Мило — страница 23 из 34

Сели за стол, и Мило удивился, что не видит среди них сына, о котором не раз ему писала тетушка Ирма. Он, конечно, не осмелился спросить о нем, но как раз старуха сама заговорила о внуке.

— Сколько тебе лет-то? — спросила она.

— Четырнадцать, бабушка.

— Значит, наш Адриан старше тебя на год. Это мой внучек. Он уехал в Арль на две недели к дяде. В воскресенье, в восемь часов, ты его увидишь.

— Ты будешь работать вместе с Адрианом, — заметил Кассиньоль, — ну, и время от времени будете развлекаться…

Лицо мадам Кассиньоль просветлело.

— Наш Адриан парнишка хороший! Может, немножко своевольный, но это идет от учености. Ему нетрудно будет многому тебя научить — на то он и хозяин.

— Не торопись, — сказал Кассиньоль, — он вытворяет глупостей больше, чем нужно.

Мадам Кассиньоль запротестовала, перейдя на провансальское наречие. По ее интонации и жестам Мило понял, что она упрекает мужа в том, что он говорит такие вещи в присутствии Мило. Кассиньоль молча пожал плечами и заговорил о ценах на овощи и тарифах на английской таможне. Этот разговор затянулся до самого конца завтрака, и больше никто уже не занимался Мило, словно его и не было за столом.

ГЛАВА LV

Мило поместили не в жилом доме, а в маленькой, выбеленной известью комнатушке над конюшней, подниматься в которую нужно было по лестнице. В комнатушке имелась еще одна дверь, ведущая на чердак, и небольшое окошко, из которого виднелись окрестные поля.

Раскладушка, стул и белый деревянный стол — вот и вся обстановка. У потолка висела электрическая лампочка, а на столе стоял эмалированный таз. В стену были вбиты четыре деревянных колышка, служившие вешалкой.

— Сегодня вечером я дам тебе простыни, — сказала Мило мадам Кассиньоль, — а если что-нибудь потребуется, спросишь у меня. Рабочая одёжа у тебя есть?

У Мило были грубошерстные голубые брюки и шерстяная блуза такого же цвета, в которых он плавал вместе с отцом. Были у него еще и холщовые штаны.

— Очень хорошо! — обрадовалась фермерша. — Можешь сразу же переодеться. Я одолжу тебе старую шерстяную куртку Адриана и сабо, потому что по утрам трава мокрая от росы.

Мило натянул свои холщовые штаны, надел сандалии и, спустившись вниз, подошел к Кассиньолю, который тут же повел его к лошади по кличке Мутон.

— Вечером, после ужина, и утром, когда встанешь, будешь поить лошадь, — сказал Кассиньоль. — Ведро висит вон там, в углу. Воду нужно брать в колонке. Когда прикажу, будешь давать ему овес — овес тоже под боком, в кладовке. Мера стоит на мешке с овсом; надо насыпать три четверти меры. Теперь я покажу, какое сено нужно ему давать. Кролики и куры — не твоя забота, за ними ходит мамаша. Да, вот еще… тебе придется выводить на луг козу и привязывать ее к колышку. Она только что окотилась. Сейчас сам увидишь, какой у нее хорошенький козленок.

Кроме постройки, куда поместили Мило и которая состояла из конюшни и кладовки, на дворе громоздился навес, укрепленный на каменных столбах. Там хранились различные тележки и сельскохозяйственный инвентарь. Рядом — курятник, весь затянутый металлической сеткой. Мило разглядел еще маленький сарайчик с клетками для кроликов, голубятню и загон для козы. Увидев маленького восьмидневного козленка, Мило пришел в восторг: козленок уже умел немножко прыгать и позволял себя ласкать.

— Скотину и птицу выпускать здесь нельзя, — предупредил его хозяин, — потому что за оградой из тамариска находятся наши поля. Настоящей изгороди у нас нет. Я убрал все лишнее перед домом, чтоб можно было проехать на тележке. Если мы выпустим даже кур, то они склюют весь салат. Вот так-то! А теперь пойдем собирать на поле оставшуюся цветную капусту. Гляди-ка, вот и Леонс подоспел.

Высокий и худой мужчина вошел во двор. Седой, с бритым лицом, он при ходьбе немного наклонялся вправо, опустив одну руку, болтавшуюся как плеть. Когда он подошел ближе, Мило с огорчением убедился, что у него нет правой руки и вместо нее из рукава торчит какой-то железный крюк вроде протеза.

Вскоре мальчик узнал, что Леонс, рабочий на ферме, был искалечен на войне. Потеряв правую руку до локтя, он заменил ее этим крюком, прикрепив его к оставшемуся обрубку и к предплечью, и теперь ловко орудовал им.

