– Вы согласились на встречу? А как же разрешение? – сморщил недовольную гримасу Валерий.
– Соедини меня со следователем.
Дронов налил себе стакан воды и медленно выпил, ожидая, пока оперативник объяснит следаку ситуацию.
– Поговорите сами, – сказал Валерий, опять протягивая трубку.
– Приветствую вас, Виталий Герасимович. Вам уже доложили, что мне позвонил директор нашего предприятия Гаврила Гаврилович Марченко. Отказываться неудобно. Зачем встреча? А что, обязательно нужно зачем-то встречаться? Мы давно знаем друг друга. Я – человек, предприятию не чужой. Нет, я могу, конечно, отказаться. Но он поймет, что мне запрещают даже встречаться. Зачем волну гнать, не понимаю! Встреча здесь рядом – на Пушкинской, в дневное время, в световой, так сказать, день, не под покровом ночи. Пообедаем и разойдемся. Готов пойти на встречу под присмотром ваших вертухаев. Прошу заметить, это моя первая просьба о встрече, а может, и последняя, но Марченко я отказать не могу. Неудобно и неприлично... Держи, он согласен, – небрежно сказал Дронов, возвращая Валерию телефонную трубку, нагревшуюся в руке.
– Дэвушка, здравствуйте! – Голос в трубке говорил с сильным южным акцентом. – Я ваш тэлэфон на стэне в мужском туалэте прочитал. Вот звоню, хочу пэзнэкомиться.
– Гудков, это ты? – сказала Катя.
– Ну я.
– А зачем хулиганишь? Твой голос трудно не узнать, так что можешь не притворяться. Напрасный труд!
– Могла бы сделать вид, что поверила! Жестокий, бессердечный человек!
– Хорошо, я верю, что ты прочитал мой номер в мужском туалете. Так лучше?
– Нет. Так намного хуже.
– Вот видишь, я всегда права!
– Нужно встретиться, – предложил Гудков.
– Ты за мной ухаживаешь?
– Делать мне нечего! Есть «важная такая вопроса», начальник.
Екатерине было приятно общение с Гудковым. Он вел себя как настоящий друг, понимающий и внимательный. Правда, винные пары превращали обычно сдержанного Гудкова в бесшабашного гуляку, готового стремительным приступом взять любую крепость. Однако сегодня Гудков был трезв, сдержан и благовоспитан.
Они сидели в ирландском ресторане на Красной Пресне. Было около четырех часов дня. Офисные служащие, бизнесмены и чиновники, обычно встречающиеся за обедом, уже вернулись к своим хлопотным занятиям, а время вечерних посиделок еще не наступило.
– Ты сильно изменилась за последнее время. Я тебя не узнаю. Переживаешь? – спросил Гудков.
– Ты видел памятник здесь рядом – у метро «Площадь Восстания»?
– Да, разумеется.
– В романе одного западного писателя описывается, как британец попадает в Москву в зимнее время, идет по улицам, ничего не может понять и думает: «Странный памятник – подозрительные оборванцы нападают на кавалериста».
– Занятно. Мне бы такое в голову не пришло.
– А я смотрю и на этот памятник, и вообще на все окружающее и не могу привыкнуть. Максимов гордится, что нас поселили на Арбате, а меня там все раздражает. Город очень агрессивный.
– В тебе заговорили гены: твои предки жили в деревне, а ты в прошлой жизни была лесной козочкой или деревом.
– Спасибо, Гудков, за достойную оценку моих умственных способностей!
– Самым умным деревом на свете и самым красивым. – Гудков взял руку Екатерины и поцеловал.
– Не надо.
– Почему?
– Мы так не договаривались.
– А я люблю тебя.
– Ты хочешь, чтобы я предала Максимова? Он мне ничего плохого не сделал, только хорошее. А сейчас у него вообще проблемы. Не позавидуешь. Мне его даже жаль.
– А меня не жаль?
– Все в прошлом, я тебя предупреждала.
– Ну ладно. – Гудков тяжело вздохнул. – Ты лучше скажи: почему до сих пор не устроилась работать?
– Не нравится что предлагают. Все должности какие-то сугубо подчиненные. Хотелось бы творческой свободы, а это нужно заслужить. Я же не дура, понимаю. Москва – это столица мужчин. Женщин, особенно умных, к интересным делам не допускают.
– Абсолютная неправда. Настолько неверно, что я даже удивлен. У нас же матриархат!
– Ты шутишь?
– Дошутились. Проанализируй ситуацию во всех крупных компаниях, за редким исключением. В большинстве из них – банки, рекламные фирмы, торговля, туризм – почти везде женщины если не на первой роли, то уж точно на второй. Именно они реально рулят всеми процессами, а мужики друг с другом встречаются и темы перетирают. Я тебе могу привести массу примеров. Они долго терпели, а сейчас дорвались до власти.
– Почему же у меня не выходит?
– Входной билет очень дорогой. Нужно себя наизнанку вывернуть, чтобы доказать свою ценность. Но если доказала, тогда держись! И ты это прекрасно понимаешь, даже если сама себе в этом не признаешься. Поэтому и ощущения такие – город агрессивный, люди злые, никто меня не любит. Понятно, что агрессивный, а какой он должен быть? Все меняется, бурлит, формируется. В этом и интерес.
