– Угу, – фыркнул Дон. – ⅔ в десятичном выражении равняется 0,66666… и так далее. Бесконечная дробь. Как же мы её в замок запихнём? Округлением?
Коротыш молча крутил диски на бочонке. Раздался щелчок – и дужки замка разомкнулись.
Часть четвёртаяПрекрасна принцесса Глория…
Глава 1Слухи – и немного про моду
Над Ньютоном летали слухи!
Двадцать четыре пригласительных браслета уже нашли своих владелиц, и их имена были известны каждому, кто хоть раз брал в руки газету. Первой называли «Золушку из Волочка», получившую по почте браслет от победителя полуфинала Карла Ригана.
В городе вспыхнул интерес к моде. В субботнем приложении к «Вечернему Ньютону» напечатали интервью с хозяйкой лучшего ателье на Торговой мадам Рюшар. Ателье так и называлось: «Лучшее!», и мадам Рюшар согласилась с журналистом, что название определяет качество (или наоборот, качество определяет название… В этом пункте мадам запуталась, а журналист записал её мнение дословно).
А ещё мадам Рюшар заявила, что если уж где и заказывать платье, в котором не стыдно показаться на Королевском балу, то только в «Лучшем!».
Марита два вечера просидела за швейной машинкой и в субботу – в рыночный день – предстала перед Бекки и Вилли в новой плюшевой юбке в жёлтый цветочек, перешитой из старого платья, и в розовом жакете в талию. Талия была широкая, и Марита сияла, как позолоченная лампа с розовым абажуром.
– Ой, Мариточка! – обрадовалась Бекки. – Какая ты… яркая!
– Это по какому это поводу? – заподозрил неладное Вилли. – Смотри, Марита! Если брякнешь своим товаркам про браслет…
Про двадцать пятый браслет, доставшийся неизвестно кому, судачил весь рынок. Предположения строились самые фантастические! Поговаривали про внучатую племянницу лорда Байрона, с которой Мартин Краммер якобы познакомился во время летней олимпиады в Лондоне. Эту радикальную версию поддерживали торговцы зеленью и птицей, но не одобряли консерваторы из мясного ряда. Что касается молочниц с бидонами, то они сами не знали, чего хотят, и повторяли любые сплетни и слухи.
Всю неделю Марита держалась стойко. Со значительным видом переходила от зеленщиц к молочницам, качала головой и поджимала губы, а когда было совсем невмогоду, прикрывала рот платком. И только один раз… («Ну, не удержалась, прости господи! Такую чушь несла эта толстуха Молли, что тут и святой бы не удержался!..») Нет-нет! Никаких имён она не называла, она же соображает! Всего и сказала, что «какая Англия, прости господи?». И ещё сказала – так, по мелочи, пусть не задаются! – что двадцать пятый браслет, может, вовсе и не в особняке, а совсем рядом.
…А вот заполучить платье для Бекки оказалось свыше Маритиных средств! Это же Королевский бал, во дворце! Тут старыми лоскутами не обойдёшься. Только на заказ!
Вилли не возражал, пожимал плечами и усмехался в бороду:
– Ну-ну!..
Когда Марита, в шляпке и бусах в три ряда, вплыла в «Лучшее!» ателье на Торговой и поинтересовалась ценами, ей стало дурно.
– Сколько?! – не поверила она. – А… вот этот фасон? Попроще…
Модель «попроще» стоила ещё дороже.
– Да что ж это такое делается на свете?.. Не по-божески это!
Бекки тоже постояла напротив «Лучшего!» ателье, повздыхала, отвернувшись от витрины. Платье «попроще» было такое чу́дное, нежное, воздушное! А волосы у неё отросли. Если их совсем распрямить, поднять вверх, заколоть… Эх, да что уж тут говорить!..
Свой именной браслет с инициалами «А. К.» (Арон Кросс) она отдала Барду. У него три кузины, да ещё подружки всякие, поклонницы… Бард уверял, что ничего подобного, что поклонницы бегают вовсе не за ним, а за Доном, а он, Бард, «к женщинам равнодушен».
– Вот ведь какое дело, братишка, – пожаловался он, пряча в карман Беккин браслет. – Этих сестриц да кузин у меня столько, что пальцев не хватит сосчитать. И все жутко вреднющие!
Бард покачал головой и с видом жертвы возвёл глаза к портрету Декарта, украшавшему стену в вестибюле академии.
– Мне бы братишку вроде тебя – хоть одного!
Бекки отвернулась, чтобы скрыть краску на лице. Она бы тоже не отказалась от такого брата. Старшего!
С Часовой башни донеслось:
Бом!
БОМ!..
БОМ!!!
И сразу же запели старинные напольные часы и простуженно захрипел звонок.
Бард зажал ладонями уши.
– Хоть бы кто их сломал! Сколько себя помню, в этом месте они всегда фальшивят. Слышишь? Тут нужен полутон, а они…
Бекки не слышала: у неё не было музыкального слуха. Поэтому к часам в вестибюле относилась с симпатией. Это громоздкое чудовище было гордостью администрации. На вид часы как часы, но если присмотреться, можно заметить, что основание выполнено в форме семнадцатиугольника – в честь короля математики Карла Гаусса.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Ну да, в честь того самого Карла Фридриха Гаусса, который в 10 лет поразил учителя, сложив в уме за одну минуту все последовательные числа от 1 до 100 (помните эту историю?). А весной 1796 года, когда будущему королю математики не было и 19 лет, Гаусс за 10 дней сделал сразу несколько удивительных открытий, взбудораживших тогдашний математический мир. Одним из них как раз и был метод построения семнадцатиугольника. И хотя позже Гаусс занимался самыми разными областями математики, он до конца жизни сохранил тёплые чувства к своему юношескому шедевру. Он даже хотел, чтобы на его памятнике был выгравирован семнадцатиугольник. И хотя на могильном камне Гаусса этого рисунка нет, другой памятник, воздвигнутый Гауссу в немецком городе Брауншвейг, стоит на семнадцатиугольном постаменте.
