– Почему?
– Не знаю. Сашка мне не говорил. Сказал только, что «засветился».
– А что этот человек хотел?
– Чтобы Сашка молчал.
Я коснулся пальцами подбородка девочки.
– Ты знаешь, кто это, но почему-то не хочешь говорить.
Она отрицательно покачала головой. Мои пальцы скользнули по нежной коже.
– Я не знаю, – повторила она.
– Это он? – я кивнул в сторону оконного проема, в котором проглядывалась фигура профессора.
– Я не знаю! – злее повторила Рита и отвернулась.
– Хорошо! – Я почувствовал, что этот путь – тупиковый: Рита, может быть, в самом деле не знает человека, который шантажировал. – Поясни мне только, что такое «засветился»? Что мог натворить Сашка, чтобы потом бояться кого-то из наших?
Это был вопрос-проверка. Я нарочно упомянул «наших», чтобы проследить за реакцией Риты. Это слово ее не смутило.
– «Засветился» – это значит попался кому-то на глаза, когда лучше было не попадаться, – пояснила она.
– Он без разрешения зашел в профессорский номер? – неожиданно спросил я и сразу почувствовал, что попал в «десятку».
Рита опустила глаза и едва слышно ответила:
– Да.
– Зачем он это сделал?
– Наверное, собирал посуду.
– Но ведь это неправда, Рита! Профессор теперь обедает и ужинает в кафе.
– Там могли остаться кофейные чашки, бокалы, тарелки после завтрака.
– Мне ясно. Этими доводами с тобой объяснялся Сашка. Я же могу возразить, что собрать кофейные чашки можно было в присутствии Курахова.
– Я не знаю, что он там делал! – жестко повторила Рита, схватила наполненный до краев стакан и обмакнула губы.
Девочка с характером, подумал я, глядя на волевой изгиб тонких губ.
– Значит, Сашка «засветился» в номере профессора. И человек, который его «застукал», потребовал от Сашки молчания взамен своего молчания. Так?
– Может быть, – уклончиво ответила Рита и снова пригубила стакан.
– Ты мне говорила про шариковую ручку, которую Сашка искал в номере профессора сегодня ночью, – не давал я Рите передохнуть и собраться с мыслями, чтобы лучше лгать. – Это была неудачная шутка?
– Нет.
– Что это была за ручка?
– Он случайно обронил ее в первый раз, когда «засветился». Потом, когда номер профессора перерыли, испугался, что если придет милиция и найдет ручку, то это будет серьезной уликой против него.
– Значит, к обыску в номере он не имел никакого отношения?
– Никакого. Это правда.
– А почему ты уверена, что это правда?
– Потому что в те часы, когда номер обыскивали, мы были с Сашей вдвоем…
– И сегодня ночью он проник в номер профессора, чтобы найти свою ручку?
– Да.
– Что было сегодня утром?
– Он мне рассказал, что ночью неожиданно пришли вы и профессор и «застукали» его в номере. Но Сашка не переживал сильно. Он даже смеялся, говорил, что никаких серьезных улик нет и в худшем случае его уволят из кафе.
– Курахов о чем-нибудь говорил с ним?
– Я не заметила. У вас есть сигареты?
– Не курю. А отец Агап говорил?
– Да. Я не разобрала, о чем, но слышала их голоса из-за двери хозяйственного двора.
– А что было потом?
– Не знаю. Пришли посетители и заказали шампанское и мороженое.
– Как они выглядели?
– Немолодая пара. Наверное, муж и жена.
– Священник скоро вышел с хозяйственного двора?
– Я не заметила.
– А что в это время делал Курахов?
– Сначала читал газету под зонтом, а потом, скорее всего, поднялся к себе.
– Когда ты нашла… когда ты увидела, что случилось с Сашкой?
– В половине девятого. Пора было накрывать завтрак. Я позвала его, но он не отозвался. Я подумала, что он, наверное, спит на топчане. Пошла во двор и там увидела…
– Кто вызвал милицию?
– Курахов. Ваш кабинет был заперт, и он побежал к ближайшему телефону-автомату.
– А отец Агап что делал?
– Он появился в кафе незадолго до вас. Я даже не обратила внимания, откуда он пришел.
Я задавал вопросы один за другим, заставляя Риту думать и отвечать, не оставляя ей времени на ложь и слезы. Я был уверен, что она говорила мне правду и сказала все, что знала.
Курахов, думал я. Очень, очень может быть. Предположим, профессор неожиданно вернулся в свой номер и застал там Сашку, который рассматривал какие-то важные документы. Курахов пригрозил парню милицией, а Сашка, в свою очередь, пообещал выдать милиции какой-то компромат на Курахова. Они могли заключить договор взаимного молчания. Но Сашка попадается второй раз, причем – уже на моих глазах. Что должно было взволновать профессора? То, что я сдам официанта в отделение, где он тотчас «настучит» на профессора.
