21 = 3 · 7,
40 = 2 · 2 · 2 · 5.
Первый известный нам человек, который составил списки простых чисел, – библиотекарь из Александрии по имени Эратосфен. В третьем веке до нашей эры он смог найти первую тысячу простых чисел способом, который позднее получил название «решето Эратосфена». Как он это сделал? На удивление просто! Сначала он выписал все числа от единицы до – ну, например, ста…
Стив подошёл к доске и с видом победителя – как будто это он сам придумал «решето Эратосфена»! – записал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13… 100.
– …потом вычеркнул каждое второе число, следующее за «простой» двойкой (делится на два). Затем – каждое третье, следующее за «простой» тройкой (делится на три), и т. д. В результате у него остались числа, которые делятся только на единицу и на себя – простые!
Эту лекцию Бекки слушала, как сказку! Стив жонглировал именами и странами, с восхищением рассказывал о школе Пифагора и пифагорийцах. Он говорил о неудачах и открытиях гениев прошлого так, словно все они были его ближайшими родственниками! Но главным его коньком были простые числа. Бекки не подозревала, сколько жизней было принесено в жертву этому невинному ряду: из-за простых чисел сходили с ума, бросали семьи и даже совершали самоубийства! Простые числа оказались опасными, как глаза питона: они завораживали исследователей кажущейся простотой. А потом питон разевал чудовищную пасть и заглатывал незадачливую жертву вместе с ботинками.
– …Вот, например, такая «простенькая» закономерность… Ещё не доказанная…
Стив обвёл глазами аудиторию, поиграл своими треугольными бровями и с видом фокусника записал на доске несколько примеров:
4 = 2 + 2,
6 = 3 + 3,
8 = 3 + 5,
10 = 3 + 7,
12 = 5 + 7 и т. д.
– Это называется… – начал он.
– Гипотезой Гольдбаха[7]! – негромко откликнулся парень в полосатом шарфе. – «Любое чётное число, большее двух, можно записать как сумму двух простых чисел».
Голос показался знакомым. Бекки оглянулась – и тут же спрятала лицо, уткнувшись в тетрадь. Ну да, это был Мартин Краммер – тот самый парень, который произвёл такой ажиотаж в Волочке. Тогда она выглядела иначе – в юбке ниже колен и в шляпке с бантиками. Вряд ли он её запомнил, но кто знает?..
…Стива забросали вопросами. Парни из матшколы непринуждённо вступали с ним в спор, ссылались на неизвестные Бекки статьи и употребляли непонятные термины. Стив с уважением выслушивал каждого. Это был не учебный диспут, а разговор на равных.
Бекки тоже хотелось задать вопрос, насчёт того же Гольдбаха: почему доказательство его гипотезы так архиважно? Может, её и доказать-то нельзя!
Но пока она подбирала слова, Стив взмахнул широкими рукавами профессорской мантии и улетел…
…то есть, конечно, вышел – в коридор, через дверь, как положено! Просто на секунду он показался Бекки похожим на майского жука. Ей даже послышалось, что он что-то прожужжал на прощание…
– Эти, из матшколы, действительно соображают, – неохотно признал Дон. – Вот только слишком выпендриваются перед Стивом. Не по мне это!
– А кто он такой, этот Стив? – спросила Бекки.
Они стояли в коридоре у окна, дожидаясь сигнала на самоподготовку. Так значился в расписании перерыв между лекциями и домашними заданиями. Организаторы советовали использовать это время для общения, но знакомства завязывались с трудом. Из сорока трёх человек, прошедших отборочный тур, двадцать хорошо знали друг друга по матшколе. Они держались обособленно, на лекциях сидели спаянной группой, а перемены проводили в закрытом клубе. Когда Бекки хотела зайти в это таинственное помещение, у неё спросили код, которого она, естественно, не знала.
– Ты правда не знаешь, кто такой Стив?! – поразился Дон. – Ну ты даёшь! Стив – это… это класс! А ещё Кевин говорил…
Услышав в сто первый раз про Кевина, Бекки сморщилась, как будто проглотила лимон.
– Ну ты же сам спросил, – добродушно улыбнулся Дон. – Да и Кевин тут ни при чём, потому что про Стива все и так всё знают.
– Да что знают-то?
– Об этом весь Ньютон говорит! О том, что Стив почти доказал теорему Румбуса. Ту самую – «ФОРМУЛУ ЦВЕТКА»!!!
Румбус… «Формула цветка»… Значит, и история про Кристофа и Глорию не выдумка, не красивая сказка…
– Он её почти доказал, – повторил Дон. – То есть он думал, что нашёл доказательство, а потом это доказательство посеял. Ха-ха! Представляешь? Такое только со Стивом может быть! Три года как в трубу!
– А-а…
– Вот тебе и «а-а»! Папку с доказательством чудом нашли! Стив чуть с ума не сошёл от радости, представляешь? Но…
– Снова потерял?
– Хуже! Стал на радостях перепроверять – и нашёл ошибку. Чуть с ума не сошёл от горя! Теперь ещё три года будет доказывать! А готовое доказательство лежит себе тихо-мирно в подвалах академии – может, как раз под нами…
– ?!
