Что-то говорил ректор… Кто-то хлопал её по плечу…
Голоса слились в неясный гул, и только отдельные слова пробивали стеклянную стену, отделившую её от бывших соперников и друзей.
«Ха?.. Послушай, Арон… То есть…»
«Эх братишка, братишка-а-а… Такое отчудил!..»
«Я говорил: с девчонками только свяжись…»
Кто это сказал? Кажется, Леон. Лицо обескураженное. Так ему и надо! Впрочем, его интересует главным образом один вопрос: засчитают ли его команде поражение? Ну, раз она не парень и вообще…
Засчитали!
А потом со всех сторон на неё набросились газетчики!
– Откуда ты знаешь математику?
– Кто тебя подготовил?
– Как тебе пришла такая мысль…
Бекки крутила головой, сначала пыталась отвечать, а потом наглухо замолчала. Стас Гудман ринулся в гущу осаждающих и за руку выдернул её из толпы, как морковку из грядки.
– Это для «Вындеркинда»! – решительно объявил он, увлекая «это» на балкон. – Уф! Ненавижу бумагомарателей! Поговорить спокойно не дадут… Ну, давай с самого начала. Откуда ты знаешь математику? Тебя кто-то готовил? Кто? Как тебе вообще пришла в голову такая мысль?..
Что-то ещё произошло. Что-то важное… Ах да! Мартин Краммер официально пригласил её в сборную для участия в Лондонском чемпионате. «Под каким именем?» – «Конечно, под своим!» – «А как же?..» – «Это я возьму на себя».
Мартин говорил с ней сухо, словно ничего не изменилось и она – такой же кандидат на участие, как все остальные. А ведь ей в первую минуту показалось, что он обрадовался. Наверное, показалось. Смотрит на неё, как… Вообще не смотрит! А ей так хотелось задать ему один вопрос…
– Ты ведь знал решение той задачи? Про мост с великаном.
Мартин ответил не сразу:
– Знал – не знал… Какое это имеет значение?
– Для меня имеет!
Неожиданно Мартин улыбнулся, и улыбка так шла ему, что Бекки почти забыла про свой вопрос.
– Не знал. Но догадывался. Но ты же не дал…ла мне ни секунды! Прыг-скок, ответ готов! Даже Гудман вмешался, думал, что мы все вылетим из академии!
– Я как-то не подумал… подумала… Я только хотела…
Бекки покраснела, смешалась, запуталась в глагольных окончаниях.
Господи, ну почему всё вдруг стало так сложно?..
А Мартин, уже не скрываясь, смотрит на неё очень внимательно, словно стараясь запомнить. И вдруг хохочет – совсем не по-мартиновски.
– А знаешь, кто больше всех расстроится? Бардовская кузина Алина! Она же тебе ещё как симпатизировала!
– А…
– А я – нет, – отрезал Мартин, и было непонятно, к чему относится это короткое «нет»: то ли Мартин не расстроится, то ли он ей не симпатизировал…
Глава 8Ответ в конце задачника
А калейдоскоп продолжал крутиться, и с каждым оборотом разноцветные стёкла складывались в новую картинку.
В роскошной гостиной в доме ректора пылал камин и горели свечи, а пушистые ковры на полу заглушали шаги.
Гриффин жил по-холостяцки, без излишеств, и Бекки привыкла к спартанскому образу жизни. А тут картины в тяжёлых рамах, слуги в ливреях, бесшумно вырастающие у неё за спиной… К тому же слово «ректор», такое официально-холодное, давило на неё, как сургучная печать.
Взрослых гостей было пятеро: Стив с Беррингом, Гриффин, тот мужчина в офицерском кителе и ещё один господин в помятом смокинге, Артур Фишер. Или Фушер? Так, кажется, представил его ректор.
Пока что никто её ни в чём не обвинял. Даже Гриффин улыбался вполне добродушно. А профессор Берринг всё твердил про «формулу Хеопса» и пытался растолковать всем, кто хотел его слушать, что решение, предложенное Бекки, гениально!
– Это какой Хеопс? Фараон, строитель пирамид? – заинтересовался мужчина в офицерском кителе.
Все, даже ректор, обращались к нему запросто, по имени, но для Бекки он оставался чужим и далёким, хотя и похожим на неё. (То есть это она – на него… Как странно… А говорили, что её отец погиб…)
Берринг только этого вопроса и ждал.
– Да нет, Хеопс – это шутка. Но решение-то верное! То есть формула всё-таки существует. Так? – Берринг обернулся к креслу, в недрах которого пряталась Бекки.
Кресло промолчало, а Бекки неопределённо мотнула головой.
– Формула действительно существует, – негромко сказал мужчина в офицерском кителе, рассматривая листок с уравнением. – Та самая… Без которой нельзя ни доказать, ни опровергнуть гипотезу Румбуса. «Формула цветка»!
Как по команде, все присутствующие посмотрели на настенные часы с маятником. В полночь истекает срок подачи работ. Если ограничиться заявкой и самыми общими выкладками, можно успеть…
Первым пришёл в себя Стив.
– Но на чьё имя? – отрывисто спросил он. – Даже если Румбус и ссылался на некую формулу, якобы ему известную, документов, подтверждающих его авторство, не обнаружено. Нет следов и самой формулы. Значит ли это, что Арон… то есть Бекки Гриффин… гм… может претендовать на приоритет?
