— Унеси их, я вытру стол, — приказала Мило Тереза.
Мальчик повиновался и вошел с тарелками в руках на кухню. На эту самую кухню, которую он покинет через долгие томительные часы.
— Давай их сюда, — сказала ему Анжела, устанавливая на длинной каменной плите таз с горячей водой. И объяснила: — Ставь тарелки на тот стол, что слева от меня. Здесь скопляется вся грязная посуда. Я мою ее в этом тазу, а ополаскиваю в другом, откуда ты и будешь брать сразу по десяти разных предметов: тарелки, блюда, салатницы, не считая вилок и ножей. Потом положишь их на стол, покрытый клеенкой — это у нас что-то вроде сушилки, — вытрешь и поставишь позади себя, на кухонный буфет, где хозяйка, Юлия и Тереза берут нужную им чистую посуду.
— Запомни, — добавила мадам Сириль, слушавшая наставления Анжелы, — иногда почти вся посуда бывает в расходе, и если не вымыть ее тут же, то мы окажемся без чистой посуды. Поэтому нужно немедля возвращать ту посуду, которая поступает на мойку. Ну, а сейчас бери одно из полотенец, что висят на веревке в чулане. Когда оно намокнет, повесишь его на веревку и возьмешь другое.
«Чулан», как его называла хозяйка, представлял собой своего рода коридор, с одной стороны наполовину застекленный. Выходил он на каменный дворик и завален был мешками с картошкой, с морковью, с луком и прочей снедью. Отыскивая полотенце, Мило заметил, что застекленная рама и открытая настежь дверь пропускают на кухню чуточку света и воздуха. Кроме того, «чулан» освещался яркой электрической лампочкой, горевшей целый день.
На полу, рядом с Анжелой, стоял чан, в который сбрасывали все то, что оставалось на грязных тарелках.
Итак, работа началась.
Мило принялся усердно перетирать белые толстые тарелки. Но вот в какую-то минуту он понял, что пришли первые посетители, ибо мадам Сириль открыла пробитое в стене окошко, сообщающееся с залом, через которое Юлия и Тереза передавали хозяйке только что принятые заказы.
Хозяйка брала с буфета чистую тарелку, накладывала в нее все, что требовал посетитель, и ставила на стойку у окошка, где ее тотчас же подхватывали служанки. Вскоре Юлия, а следом и хозяин с Терезой притащили на кухню целые груды тарелок и салатниц из-под закусок. Большинство из них были почти чистые, и вымыли их быстро. Поскольку Мило не успевал, Анжела тоже взяла полотенце и помогала ему до тех пор, пока не поступила на мойку засаленная посуда от второго блюда.
В час дня скопилось столько грязной посуды, что служанки даже и не приносили ее на кухню — не хватало места, а складывали ее в зале на столе. Мило, сжав зубы и бешено вращая глазами, чем вызывал неудержимый смех у Анжелы, действовал в каком-то исступлении.
— Да не торопись ты так, — заметила хозяйка. — Тарелки сейчас больше не нужны, и можешь не спешить, в твоем распоряжении еще немало времени.
Она навела порядок на плите, отдала Анжеле вымыть кастрюли и помогла Мило, подбодрив этим мальчика. Немного погодя на кухню пришла Тереза, взяла полотенце и тоже стала перетирать посуду. Тем временем Юлия подметала пол в пустом зале, а хозяин, сняв бумажные скатерти, залитые вином и соусом, протирал столы.
Когда Мило разделался с последней тарелкой, было уже половина шестого.
ГЛАВА XLIII
Вымыв руки, Мило вместе с хозяйкой и служанками пошел в зал. Анжела же осталась на кухне и принялась чистить тазы.
— Ну как, дела идут? — спросил у него хозяин.
— Идут, — ответил Мило, — только руки болят.
— Это без привычки. Надо просто привыкнуть, и дело с концом. Дня через два будешь вытирать посуду играючи, не волнуясь и не зажимая в кулаке полотенце, как сегодня. Я же видел, как ты работал! Можно было подумать, будто ты чистишь ботинки! Иди-ка сюда, сядь! Почистишь морковь и отдохнешь тем временем. Видишь, я уже приготовил зал к обеду.
Действительно, на столах были расставлены приборы для двадцати человек. Вокруг накрытого клеенкой стола, за которым утром завтракал Мило, уже сидели хозяйка и служанки. Все они чистили редиску и цикорий. Мило устроился перед корзиной с морковью, радуясь, что можно посидеть и не вдыхать тошнотворные запахи кухни и мокрых полотенец.
Сидя за столом, Юлия и Тереза то и дело перебрасывались шуточками и смешили хозяев, вспоминая какого-то «малохольного» посетителя, который во время еды все напевал одну и ту же мелодию и, даже заказывая второе и десерт, не изменил своей манеры.
Итак, никто, кроме Мило, вроде бы и не замечал, какого страшного напряжения стоили им эти полуденные часы! Глядя на них, он испытывал чувство невольного восхищения и удивления, ибо считал, что метаться по залу, разнося блюда, или торчать перед пылающей плитой ничуть не легче, чем перетирать посуду. Больше того, после ухода посетителей служанки еще помогали и ему!
При мысли, что и последующие дни не принесут ему облегчения, Мило пришел в отчаяние. Но уже через минуту, скребя морковку, он с гордостью подумал, что не подвел хозяев: в часы «пик» всех обеспечил чистой посудой и сразу же нашел свое место в этой слаженной команде.
