«Понятно, для них я – варяг, навязанный Рюминым, – размышлял Максимов. – До сих пор непонятна роль Крюкова – то ли полностью капитулировал, то ли готовит сюрприз в своем духе: "Получи, фашист, гранату!"»
В квартире царил беспорядок. На кровати лежали разложенные стопками Катины вещи.
Она рылась в шкафу и, кажется, собиралась укладывать чемоданы.
– Ты уезжаешь? – спросил Максимов.
Катя не ответила – по напряженной спине было видно, что она в ярости и сейчас лучше ее вообще не трогать.
– Не уезжай, ты мне нужна! Подожди немного. Все опять будет хорошо. Не бросай меня, Катя. Сейчас нам тяжело, но я люблю тебя.
«Нужно еще сказать, что виноват, исправлюсь. Нет, не стоит давать повод для упреков и обвинений. Никогда не нужно признаваться. Женщины от этого страдают еще больше».
Максимов вспомнил наставления отца, сильного чернобрового и всегда улыбчивого военного летчика, который, судя по регулярным скандалам в семье, был не прочь сходить налево.
– Никогда не унижай свою жену. Признание хуже измены, – предупреждал отец и был прав.
«Но он не знал Кати. Ей все равно, признаюсь я или нет. Упрямая. Если решила уйти, ее не остановишь».
– Давай сходим в ресторан поужинаем, – дипломатично предложил Максимов.
– Проголодался? Твоя женщина не умеет готовить? Плохой выбор.
– Я никого не выбирал.
– Правильно, выбрали тебя. А ты повелся. Тебе наплевать на меня. Гнусный ты тип, Максимов!
– А ты фантазерка, каких мало. Сама пропадаешь непонятно где и с кем, а мне предъявляешь. Не будем ссориться. С сегодняшнего дня я генеральный директор «Интер-Полюса». И так проблем – выше крыши.
– Главная проблема – это ты, Максимов. Сам не знаешь, чего хочешь. И на елку залезть, и свое мужское достоинство не оцарапать. У тебя крышу сносит от собственного величия. А в чем оно? Трахаешься на стороне и трахайся, а меня не трогай, оставь меня! – В голосе Екатерины послышались слезы.
– Я в офисе. Если захочешь, позвони, – сказал Максимов.
Встречаться с Кристиной не хотелось, ехать в офис – тем более.
На улице он заглянул в свою записную книжку и нашел телефон институтского друга Виктора, ставшего известным в Москве адвокатом.
– Виктор, это Александр Максимов. Я в Москве, хотел бы встретиться.
– Когда?
– Сейчас.
– Ты странный, у меня же график.
– Ну прошу тебя!
– Хорошо, отложу ради тебя некоторые дела. Черт, как не вовремя! Может, завтра утром? Ну ладно, ладно. Через час – годится? Давно не виделись. У тебя все в порядке? – озабоченно спросил Виктор.
– До встречи, – не стал вдаваться в детали и грузить своего приятеля Максимов.
Жан Фурнье произвел на Крюкова благоприятное впечатление – знает российскую специфику, имеет солидный капитал, общительный, серьезный, но при этом не зомби. «Не такой отмороженный, как другие иностранцы», – с удовлетворением отметил Крюков. Многие зарубежные инвесторы производили на него впечатление инопланетян, случайно приземлившихся среди российских просторов. Ничего удивительного: «Умом Россию не понять, в Россию можно только верить».
«М-да, в Россию, конечно, нужно верить, а вот коллегам по бизнесу доверять опасно», – подумал Крюков и посмотрел на Рюмина, который, собственно, и привел Фурнье в «Интер-Полюс».
– Долго жили в России? – спросил Крюков.
– Более десяти лет. Учился в университете, потом работал шефом представительства нашей компании.
«Что же ты, голубчик, по-русски так плохо говоришь?»
Словно читая мысли Крюкова, Фурнье извиняющимся тоном добавил:
– Никак не могу освоить русский язык. Очень сложный. Мы, французы, не любим учить иностранные языки. Это национальный эгоизм. Думаем, что везде говорят по-французски и нас должны понимать.
– Да, действительно, – решил оживить беседу Рюмин. – У меня даже был такой занятный случай. Один немецкий журналист участвовал в закрытом совещании в Международном валютном фонде. Я его потом спрашиваю: что обсуждали? Он откровенно признался – дескать, что говорили британцы и американцы, я расскажу, а вот про суждения французов сообщить ничего не смогу. Я тогда удивился – в чем дело? А все очень просто – они так говорили по-английски, что немец их просто не понял.
– Точнее, они думали, что говорят по-английски, – поддержал шутку Крюков.
– Ну, сейчас французы хорошо говорят по-английски, – обиделся Фурнье.
«А у них отношения неформальные», – заметил Крюков.
Он любил говорить в ходе переговоров на отвлеченные темы. Нередко это давало ему больше информации о собеседнике, чем сухое обсуждение проблем бизнеса.
– Как нашли Москву? Много изменений? Признаюсь, даже нам, москвичам, все труднее жить в мегаполисе. Одни пробки чего стоят! – пожаловался Крюков.