Стив говорил всё это весело, глаза у него сияли, а карандаш в руке дрожал от нетерпения. Казалось, он забыл про три года затворничества, горы разорванных листов и мгновенные вспышки счастья, когда – вот сейчас, ещё секунда! – и решение будет найдено.
Бекки замотала головой. О чём он? Эту формулу она выучила наизусть, как попугай, а сейчас даже не сможет её воспроизвести! Начало помнит… смутно…
Гриффин вопросительно посмотрел на мужчину в офицерском кителе и поднял руку, прося внимания.
– Я думаю, пришло время всё рассказать, Кристоф. Речь идёт о важном научном открытии. Все эти годы я по твоей просьбе хранил в секрете «формулу цветка». Бекки наткнулась на неё случайно, ещё ребёнком. Никакого отношения к авторству она не имеет.
В гостиной стало очень тихо.
Стив замер. Артур Фишер внимательно рассматривал микроскопическое пятнышко на рукаве смокинга.
Гриффин помолчал, как бы раздумывая, продолжать или нет.
– История эта давняя: пятнадцать лет назад, как раз перед последним турниром, мой сын Кристоф…
О ЧЁМ РАССКАЗАЛ ПРОФЕССОР ГРИФФИН
Пятнадцать лет назад, как раз перед последним турниром, сын профессора Гриффина Кристоф со своим другом, будущим учителем Артуром Фишером, увлеклись доказательством недоказуемой теоремы. И не только они. Была обещана награда – не миллион, но весьма приличная сумма, и имя Румбуса замелькало на страницах газет. Кристоф тогда просто потерял голову: запустил учёбу, не вылезал из архивов, к турниру не готовился вообще.
Формулу, которая сводила с ума несколько поколений математиков, он вывел случайно, записал её на полях одной весьма редкой книги (той самой, которую Бекки позже назовёт «Книгой со звёздами»), а во время каникул передал книгу приёмному отцу, попросив до поры сохранить открытие в тайне.
– То есть как это – «случайно»? – не удержался Стив. – Так не бывает. Во сне она ему приснилась или как?
– Ммм… Это трудно объяснить. И поверить в это тоже трудно, – застенчиво улыбнулся Кристоф. – Я сам не верил. Какое-то… наитие свыше! Словно на секунду у меня сняли повязку с глаз.
– Наитие? Да ещё и «свыше»? Интере-есная история!
– Действительно интересная, – согласился Гриффин, не заметив иронии. – Обычно мой сын во всём сомневался, тысячу раз проверял и перепроверял свои расчёты. А тут у него появилась странная уверенность. Однако вопрос о приоритете мучил его…
…Однако вопрос о приоритете мучил его. Про «капсулу времени» знал весь город, и слухи о том, что в письме Румбуса зашифрована знаменитая «формула цветка», проникли даже в прессу.
Уже перед финалом, уже обладая своей «полученной по наитию» формулой, Кристоф вместе с Артуром Фишером попытался отыскать тайник с письмом. Изучая архивные документы, приятели обнаружили ссылку на «треугольные числа», ведущие к «капсуле времени». Это была редкая удача!
Увы, всё оказалось не так просто. Как и Бекки, Кристоф думал, что капсула представляет собой что-то вроде амфоры или саркофага, что-то большое и значительное. Ничего похожего в комнате под номером 630 не оказалось: голые кирпичные стены, толстый слой пыли на полу, тёмные колонны, за которыми скрывался запасной выход (или вход?), ведущий неизвестно куда… Да ещё величественная фигура крылатого льва, внутри которого был запрятан древний свиток с колонками простых чисел. Но и пятнадцать лет назад находка не представляла научной ценности.
В тот раз они так и не нашли «капсулу времени». Они бы и вообще её не обнаружили, если бы не сынишка главного библиотекаря, Эдик-Книгожора. Впрочем, Книгожорой его стали называть позже, а тогда он был просто тихоней из самых незаметных, последним в классе по математике. А Кристоф считался «звездой», знаменитостью, победителем недавнего полуфинала. И вот эта суперзвезда снизошла до мальчишки…
Сигнализации тогда и в помине не было.
Установив точное место, приятели извлекли из каменного сейфа под шестой плитой запечатанный конверт, а дома переписали значки.
И оказались в тупике. Сколько ни бились, подобрать ключ к шифру им не удалось.
К тому времени Кристоф прочитал всё, относящееся к Румбусу. В богатейшие архивы академии получить допуск было несложно, и Кристоф часами корпел над бесценными документами, разбирая летучий почерк учёного. Среди черновиков с вычислениями и набросками он и обнаружил стихотворение о гордой принцессе. В оригинале стихотворение весьма символично называлось «Формула цветка», а вместо подписи была нарисована синяя роза с загнутым лепестком.
«Прекрасна принцесса Глория…» – так начиналось стихотворение.
…Глория – имя, указывающее на принадлежность к королевскому роду. Этим именем из века в век нарекали первенцев женского пола, рождённых в королевской семье. Ни один родитель, даже с титулом, не решился бы назвать свою дочь Глорией! Официально подобный поступок не считался противозаконным, но мог серьёзно осложнить жизнь ребёнка…
Всё это Кристоф знал, но в тот момент ему не было дела до прапрапра-Глорий.