Про «капсулу времени» ему рассказал отец. Вместе они спустились в самый глухой нижний ярус, отыскали нужную плиту и пометили её на карте красным крестом.
– Смотри и запоминай, – сказал ему отец. – Кроме меня о точном месте тайника знают ещё три человека. Если со мной и с теми людьми что-то случится, ты можешь оказаться единственным, кто сумеет вскрыть капсулу. Не делай этого до срока.
Тогда никто не предполагал, что пройдёт неполных двадцать лет – и послание из прошлого века привлечёт страстное внимание не только математиков, свихнувшихся на доказательстве недоказуемой теоремы, но и акул криминального мира.
Книгожора был послушным юношей. Ему и в голову не приходило нарушить наказ отца. Записка Румбуса не представляла для него ценности – так, старая рухлядь, огрызок прошлого. Другое дело – книги! Особенно одна, с экслибрисом лорда Байрона! На неё заглядывались многие, и букинист взвинтил цену. Таких денег у Книгожоры не было. Редкая книга с золотым тиснением и изысканными гравюрами снилась ему по ночам и, как магнит, притягивала к витрине магазина. Куда бы он ни шёл, неизменно оказывался на Торговой, робко спускался по выщербленным ступенькам в полуподвальный книжный храм и смотрел голодными глазами на недоступное сокровище.
Прослышав о миллионной награде за пресловутую «формулу цветка», Книгожора сообразил, что его время пришло. Многие в это время вспомнили про «капсулу времени», и уже было несколько попыток проникнуть в подвалы библиотеки. Вот тогда поздно вечером, перед самым закрытием, в книгохранилище заявились три человека. С ними был старший библиотекарь, занявший место отца Книгожоры.
Книгожора как раз собирался уходить, запирал служебный ход. Его попросили остаться – помочь занести катушку с проводами, какие-то инструменты. Хотя Книгожора и не разбирался в технике, но из односложных реплик понял, что эти трое пришли ставить сигнализацию.
Ах, как же он ругал себя после этого! Ведь всего-то и нужно было пройти по знакомым ходам, приподнять шестую плиту – и получить у перекупщика приличную сумму! И вот упустил… Золотая рыбка помахала хвостом и сказала: «Привет!»
Книгожору замучила бессонница. Он угрюмо отсиживал в библиотеке положенные часы, грыз карандаш и прислушивался к разговорам старшекурсников и преподавателей. Слова «капсула» и «Румбус» действовали на него, как удар кнута по спине лошади. Он вздрагивал, тряс головой и надолго погружался в транс.
И однажды он не выдержал…
В тот день знакомый букинист весьма прозрачно намекнул, что на редкую, такую желанную книгу нашёлся покупатель. Однако из уважения к своему многолетнему клиенту хозяин магазина готов отложить продажу. Вот тогда Книгожора и прокрался ночью через мосты, отыскал комнату со львом, отсчитал плиты и осторожно приподнял крышку.
Каждую минуту он ожидал, что взвоет сирена, но ничего не случилось. Осмотрев внутренние стенки, он заметил проводки, прикреплённые к нижнему краю конверта. Озираясь по сторонам и пугаясь собственной тени, Книгожора неровно, в спешке, отхватил припасёнными портновскими ножницами три четверти пакета, оставив на дне треугольник размером в половину открытки.
Ах, если бы он в ту же ночь пронёс конверт через мосты со спящей охраной, операция закончилась бы благополучно!
Но Книгожора перестраховался. Он решил затаиться и спрятал драгоценный документ в библиотеке, собираясь вынести его только после того, как найдёт покупателя.
И вдруг – паника, суматоха!
Кто-то ещё пролез в тайник и выкрал остатки!
На этот раз сигнализация сработала чётко, и библиотечные подвалы наводнили сыщики. Газеты кричали о «краже века», и потенциальная цена похищенного документа взлетела до небес.
Книгожора воспользовался старыми связями и нашёл подпольных перекупщиков, готовых заплатить за письмо Румбуса весьма солидную сумму. Но возникла проблема: до окончания расследования его и ещё троих библиотекарей, дежуривших в день кражи в общем зале, отстранили от работы. Книгожора, который спускался в нижние отсеки незадолго до того, как сработала сигнализация, попал под особое подозрение. Его уже несколько раз вызывали в криминальную полицию, и он чувствовал, что за ним следят.
С Коротышом у него сложились, как то ни странно, приятельские отношения. Неразговорчивый парнишка, постоянно торчащий в историческом отделе, явно разбирался в книгах. Он единственный обратил внимание на редкий фолиант с репродукциями фресок со стен церкви Святого Пантелеймона. Эту книгу Книгожора притащил на работу прямо с аукциона, выложив за покупку месячное жалованье.
Внимание студента в зелёной лицейской форме польстило: они разговорились, познакомились и с тех пор стали дружески кивать друг другу при встречах. Книгожора вне очереди выполнял книжные заявки Коротыша, а однажды (точнее, вчера вечером) подошёл к нему на улице и обратился с просьбой – заказать из запасников библиотеки книгу по… кораблестроению, навигации и истории судоходства. Книгожора невнятно объяснил, что книга нужна его родственнику, срочно, а сам он получить её не может, так как лишился пропуска.