– Ты – идеалист! В жизни все случайно происходит. Встретились два человека, поняли друг друга и обо всем договорились. Или не встретились! Миг, мгновение – не заметил, упустил, и все прошло мимо. Я только сейчас понимаю, что не нужно было уезжать в Лондон. Уехала и упустила многие возможности – их не вернешь.
«Несчастлива она с Максимовым. Фактически сама в этом призналась. А со мной была бы? Тоже не факт».
– Ты красивая и умная, у тебя все получится.
– Красивые женщины, как правило, несчастны. Мужчины их боятся. У красивых запросы большие, а выбрать нечего.
– Так уж и нечего! А как же я? Блин, даже обидно! – возмутился Гудков.
– Ты меня опять запутал. Опасный ты интригаша, мне нужно быть с тобой осторожней.
– Ладно, поздно осторожничать. Я все про тебя знаю! Но пока мы не подрались, расскажу, зачем я, собственно, тебя вызвал. Любви, как я понимаю, у нас в ближайшее время все равно не получится. Так что займемся делами, – с сожалением заметил Гудков.
«Он очень хороший человек, – подумала Екатерина. – А я ему нагрубила. Зачем? Нет, так нельзя. Нужно с собой что-то делать».
– Твой муж, кажется, работает в «Интер-Полюсе»? – спросил Гудков.
– Да, и очень успешно. Начинал с консалтинга, а стал генеральным директором.
– Рад, что ты любуешься своим мужем, – не без сарказма сказал Гудков. – Но в ближайшее время оснований для гордости может поубавиться.
– Почему?
– Моя фирма получила киллерский заказ.
– Ты подрабатываешь убийцей в свободное от рекламы время?
– Что значит оторваться от родной пуповины! Я имел в виду информационное киллерство. Не менее опасное. Информация, как ты догадываешься, сугубо конфиденциальная, только для тебя. Мы получили заказ создать информационный повод для того, чтобы из «Интер-Полюса» вышвырнули Крюкова. Поганой метлой, с позором и возможным судебным продолжением.
– Максимов что-то мне говорил про Крюкова, но ты напомни, кто он.
– А он пока весьма достойный член общества, сын своих родителей, председатель Наблюдательного совета и основной акционер «Интер-Полюса», а значит, работодатель твоего мужа. Уйдут его и возьмутся за Максимова. Как в опере: «Кто боярин Шуйский промежду тут?» – проникновенно пропел Гудков.
– Неожиданный поворот. А что я могу сделать?
– Сначала допей кофе, а потом подумай: может, стоит предупредить Максимова? Если он заинтересован в Крюкове, то следует этого старого жулика сориентировать – пусть не дает пока интервью и вообще воздерживается от публичных заявлений, затихнет, уйдет в глухую оборону, растворится как тень! Не знаю, поможет ли это, но Крюков выиграет время, а оно в таких случаях – самый ценный капитал. Кроме того, Максимов должен ясно представлять, что «Интер-Полюс» ждут новые наезды. И я не исключаю, что ему лучше самому уйти из компании, пока не поздно.
– Вряд ли он согласится. Он очень упрям и не терпит, когда на него давят. Но я не понимаю, почему ты мне все это рассказываешь. Ты ведь можешь потерять выгодный контракт, если я предупрежу Максимова, а он переговорит с Крюковым. Зачем тебе это?
– На мой век работы хватит. Просто боюсь, что в вашей семье окажется сразу два безработных.
– Может, оно и к лучшему, – вздохнула Екатерина.
– Только не для меня, – сказал Гудков.
Дронов заранее вышел из дома на Большой Бронной. Два оперативника держались на некотором отдалении.
Выйдя на Тверской бульвар, Дронов не спеша пошел в сторону Пушкинской площади.
«Как Суслов», – подумал бывший генеральный директор «Интер-Полюса».
Старожилы цековского дома рассказывали ему, что секретарь ЦК КПСС по идеологии Михаил Суслов, хваставшийся тем, что по десять лет носит одни ботинки и калоши, тоже любил погулять по Тверскому бульвару в сопровождении охраны – не менее пяти человек, – которой было строго-настрого запрещено мозолить глаза и привлекать внимание честных тружеников.
«Благословенные времена – попробовали бы наши руководители вот так прогуляться по бульварам!»
Апрель выдался на редкость теплым и скорее напоминал лето – градусов 20 тепла, солнце. Дронову вдруг захотелось, чтобы стало прохладно, ветрено, пасмурно и обязательно запахло мокрой листвой.
«Солнце еще надоест. А русские просторы любят непогоду. Поэтому пейзажи в основном грустные...» От тоскливого чувства защемило сердце.
При мысли о том, что, может быть, еще предстоит вернуться в надоевшую квартиру и слоняться по комнатам, стало совсем плохо.
Мимо пробегали, смеясь и болтая, стайки студенток, грелись на солнышке выбравшиеся из офисов менеджеры, солидно гуляли пожилые женщины в традиционных для служащих юбках или брюках с блузками.
«Люди стали лучше одеваться», – заметил Дронов, который в прошлой жизни редко видел прохожих и мог бы перечесть по пальцам надоевшие рожи, которые составляли его каждодневный круг общения.
Дойдя до площади, Дронов с сожалением посмотрел на часы – прошло всего несколько минут и времени до встречи было еще очень много. Он попытался полюбоваться через забитую автомобилями площадь памятником Александру Сергеевичу Пушкину, но позеленевший от времени поэт выглядел на фоне суеты потерявшимся подростком кавказской национальности.