Следующим был семинар у Стива. Бекки пробралась в последний ряд, спряталась за широкой спиной сидящего впереди великана и затаилась. Ей просто хотелось послушать – ну и пусть она ничего не понимает!
Стив явно был не в настроении. Небрежно почеркав по доске, он скороговоркой сформулировал проблему и уткнулся в собственные расчёты. Сидящий впереди великан завозился, поднял руку и тут же её опустил.
Переписав с доски абракадабру, Бекки минут пять пыталась разобраться в её значении. А потом посмотрела в окно, в котором плавали облака, и сама «поплыла», погрузилась в зыбкую полуреальность между сном и явью. Глаза закрылись, и, кажется, она задремала. Ей приснился бесконечный коридор, все стены которого исписаны числами: 2, 3, 5, 7… Это простые числа. Сначала знакомые – те, которые есть в любом учебнике. Потом – огромные, их всё больше, коридор тянется и тянется и теряется в бесконечности…
Глава 2«Держись за небо – не упадёшь!»
В тот день Бекки ушла из академии рано. Конечно, в читальном зале заниматься удобнее, но лучше она сейчас походит по городу, а вечером проштудирует библиотечный учебник. Марита такая заботливая, ходит на цыпочках, когда Бекки занимается. А Вилли всё жалеет, что в молодости лентяйничал и упустил свой шанс.
…Дон совсем перестал заниматься, даже обычные уроки в своём лицее не делает. Получил «неуд» по алгебре! Он уже давно понял, что она не из лицея, но не расстроился. Какая разница? Теперь они все «свои»! С Бардом она тоже подружилась. Он такой непохожий ни на кого! – вот бы, действительно, ей такого бра…
– Эй, с шарфом! Ты из сборной? Дуй в «Кривой угол» – наших бьют!
Около неё задержался пацан в съехавшей на глаза гимназической фуражке. Ещё четверо пронеслись мимо, призывно размахивая руками.
– Там БЛИЦ! – сияя веснушками, крикнул малолетка и подпрыгнул от восторга. – Наших… то есть ваших! – всего трое, не выстоят! А мы за подмогой!
В «Кривом углу» штормило. Сцепились «полосатики» с пришлой командой из Линна. Ни один из линнских не прошёл в финал, и проигравшие нарывались на ссору.
Приезжие явились при полном параде: на них тоже шарфы, но не в полоску, а в клетку, красную и синюю – цвета линнской сборной.
– БЛИЦ! БЛИЦ! – скандировали зрители и стучали кружками по столам.
Про блиц Бекки уже слышала. Это что-то вроде уличной потасовки, только не физической, не на кулаках или шпагах, а интеллектуальной. Вопросы простые, но с подковыркой. И хотя блицами увлекались преимущественно гимназисты и лицеисты, матшкола ими тоже не брезговала.
– Значит, нам подсуживали? – поднял бровь Карл Риган. – Ну что ж… Вы сами этого хотели!
Из «полосатиков» в «Кривом углу» в момент ссоры оказалось трое: Краммер с Риганом и тринадцатилетний Вундеркинд, которого недавно приняли в сборную. Именно к нему и прицепились воинственно настроенные гости. За Вундеркинда вступился Мартин, рядом с капитаном встал Карл, к ним присоединился Бард с гитарой, а чуть позже – блондинистый парень, занявший в полуфинале второе место. Бекки столкнулась с ним в дверях бара, и Блондин кивнул ей, как старому приятелю.
– Ну что ж… Шестеро против пятнадцати – это нормально, – подвёл итог Мартин. – По два с половиной на каждого.
Мартин явно бравировал. Он слишком хорошо знал противника по прежним стычкам и турнирам. Сильные парни, как на подбор! А тут ещё и численный перевес…
– Вообще-то мы не спешим, – проявили благородство гости. – Ну а если больше никто из ваших не объявится, будем драться на равных: шестеро против шестерых.
Шестеро… За себя и Карла Мартин мог ручаться – им не впервой! Блондинистый Эрик тоже вполне надёжный. Правда, драться не любит… Тринадцатилетка, хотя он и «Вундеркинд», всего лишь пацан, ни разу не участвовал в дуэлях. Бард – это… бард. Поэт, музыкант, трубадур, балагур, отличный парень, друг, лентяй, транжира!.. Вот только с математикой у него не очень. А если называть вещи своими именами, то ОЧЕНЬ НЕ ОЧЕНЬ!
Остаётся ещё Арон. Новичок, хотя неплохо показал себя во время той дуэли. Умный, неожиданный – в том смысле, что мыслит нестандартно. Стив о нём высокого мнения. Но всё равно, блиц – это блиц, нужна привычка…
Ну да ладно. Если эти новички – Арон с Тринадцатилеткой – окажутся под ударом, он по праву капитана потребует для себя дополнительный раунд. Есть такое условие в блице, очень жёсткое, – дополнительный раунд из трёх вопросов, все очки передаются раненым.