– Значит, едем в церковь Святого Северина, – сказала Амалия, поднимаясь с места.
Как вам известно – а если нет, в неведении вы все равно не останетесь, – церковь Святого Северина находится в Латинском квартале, недалеко от важнейших учебных заведений Парижа. Сама по себе церковь кажется большой, но внутри выглядит довольно скромно, чтобы не сказать аскетично. Возможно, именно поэтому появление четырех господ на собственном автомобиле вызвало некоторый переполох, и, едва они переступили порог, перед ними нарисовался священник еще моложе Уолтера.
– Господа, чем могу служить? Вы, кажется, приезжие?
– Я граф де Ламбер, – представился Кристиан, – а это мои друзья. Вы бы не могли… э… – он покосился на Амалию, и она едва заметно кивнула головой, – да, вы не могли бы показать нам церковь? Месье Фрезер… э… большой специалист по церковной архитектуре.
Мистер Фрезер про себя ужаснулся, но взгляд Мэй прибавил ему храбрости, и он сказал, что будет счастлив, если его коллега (тут Мэй ущипнула его за руку, и он быстро поправился)…его новый знакомый окажет им такую любезность.
– Конечно! – с воодушевлением воскликнул священник и повел гостей по церкви. – Стиль здания, как вы, наверное, уже заметили, готический.
– О, – сказала Мэй, – обожаю готику!
– Одна из капелл была выстроена Мансаром, – добавил священник. – А еще у нас замечательные колокола. К примеру, самый старый колокол в Париже, который действует с 1412 года.
– Скажите, – с умным видом спросила Мэй, чтобы отвлечь внимание от Амалии, которая отстала и скрылась за колонной, – а святой Северин… он, кажется, был австриец?
Священник с достоинством распрямился.
– Нет, сударыня, – сухо сказал он, – вы говорите о святом Северине, который из Норика, а эта церковь посвящена нашему святому Северину Парижскому. Угодно ли вам посмотреть витражи поближе? Некоторые из них современные, но иные датируются временем постройки церкви.
И он с большим знанием дела стал объяснять гостям, какие сцены представлены на витражах, после чего поведал, что мраморный алтарь был создан на средства герцогини Монпансье, кузины короля Людовика XIV.
– Это та дама, которая во время Фронды как-то выстрелила из пушки? – заинтересовалась Мэй. – Кажется, я читала об этом у Дюма.
– Да, мадемуазель, именно она!
Пока молодой священник рассказывал графу, архитектору и Мэй историю создания церкви, Амалия незаметно осмотрела здание, убедилась, что все ангелы, имеющиеся в наличии, находятся вне пределов досягаемости обычного человека, и рассердилась на себя. Для очистки совести она обошла церковь еще раз, и снова безрезультатно.
Через минуту к ней присоединись ее верные мушкетеры.
– Вы нашли их, миледи? – шепотом спросил Уолтер.
– Нет, – с досадой ответила Амалия. – Жаль, что пришлось напрасно побеспокоить славного священника. Идемте, господа!
Кристиан в последний раз оглянулся на царящий под сводами полумрак, в котором были видны редкие горящие свечи, и вздохнул. В церкви его всегда посещали мысли, которыми он ни с кем не делился в обычной жизни, и на душе становилось светло и грустно одновременно. Прежде чем уйти, он приблизился к чаше со святой водой и окунул в нее пальцы.
В следующее мгновение цветной солнечный луч прорезал витражи и упал на стену. Кристиан де Ламбер поднял глаза – и замер.
Из стены над чашей со святой водой выступал очаровательный пухлощекий ангел. Он смотрел прямо на Кристиана.
Глава 29Обретение аквилона
– Ваше преосвященство, господа мушкетеры, я нашел!
– Что?
– Где?
– Как?
– Ангел!
– Кристиан! Я же осмотрела всю церковь!
– Над чашей со святой водой, Амалия Константиновна… Возле самого входа! Там темный угол, ангел едва выступает из камня… Я тоже увидел его, только когда на него упал свет!
– Так… – Пауза. – Уолтер! Мэй!
– Мы здесь!
– Срочно отвлеките священника, чтобы он нам не помешал.
– Но как, миледи?
– Уолтер, вы что, ребенок? Честное слово… Спросите у него… да, как он относится к пожертвованиям для церкви. Кристиан! Идем!
Священник еще не успел удалиться, когда на него с двух сторон налетели архитектор и его спутница. Спутница взяла священника под руку и увлекла в сторону алтаря.
– У вас очень милая церковь! – объявила она, хлопая ресницами. – И такой очаровательный стиль… кажется, романский?
– Готический! – важно поправил ее Уолтер. – Кстати, мсье… Как вы относитесь к пожертвованиям?
Священник набрал воздуху в грудь и принялся перечислять насущные нужды. Нужд накопилось много, и подробное их разъяснение заняло бы никак не меньше четверти часа.
Воспользовавшись передышкой, Кристиан и Амалия стали простукивать стену над ангелом. Обнаружилась пустота, но как до нее добраться, совершенно непонятно. С виду стена казалась совершенно глухой и состоящей из цельного камня.
Амалия и граф стали нажимать на все выступы на стене, рассчитывая, что где-то скрывается потайной рычаг. Внезапно раздался легкий щелчок, и в камне открылась небольшая щель. Засунув туда руку, Амалия обнаружила внутри пачку листков, свернутых трубкой и завернутых в кусок непромокаемой ткани.
– Это он? – спросил Кристиан в нетерпении. – Аквилон?
Амалия сорвала ткань и развернула листки. Аккуратно перерисованные наброски. Чертежи летательного аппарата с крыльями, до странности напоминающими крылья летучей мыши… Элементы системы управления…
Щелк!