Захлёбываясь словами, Дон рассказал про Румбуса и зашифрованное послание, замурованное в «капсуле времени». Бекки слушала замерев. Это какую же силу воли надо иметь, чтобы за сто лет даже не попытаться заглянуть в эту капсулу!
– Неужели все математики такие честные? – удивилась она. – Не могут схитрить – даже если в результате их ждёт мировая известность и огромное вознаграждение?
– Может, и честные, – пожал плечами Дон. – Хотя я очень сомневаюсь… Уверен, что кто-нибудь давно залез бы в эту капсулу, если бы знал, где она! Академия огромная, в библиотеке несколько ярусов, три – под землёй. Одним словом, без карты там нечего делать.
Хлопнула дверь. Из соседнего класса донеслось сердитое «бу-бу-бу», прерываемое свистом и топотом. По коридору пробежал приятель Дона.
– А вы чего тут торчите? – крикнул он. – Все давно в триста пятой!
– А что там?
– Дуэль! Между нашим и «полосатиками»!
При слове «дуэль» Дон подскочил, как кузнечик.
– Бежим! – позвал он Бекки. – А может, ты и про дуэли не слыхал? Ну, знаешь!..
Триста пятая аудитория гудела! У доски стояли секунданты – трое старшекурсников в квадратных шапочках с кистями и магистерских мантиях. Зрители толпились вдоль стен, многие сидели на столах и подоконниках. В центре, плечом к плечу, стояли четверо в синих вельветовых куртках и шарфах. Одного из них, Карла Ригана, Бекки заприметила ещё на лекции: он рассуждал о сложном так просто, что понял бы и первоклассник. Бекки запомнила одну его фразу – о том, что математическое доказательство, если оно верно, должно быть красивым.
– А чего они не поделили? – шёпотом спросил Дон, дёрнув за рукав соседа.
– Сам не пойму… Эти, в шарфах, после лекции стали друг друга расхваливать – в том смысле, какие они все гении и что остальные им в подмётки не годятся. Ну а Рыжий возразил. Не очень вежливо, надо сказать.
Только тут Бекки заметила ещё одного дуэлянта. Он стоял к ней спиной, лицом к противникам. Один против четверых.
Серая школьная куртка без нашивок… Рыжая голова подсолнухом… Он и раньше казался ей нескладным увальнем, а сейчас, по контрасту с «элитой», выглядел ещё недотёпистей. И как его угораздило!
– По Закону чести! – негромко произнёс первый секундант.
И сразу наступила тишина. Все ждали, затаив дыхание. Секундант выдержал паузу и торжественно извлёк из складок мантии свёрнутый в трубку устав.
– Согласно дуэльному кодексу побеждённый должен в течение часа покинуть академию и отказаться от участия в турнире. Запрет действует в течение года. В случае групповых дуэлей это правило распространяется на всех участников проигравшей команды. Нарушивший дуэльный кодекс подвергается остракизму и всеобщему презрению. По Закону чести!
Вперёд выступил второй секундант.
– Надеюсь, никто не будет возражать, если право выбора оружия мы предоставим одиночному участнику?
Никто не возражал. Все смотрели на Арона, у которого от растерянности (так решила Бекки) даже уши покраснели. Неожиданно Арон обернулся, и Бекки увидела его лицо: сжатые губы, злые глаза. С такими глазами дерутся до последнего!
– Пусть они выбирают. Мне без разницы.
– Хорошо, – кивнул секундант. – Тогда выбор оружия предоставляется противной стороне. На чём хотите драться, сэры?
– Нам тоже всё равно, – ответил за всех Карл Риган. – Можно на квадратных уравнениях.
– Возражений нет? Принято!
Квадратные уравнения Бекки любила. А вот Арон… Он же из обычной полусельской школы. И что это за законы чести, когда четверо против одного?!
– Минуточку!.. Мы должны соблюсти ещё одно условие, – вспомнил первый секундант. – Так как этот парень один против четверых, его могут поддержать добровольцы – друзья, одноклассники… Просто знакомые. Но помните: Закон чести распространяется и на добровольцев. Одним словом, если проиграли – то всё! Finita la commedia![8]
Зрители молчали. Друзей у Арона не оказалось. А рисковать ради чужака из какой-то тьмутаракани никому не хотелось.
– Есть добровольцы? Друзья, знакомые, земляки? – повторил секундант. – Нет? Тогда назначаем четыре раунда…
– Есть! Я доброволец!
Слова вылетели помимо её воли. «Земляки» царапнуло её, как будто секундант обращался лично к ней!
И сразу все завозились, загудели на разные голоса. А ещё парни называются! Ни одного настоящего не нашлось! Ну и пусть ситуация безнадёжная…
– Я тоже… Это… как его… доброволец.
Дон выталкивал из себя слова, а они застревали в горле. И всё-таки он сделал три шага вперёд и повернулся лицом к противникам.
– Ну что ж… – Один из секундантов постучал карандашом по песочным часам на столе. – Уже лучше: трое против четверых.
– Четверо. Так будет по-честному.
Бекки не сразу узнала этот голос. Зато команда из матшколы заволновалась. Среди болельщиков тоже чувствовалась растерянность.