
Она лежала на полу, на сером песке. И по сырости в воздухе, по желтым камням поняла, что находится в катакомбах. Руки у нее были связаны — похоже, крепкой веревкой. Таня хотела пошевелить ими, но не смогла. Она раскрыла глаза пошире, пытаясь понять, что произошло.
У нее вырвался крик. К желтой каменной стене было прислонено огромное, в человеческий рост, деревянное распятие.
Оно было самым простым. Сбитое из некрашеных, нешлифованных досок, распятие напоминало крест, из тех, что ставят на безымянных могилах. Только по размеру оно было немного больше и стояло в какой-то странной подставке из камня.
Эта подставка удерживала распятие вертикально, не давая осесть или наклониться к стене под собственным весом. Таня почувствовала, как от ужаса капли ледяного пота стекают вдоль позвоночника, и тонкая сорочка прилипла к спине. Распятие выглядело настолько ужасающе, что кровь застывала в жилах.
— Не бойся, — знакомый голос словно прочитал ее мысли, произнес их вслух, — ты умрешь во искушение своих грехов. Грязное порождение этого бренного мира. Милость Божия вечна в юдоли скорби.
— Тебе незачем меня убивать, — сказала Таня, напрасно стараясь не показать охватившего ее ужаса.
— Ты умрешь вместе с плодом греха, что ты носишь в своем оскверненном чреве, — продолжал голос, словно не слыша ее, — во имя своих грехов. Чудовище утраченной веры, плодоносящее грехом, в то время, как мир стал бесплодным.
— Не подходи ко мне, — твердо произнесла Таня, когда из темноты выступила фигура Артема — вернее, сумасшедшего священника Алексея Зеленко, — ты служишь не Богу, а порождению тьмы. Свет ты отверг. Я — символ матери Бога, ношу ребенка в своем чреве как символ истинной для тебя веры! Разве ты еще не понял, для чего меня послали к тебе? Чтобы ты прозрел ради божественного младенца и снова даровал ему жизнь, ведь ты избранный!
Таня сама не понимала, что она несет. Слова из далеких богословских занятий в гимназии приходили на ум с трудом, и Таня жутко жалела, что в свое время не забивала голову всей этой схоластической белибердой. Она даже не знала элементарных слов молитвы!
Артем между тем остановился. На его лице появилась какая-то странная смесь недоумения и благоговения. Таня разглядела в его руках длинный нож. Ей захотелось визжать. К ее огромному удивлению, Артем бросил нож на землю.
— Что знаешь ты о божественном младенце? — строго спросил он.
— Божественный младенец воплотится в тебе, — сказала Таня наугад и зажмурилась от ужаса.
Глава 25
Острая боль в животе заставила Таню раскрыть глаза. Похоже, слова ее действительно были бредом, потому что Артем, сидя на корточках, расставлял зажженные свечи у подножия деревянного креста. А возле самого креста Таня разглядела то, от чего ее волосы встали дыбом: там лежали молоток и гвозди.
— Ты будешь страдать, но не долго, — сказал Артем, не оборачиваясь к ней. — Разве ты до сих пор не поняла самого главного? Бог мертв. И я должен воскресить его, возродить к жизни заново, наполнив живой человеческой кровью из тех грешников, которых всю жизнь он спасал! Их кровь станет его новой кровью.
Таня абсолютно не понимала, какая дикая смесь верований переполнила его больной мозг. Возможно, его безумие усилилось, увеличилось от ужасов этой бесконечной и страшной войны, в которой действительно было невозможно помнить о Боге.
А может, темные бездны его сознания ужасали его самого, и собственную жажду крови и человеческой боли он пытался спрятать под глубинами верований в страдающего, распятого Бога? Таня не знала. В этом страшном человеке, сидящем на корточках у подножия креста, был ее приговор. Но она ни за что не могла смириться с этим приговором. Ноги ее были свободны, и Таня стала ползти назад, к стене, не понимая, зачем это делает. Движение помогало ей сохранить остатки разума.
— Все это чушь, — резко сказала она, пытаясь голосом заглушить шум от этих неловких движений, — ты убивал, чтобы найти сокровища Мишки Япончика. Никакого Бога в тебе нет.
— Так начинает говорить твоя темная бездна перед лицом очистительной смерти, — Артем кивнул, даже не поворачивая головы, — страдание искупит.
Руки Тани уткнулись в стену. Пальцами она нащупала на стене каменный выступ, небольшой край заостренного камня. И изо всех сил принялась тереть о него веревку.
Таня не надеялась ни на что, но это отчаяние давало ей надежду. Она била руками по стене, как рыба, выброшенная на берег, бьет хвостом, пытаясь избежать мук удушья. Какой же вспышкой вдруг стало ощущение, что веревка чуть сдвинулась с места! В этих жутких попытках Тане удалось ее ослабить. Она зашевелила пальцами, запястьями, превозмогая боль. Веревка стала сползать вниз.
Закончив зажигать свечи, Артем вдруг опустился на колени и затянул какой-то религиозный гимн. Его экстаз мешал ему смотреть, что делает Таня. Веревка ослабла и упала вниз... Таня шевельнула руками — они были свободны! Стараясь двигаться аккуратно, медленно, Таня сначала села. А затем, придерживаясь руками за стену, поднялась на ноги.
Теперь ей ясно было видно все вокруг. И, рассмотрев все, она едва не закричала от ужаса! Помещение было круглым, но ни одного входа, ни одной двери в нем не было. Вход был «обманкой», которую не мог разглядеть непосвященный человек. Все ее попытки к спасению были бессмысленны. Потому-то Артем и не стал крепко завязывать веревки на ее руках, а лишь слегка затянул их. Таня находилась в самой настоящей ловушке.