Коротыш удивился, но просьбу выполнил. Утром до занятий зашёл в библиотеку и заполнил бланк с заказом. За это он и получил на три дня подлинник карты библиотеки, о существовании которой знал от Книгожоры.
– Зачем тебе карта? – удивилась Бекки.
– Ни у кого нет. Я давно просил – срисовать.
Коротыш сложил карту по сгибам и спрятал во внутреннем кармане куртки.
– Ты чего её прячешь? Дай взглянуть, – попросил Арон Кросс. – А тут что, под красным крестом?
– Где ты увидел крест?
– Вот, смотри! – Арон Кросс ткнул пальцем в полинявший, но ещё заметный значок. – Похоже на крест.
Дон пошарил в карманах и вытащил увеличительное стекло.
– Крест! Чернильный! Точно! – зашептал он так громко, что если бы портреты на противоположной стене имели настоящие, а не нарисованные уши, они бы его услышали.
– Но это же… – Бекки замолчала.
Она узнала числа-указатели и туннель, заканчивающийся комнатой со львом. Но тогда получается, что… что… что Книгожора тоже знал место! Раз карта была у него.
– Он очень странно себя вёл, – вспомнил Коротыш. – Ну, Книгожора. Боялся чего-то…
Бекки открыла рот, успела сказать: «А…», но тут к ним снова подошёл Бард. Дон резво соскочил с подоконника, загородив Коротыша с картой.
– Всё готовитесь? – вяло поинтересовался Бард. – Ну-ну… А ты, Арон, говорят, решил бросить? Пра-авильно решил. Я бы тоже, но увы!
– А что тебе мешает? – Арон Кросс по привычке сжал кулаки, ожидая подвоха от «полосатика».
– Не «что», а «кто», – миролюбиво улыбнулся Бард. – Родной папаша. Помешался на турнире, даже обещал послать меня в кругосветку, если выйду в финал.
– А кто у тебя отец?
– Вообще-то он по профессии «сэр». В математике разбирается, но не давит, как некоторые. Кстати… – Бард небрежно погремел монетами в кармане. – Вот, расщедрился, выдал мне «аванс» для вдохновения. Есть идея: после самоподготовки завалиться в «Кривой угол». Проводим Арона и вообще… Ну как? Я приглашаю.
В субботу библиотека закрывалась рано, но они успели получить заказ.
Книга как книга… Обычный учебник, выдаётся без ограничений. Заполняя формуляр, библиотекарь мимоходом заметил, что за последние двадцать лет эту книгу запрашивали всего один раз.
Дон просмотрел оглавление:
– Ничего интересного.
Бекки тоже пролистала учебник. Сплошные схемы и чёрно-белые карты. В середине несколько глянцевых страниц с иллюстрациями. Одна страница – слишком толстая… Как склеенная.
Часы на стене пробили пять. Коротыш завернул книгу в газету, и они всей компанией отправились в «Кривой угол».
Глава 5В «Кривом углу»
Знаменитый на весь Ньютон студенческий бар «Кривой угол» вполне соответствовал своему названию: вывеска над входом висела наперекосяк, потолок накренился, крыша скособочилась, а все углы вопреки законам геометрии были острыми.
В полутёмном помещении за длинными, тоже кривыми столами сидели первые посетители. У стойки стоял Бард с гитарой. Увидев друзей, он гостеприимно махнул рукой в сторону свободного стола-трапеции.
– Молодцы, что пришли. Здесь весело – не пожалеете.
К ним подлетел официант и грохнул перед каждым по кружке с пенящимся пивом.
– За тебя, Арон! – негромко сказал Бард. – Жаль, что уходишь. Ты хорошо держался, врезал нашим на дуэли! Я тебя уважаю.
Арон Кросс растерянно поморгал пшеничными ресницами. Луч вечернего солнца проник в амбразуру окна, запутался в рыжих волосах. «Подсолнушек…» – подумала Бекки.
Кружка была огромная. Но это же просто пиво… Все пьют – и ничего!
Дон лихо осушил свою и предложил новый тост:
– За дружбу!
– Виват! – согласился Бард.
На столе появилась пузатая бутыль с кровавой жидкостью.
– За тебя, брат Арон! – говорит ей Бард и смеётся: – Э, да ты совсем ещё юнец! Даже пить как следует не умеешь.
Официант принёс блюдо с солёными орешками.
Дон улыбается, Арон Кросс смеётся – и все вокруг такие милые, такие родные, что плакать хочется.
– Ты что, уже готов? – хлопает её по плечу Бард. – Не плачь, братишка. Это только начало. Официант!..
Куда-то исчезли Дон с Коротышом. За пустым столом рядом с ней оказался Леон. Голос у Леона дружеский, мягкий: «Мы с тобой поцапались… Забудь… Ты теперь свой, какие секреты между „братьями“…»
Она что-то лепетала в ответ, кивала, глупо улыбалась. И всё время боялась спутать женские и мужские окончания. Эти окончания так и остались для неё камнем преткновения. Стоило ей потерять контроль, как выскакивали эти предательские «ла»: чита-ла, реша-ла…
Ещё она зачем-то забралась на сцену, и там в обнимку с Бардом они хриплыми голосами исполнили «Гаудеамус». На каком языке – она не помнила, но Дон позже уверял, что это был «местный вариант латыни, неизвестный латинистам».