– Я так и знал, госпожа баронесса, – проговорил в нескольких шагах от нее вальяжный голос по-немецки. – А теперь будьте так любезны, отдайте аквилон мне.
Помрачнев, Амалия обернулась и увидела улыбающегося Генриха, который держал на мушке графа де Ламбера.
– Нет-нет, – опередив ее намерение, быстро проговорил агент, – никаких резких движений, иначе я прострелю вашему другу голову. Чертежи, сударыня, и тогда никто не пострадает.
– Эти чертежи, – сказала Амалия, – принадлежат Франции.
Генрих усмехнулся.
– И именно поэтому, наверное, я вижу здесь именно вас, а не полковника Лорана, к примеру, – парировал он. – Отдайте мне чертежи, и разойдемся с миром.
Священник, который как раз описывал Уолтеру и Мэй историю одного из подкидышей, которого нашли под дверями церкви, обернулся и увидел возле дверей господина с револьвером, который угрожал друзьям архитектора.
– Что происходит? – вырвалось у священника. – Мсье, это божий храм! Как вы смеете!
Лицо Генриха дернулось. Амалия поняла, что агент на взводе и вот-вот выстрелит.
– Берите и убирайтесь, – сказала она, протягивая ему чертежи. – Святой отец! Стойте там, где стоите! Пусть он уйдет!
– Премного благодарен, – ответил Генрих, забирая чертежи.
И рукой с чертежами (в другой он по-прежнему держал револьвер) ухитрился даже притронуться к шляпе на прощание, подлец.
Слегка прихрамывая и пятясь спиной, вышел.
– Вы отдали ему чертежи! – простонал Кристиан. – Что вы наделали!
Амалия села на скамью, незаметно протерла глаза и зевнула. Этой ночью ей так и не удалось уснуть.
«Как же я устала… Не заметила ангела, вовремя не учуяла этого мерзавца… Это все усталость. Ну и пусть».
– Надо звать полицию! – возмутился молодой священник. – Это какой-то сумасшедший!
– Никого не надо звать, поверьте мне, – отозвалась Амалия. – Он ушел, ну и… пусть.
– Миледи! – К ней подбежала Мэй. – Что нам делать? У нас же есть автомобиль! Мы можем догнать его!
Амалия прислушалась.
– Бесполезно, – сказала она с загадочной улыбкой. В следующее мгновение дверь церкви со скрипом повернулась на петлях, и на пороге возник комиссар Папийон.
– Вы все-таки ослушались меня, сударыня, – проговорил он укоризненно, качая головой.
– Вы его взяли? – спросила Амалия, ничуть не удивленная его появлением. – Между прочим, чертежи Пено тоже украл он. Кстати, кто из ваших людей сегодня весь день следовал за нами в лохмотьях? Уж не полковник ли Лоран?
Папийон насупился.
– Не знаю, с чего вы взяли…
Амалия прищурилась.
– Передайте ему, что когда нищий берет, к примеру, на улице Фортюни фиакр и сует кучеру золотой, это выглядит странно. Мои друзья, может быть, и не заметили, зато я отлично все видела.
– Хотите сказать, – проворчал Папийон, – что вы позволили нам следить за собой?
– Я полагала, это будет нелишне, – призналась Амалия. – Честно говоря, я опасалась не Генриха, а Оберштейна. Этот негодяй куда опаснее.
– Можете не волноваться, – отозвался Папийон. – По нашим данным, Оберштейн уже покинул Францию. – Он сунул руку в карман. – Позвольте вернуть вам эту маленькую вещицу, госпожа баронесса. Ночью вы обронили ее, когда искали… кхм… на улице коробку из-под кольца.
И он протянул Амалии сверкающий бриллиантами браслет.
– Ах, вот он где, – протянула Амалия, улыбаясь. – Бедная Мэй так убивалась, не понимая, где могла его потерять. А почему вы не сразу вспомнили о коробке?
– Все эти дни, – доверительно признался комиссар, – меня рвали на части. Кроме того, полковник Лоран жаждал отыскать кольцо во что бы то ни стало. Когда Норвэн и агент боролись, кольцо упало в колодец, и его унесло водой. Вы не представляете, через что прошли мои люди, прежде чем сумели его достать. Однако я сразу понял, что кольцо только для отвода глаз. Но пока Норвэн пришел в себя, да врачи разрешили с ним говорить… Правда, он тоже не сразу вспомнил про коробку.
– А Ницца? – спросила Амалия. – Почему Моннере ездил в Ниццу?
– Дело было так. Началось с того, что мсье Адер, по натуре человек крайне внимательный, заметил, что его бумаги лежат не так, как он их оставил. Он осмотрел их, понял, что с них снимали копии, и сразу же вызвал нас. Так как подозреваемых было много, мы поделили их между собой. А Моннере сразу же начал подозревать Малле – и из-за показаний свидетеля, который видел старика возле кабинета, и потому, что тот был чертежником, и еще потому, что все его сбережения растаяли во время Панамского скандала. Моннере стал следить за стариком, тот занервничал и, переходя улицу, попал под колеса. Когда его отвезли в больницу, Моннере явился туда и потребовал его вещи. Там было среди прочего письмо в Ниццу до востребования, написанное так, что можно было подозревать все что угодно, и закладная квитанция на кольцо. Моннере решил, что письмо – шифр, и помчался в Ниццу, никого не предупредив. В поезде на него напал Оберштейн, как вы и говорили. Нам вскоре стало известно, куда Моннере уехал, как и то, что до Ниццы он не добрался, и мы сразу же начали поиски. На насыпи нашли тело, пальто, чемодан, сумку – короче, все вещи. Но квитанцию не нашли… зато там лежала ваша перчатка, госпожа баронесса. Только я ни минуты не верил, что это могли сделать вы.