В шесть часов мадам Сириль подала обед, состоявший из множества уцелевших кушаний. Мило совсем не хотелось есть, да и вся эта пища, заполонившая стол, казалось, отдает запахами кухни. Но его все-таки заставили кое-что съесть.
— Когда работаешь, надо есть, — поучительно изрек хозяин.
В ответ Мило так и подмывало ему сказать: «После пятичасового пребывания в вашей душной кухне требуется только одно — подышать свежим воздухом». Но как бы то ни было, он с наслаждением съел один апельсин и выпил два больших стакана воды.
После обеда, который не занял много времени, наступил получасовой отдых. Хозяин вышел на порог дома и закурил сигарету, а Мило с Юлией принялись листать иллюстрированный журнал.
— Ты не очень устал? — спросила у него девушка.
— Конечно, нет, — горделиво уверил ее Мило.
— Знаешь, — посоветовала она ему вполголоса, — ставь на сушилку как можно больше тарелок. Пока подойдет их очередь, они уже наполовину обсохнут, и тогда тебе почти не придется их вытирать…
Пришли новые посетители, и Мило вернулся на кухню; там Анжела уже опускала в горячую воду обеденную посуду. Мило, с полотенцем в руке, занял свое место. Это было для него самое тяжелое время в течение всего дня. Около половины девятого освободившаяся в зале Тереза пришла на кухню. Только тогда мадам Сириль сказала Мило:
— Теперь Тереза побудет здесь, а ты, Мило, можешь идти домой. Ты славно поработал. Иди! До завтра!
Мило натянул на себя куртку, берет и попрощался со всеми. Свежий воздух и шумные улицы сначала ошеломили его. И хотя он устал, ему захотелось пройтись пешком. Ведь еще не поздно, решил он, и по дороге домой можно поразмыслить над прожитым днем.
ГЛАВА XLIV
«Сейчас, когда я уже закончил работу и совершенно свободен, — рассуждал Мило, спускаясь по Римской улице, — меня огорчает только то, что завтра, послезавтра и каждый следующий день до самого отъезда в Шато-Ренар придется ходить в этот противный ресторан!..
Но ведь, в конце концов, ничто меня здесь не удерживает; если я увижу, что работа эта мне не по силам и что я не могу все время находиться в кухне, то сам скажу об этом мадам Сольес, и она первая же настоит, чтоб я распрощался с рестораном…
Но ведь Анжела чувствует себя на кухне вполне сносно и проводит там куда больше времени, чем я! И хозяйка тоже! А Юлия и Тереза? Они же, как заводные, обслуживали в течение полутора часов сразу четверых или пятерых посетителей, а сейчас все еще убирают столы и перетирают посуду!.. Они-то не жалуются! Они просто выносливее меня… Они просто к этому привыкли. Что ж, мне тоже надо только привыкнуть.
Может, они любят свою профессию? Да разве это возможно? Они, скорее всего, любят получать чаевые да болтать с разлюбезными завсегдатаями; никто не поверит, чтобы им нравилось перетирать посуду; я, например, с удовольствием вытираю ее для мадам Одибер только потому, что мне приятно оказать ей услугу, да и дело это отнимает у меня не больше четверти часа. Фиорини говорил мне, что стоит ему вспомнить о пользе своей работы, как он может просидеть над ней целый день… Очевидно, вытирать посуду тоже занятие полезное, и в часы «пик» я проделывал это весьма охотно, ибо думал не о том, что надо ее перетирать, а о том, как бы побыстрее обслужить посетителей. Я смотрел, как на буфете тают и вновь вырастают кучи тарелок. Когда у меня требовали, например, пять тарелок, я давал их и успевал приготовить новые. Я выиграл сражение, как говорит Фиорини, и не чувствовал ни малейшей усталости. Но что же будет потом? Эти горы тарелок, которые надо перетереть! И нельзя даже присесть! И этот запах!»
Когда Мило подходил к Старому порту, он вдруг с тревогой подумал: что он скажет о проведенном дне Сольесам и Одиберам? Может, пожаловаться? Не скрывать своей усталости, намекнуть, что выбился из сил? На какое-то мгновение он было поддался искушению. Но самолюбие перебороло эту слабость.
«Нет, — решил он, — надо быть стойким! Сколько раз я твердил, что хочу работать, и мадам Одибер наконец нашла для меня место. Поэтому я должен показать им — по крайней мере, в первый день, — что я вполне доволен; и если даже со временем придется признаться, что работа эта нелегка, я все равно буду сражаться до конца! Кстати, теперь я могу написать папе, тетушке, Тэсто и Полетте Бланше, что в Марселе я нашел возможность заработать себе на жизнь. Правда, я напишу им попозже, перед отъездом в Шато-Ренар. И тогда все поймут, что я парень смелый и сообразительный».
Эта ничтожная капелька тщеславия укрепила его чувство долга.
Улыбаясь, он вошел к Сольесам. У них оказались и Одиберы. Увидев их всех, Мило бодро крикнул:
— Добрый вечер!
— Ого, у него что-то торжественный вид! — засмеялся Сольес.
И мальчишку засыпали вопросами:
— Ну как, Мило?
— Ты доволен?
— День прошел хорошо?
— Очень хорошо, — ответил Мило.