Что же было потом? – думал я, глядя на Риту, но не видя ее. На рассвете мы расстались с Кураховым. Я спал час. Завтрак подала Рита. Она упрашивала меня не писать заявление на Сашку. Потом я спустился вниз. Рядом с баром Сашка шепнул мне, что хочет сообщить мне что-то очень важное. Курахов был недалеко от нас. Он делал зарядку и прислушивался к нашему разговору. Услышать, конечно, он не мог ничего, но наверняка решил, что Сашка выболтал или намерен выболтать мне его тайну. Я ушел в милицию. В доме остались четверо: Рита, профессор, священник и Сашка…
Рита снова плакала, глядя в окно, шмыгала носом, растирала ладонью слезы по щекам и мочила губы в «Сангрии». Я ходил по кухне, от плиты к холодильнику, и думал о том, что вывод, который я собираюсь сделать, заведет меня в такие дебри, из которых очень легко никогда не выбраться.
Итак, в доме остались четверо. Профессору не стоило большого труда улучить момент, отозвать Сашку в хозяйственный двор, где задушить петлей, а затем привязать к металлической перекладине обрывок веревки, чтобы ввести следствие в заблуждение.
Все это выглядит очень правдоподобно, думал я, машинально отнимая у Риты стакан и выливая «Сангрию» в раковину. Но куда, к какому боку мне приладить темную историю с испорченными аквалангами? Кто надрезал мембраны? Кто погубил молодую пару? Кто, в конце концов, проделал этот фокус с трупом Ольги? И самое главное – зачем?
– Я вспомнила, – вдруг произнесла Рита и посмотрела на меня так, словно я был прозрачным. – Я вспомнила…
Я ушел далеко в свои мысли и не сразу понял, что Рита собирается мне что-то сказать. Она продолжала смотреть сквозь меня, словно следила за каким-то редким и малоизученным явлением природы.
– Я вспомнила, – снова повторила она. – Та веревка… Отец Агап всегда обвязывал ею свой чемодан, чтобы не развалился. А сегодня утром, когда я несла вам кофе, веревки на чемодане не было.
Глава 19
Лучше бы она ничего не говорила. Я смотрел на Риту, как на врача из анекдота, который отправляет своего пациента в морг, а пациент умоляет отвезти в реанимацию. Неожиданно всплыла еще одна деталь. Конечно, убийца мог воспользоваться веревкой священника, тем более что чемодан всегда стоит на входе в хозяйственный двор, и все же…
Когда я поднялся на второй этаж, ритуал был в самом разгаре. Марина и священник вразноголосицу тянули псалмы и молитвы и обрабатывали святой водой двери номеров. Некоторое время я наблюдал за ними, выжидая паузу в песнопении, и, как только батюшка замолчал, взял его под локоть и сказал:
– Прошу прощения, я должен отвлечь вас на минуту.
Батюшка нахмурился, давая мне понять, что я прерываю исключительно важный процесс и, опустив крест, не очень дружелюбно спросил:
– Что вы хотите?
Я отвел его в противоположный конец коридора. Готов поспорить, но в этот момент священник понял, о чем я хочу его спросить. Он кивнул Марине, чтобы она продолжала петь сама, и взглянул на меня. Его глаза молили о пощаде!
– Батюшка, когда вы увидели труп официанта, ничего не заметили на нем знакомого? Скажем, какой-нибудь предмет, принадлежащий вам?
– Будьте милостивы, Кирилл Андреевич! – взмолился священник шепотом. – Я так боялся, что вы заподозрите меня в тяжком грехе! Богом клянусь, не давал я Сашке эту веревку проклятую, чтоб она провалилась в преисподнюю! Видать, сам отвязал ее от чемодана.
– Успокойтесь, я ни в чем вас не обвиняю, – почти искренне сказал я. – Постарайтесь вспомнить, когда вы заметили, что веревки нет на чемодане?
– Когда заметил? Да тогда и заметил, как Сашка руки на себя наложил, – недолго думая, ответил священник.
– А вчера она была?
– Вчера была. И сегодня утром была. Я бутылочки из-под ладана и мирры вынимал и с ними Марину в церковную лавку отправил, чтоб докупила. Была веревка, будь она неладна! Знал бы, чем дело обернется, – сжег бы!
– Ну, хорошо, – успокоил я священника, опустив ему руку на плечо. – Не терзайте себя. Кто мог знать, что такое случится.
Отец Агап, благодарный мне за доверие, вконец расщедрился:
– Кирилл Андреевич, я хочу вам сказать, что отслужу по полной программе. То, что я сделаю, не сделает ни один священник Крыма. По полной программе, с чтением специальных молитв! Очень действенное средство, поверьте моему опыту!
– Хорошо, хорошо! Спасибо!
Не мешая более отцу Агапу вершить таинство изгнания дьявола, я спустился вниз. В тени зонта, положив ноги на соседний стул, сидел профессор и, делая вид, что читает газету, поверх нее следил за мной. Наши взгляды встретились. Профессор слегка кивнул и тотчас заслонился от меня большой статьей под названием «С солнцем шутки плохи».
Выставкой-музеем, расположенной в бывшем армянском замке, вот уже лет десять бессменно заведовала и вела в ней экскурсии Александра Лебединская, мать моего приятеля, начальника спасательной станции. Прежде я часто заходил к ней, где в большом прохладном зале можно было отдохнуть от полуденной жары, поболтать и попить зеленого чая. Потом, когда я занялся частным сыском, мне уже было не до музея. В последний раз я виделся с тетей Шурой, когда покупал картины с крымскими пейзажами для своей гостиницы.
Я подъехал к зданию выставки около двенадцати, когда вероятность встретить здесь отдыхающих была очень мала и я мог поговорить с заведующей без свидетелей.