– О да, Москва – красивый город! – не совсем в унисон с озабоченностью Крюкова воскликнул Фурнье. – Вы будете смеяться, но в советское время тяжелее всего было то, что в Москве не было кафе. Мы привыкли, что в каждом доме кафе – можно выпить кофе, пива, посидеть, отдохнуть, поговорить.
– Полюбоваться на красивых женщин, – внес свою лепту в развитие этой темы Рюмин.
– Да-да, на женщин мы любим смотреть. Пьешь кофе на террасе, а мимо проходит дефиле – все женщины в модных нарядах.
– А у нас в советское время были в моде дефиле трудящихся. С красными флагами и портретами, – солидно заметил Крюков.
– Вот именно, а кафе не было, – не смутился Фурнье. – Очень неприятно. Нет кафе – значит, нет свободы. «Город без танцев – мертвый город!» Так думали. Сейчас в Москве много кафе – совсем другое дело.
– Да и свободы навалом. Вы не находите?
– Но очень дорого. Вообще я не понимаю, почему Москва такой дорогой город. Самая дорогая недвижимость в мире. За что берут деньги?
– Спрос рождает предложение, – деликатно напомнил опытный преподаватель Крюков.
– Очень раздражает реклама. Во Франции она, конечно, тоже есть, но она не закрывает исторические здания. Слишком много рекламы. И бродячие собаки – целые стаи. Такое я видел только в бедных странах в Африке.
– Господин Фурнье, мне хотелось бы понять, с какой целью вы собираетесь приобрести акции «Интер-Полюса», – остановил увлекшегося француза Крюков, подуставший от обсуждения кофейно-собачьей темы. – Наша компания переживает кризис. Не всякий решится вложить деньги.
– Я знакомился с информацией о вашей компании. Думаю, что ситуация нормализуется. У вас колоссальный потенциал для роста. А мой интерес продиктован очень простыми соображениями. Цены на сырье будут расти – неизбежно. Через несколько лет стоимость акций подскочит в разы. Это – выгодное вложение.
«По-русски он все же говорит неплохо».
– Значит, не доверяете российскому руководству?
– Что вы имеете в виду? – насторожился Фурнье.
– Наши лидеры говорят о переходе на инновационный путь развития, а вы делаете ставку на сырье. Не верите, что Россия совершит технологический рывок? Так и останемся сырьевой державой, по вашему мнению?
– А что в этом плохого? Нужно пользоваться естественными преимуществами. Россия есть и будет сырьевой страной.
– А как же технологии?
– Да, я понимаю. У вас сейчас самое модное слово «инновации». Нет проблем. Вы будете развивать технологии. Но во-первых, их нужно развивать в сырьевых отраслях – так вам даже выгоднее. Вы мало перерабатываете сырье, а это дает огромную прибыль. И во-вторых, сырьевое и технологическое – два параллельных направления. В России они сойдутся вместе. – Фурнье показал, как это произойдет, медленно сведя вытянутые пальцы обеих рук. – Но очень не скоро. Инвесторам нужно вкладываться в сырьевые предприятия – это надежнее.
– Убедительно излагаете. Но не все такие оптимисты. Много пишут, что инвесторы стали бояться России. Причины вам понятны.
– Понятны, – грустно признался Фурнье. – Ваши власти не всегда соблюдают условия международных контрактов. Придираются к нарушениям экологии, аннулируют контракты. Очень печально. Но будем реалистами. Это касается в основном компаний, которые работают с нефтью и газом. И так во многих странах с развивающимися рынками – не только в России. До других отраслей национализация не дойдет – слишком дорого. Вам нужны технологии, специалисты, кредиты. Риск есть, но разумный. Мы хотим купить ваши акции не с закрытыми глазами – риски просчитаны.
– Будем перенимать у вас опыт. Мы пока все риски просчитать не в состоянии.
– О да, вы часто делаете ошибки, – опять увлекся Фурнье. – У вас были хорошие отношения с Международным валютным фондом. А сейчас его новый президент Стросс-Кан требует сократить квоту России.
– Ну, это политика.
– Никакой политики! Я хорошо знаю Стросс-Кана, он был министром финансов Франции. Вы его обидели. Зачем вы поддержали кандидатуру его соперника при выборах президента Международного валютного фонда? Вы проголосовали за чеха Тошовского. Полное безумие! Ваши представители должны были знать, что США и Европейский союз поддерживали Стросс-Кана, а они контролируют голосование. В итоге он вам мстит, и его можно понять.
– Серьезное замечание. Я обязательно учту и доложу, куда следует, – пообещал Крюков. – А вы сообщите вашим друзьям в Международном валютном фонде, что эта организация с возложенной на нее функцией мирового финансового регулятора не справилась. Я знаю, что новый российский президент предложит более эффективную систему международного сотрудничества. Кстати, и рубль пора превратить в одну из мировых резервных валют. Посмотрим, что тогда Стросс-Кан запоет. Лучше скажите, чем нам грозит ваш интерес к акциям «Интер-Полюса».
– Господин Крюков, в любом случае я хотел бы приобрести акции. Вы сделали предложение, меня оно устраивает. Но можно пойти дальше и сразу договориться о расширении производства. Пожалуйста, мои предложения изложены в бизнес-плане. – Фурнье протянул красиво переплетенную подборку материалов с цветными диаграммами и другими занимательными картинками.