— Леонс, познакомься, — сказал Кассиньоль, — вот мальчонка, о котором я тебе говорил. Он приехал к нам сегодня в полдень. Время от времени ты можешь брать его с собой.

— Прощай, малыш, — сказал Леонс, протягивая Мило левую руку.

Мило уже заметил, что на юге вместо «здравствуй» говорят «прощай».

Кассиньоль направился в конюшню и запряг Мутона в длинную тележку, а Леонс и Мило тем временем сложили в нее двадцать пустых больших корзин с двумя ручками. Потом тележка выехала из ворот и двинулась к полям по той самой дороге, по которой пришел в Марсиган Мило. Сунув руки в карманы, мальчик шагал позади тележки вместе с Леонсом. Он радовался, что уже приступил к работе, и все гадал: интересно, что ему поручат делать?

ГЛАВА LVI

Почти сразу тележка свернула с дороги, пересекла луг, который Мило видел еще раньше из окна своей комнаты, и остановилась у одной из длинных грядок, как и везде изрезанных рядами кипарисов, оберегавших Марсиган от страшного мистраля.

Хотя в этом году урожай цветной капусты снимали дважды, на грядке виднелось множество крупных кочанов. Вся земля была усыпана пожухлыми листьями.

Кассиньоль и Леонс, вооружившись ножами, срезали все, что уцелело на поле, кроме перестарков или совсем уж непригодных вилков. Мило, восхищенно прикидывая на руке увесистые вилки, собирал их в аппетитные кучи по сорока штук. Потом в каждую корзину положили по двадцать четыре вилка, а все корзины составили в два плотных ряда. Сначала Мило только помогал Кассиньолю, но вскоре и сам стал без труда заполнять корзины.

— Одной не хватит, — заметил Леонс.

— Давайте я сбегаю, — предложил Мило.

И он побежал по рыхлой мягкой земле и по лугу.

Возбужденный и запыхавшийся, он вернулся, держа корзину на голове.

— Молодец, ловко ты скачешь, — сказал ему фермер. — Но больше так не бегай! Если хочешь работать подольше, то торопиться не к чему.

Корзины стали грузить на тележку. Леонс продевал свой крюк в одну ручку корзины, а Мило и Кассиньоль брались за другую. Когда низ тележки заполнили, в пазы боковых стенок вставили доски, что позволило, не помяв капусту, поставить сверху еще несколько корзин.

— Эта партия уже продана, — объяснил Кассиньоль Леонсу, когда они снова вернулись на ферму. — Ее взял скупщик из Авиньона. Грузовик подойдет к рынку в половине шестого, а сейчас только четыре. Время у нас еще есть. Сходи-ка пока прополи картошку вдоль дороги, а то она там едва взошла. И прихвати с собой мальчонку.

До начала шестого Мило пропалывал картошку. Ее крепкие кустики, совсем недавно пробившиеся сквозь толщу земли, сами раздвигали теперь в стороны коричневые и рыхлые комки почвы. У Мило была тяпка, но он совсем не пользовался ею. Он руками выдирал все сорняки с корнями и складывал их в маленькие аккуратные кучки.

Леонс работал на другой стороне поля, и Мило, зная, что никто не стоит над душою, чувствовал себя великолепно. Вот он на минуту выпрямился и увидел среди кипарисов распускающиеся платаны, стоящие на дороге… Вот он услышал мерное журчание ручейка, бегущего вдоль дороги… Вот он вдохнул горьковатые запахи вырванной травы и сырой земли… Да, он был счастлив!

Когда он замечал едва зеленеющие листки молодого картофеля, он осторожно освобождал их от земли, приговаривая:

— Вам, беднягам, трудно пробиваться! Ну ничего, я сейчас вам помогу.

Но пора было возвращаться, и Леонс подошел к Мило взглянуть на его работу.

— Хорошо потрудился, — похвалил он его, — даже слишком хорошо. Но учти: ты не в саду, траву можно оставлять на месте — это же не имеет никакого значения.

По дороге к ферме рабочий стал расспрашивать своего маленького товарища, кто он такой и откуда приехал.

Разузнав все, Леонс сказал:

— Что ж, здесь тебе будет неплохо. Хозяева не скряги. Они дадут тебе работу или здесь, на поле, или в другом месте. Если ты не лентяй, они не будут к тебе придираться. Но вот только Адриан, их любимый сыночек, пакостный парень. Он издевается надо всеми, влезает во все дырки, и ему все дозволено.

Кассиньоль снова запряг Мутона, и тележка с цветной капустой, сопровождаемая двумя мужчинами и Мило, затарахтела в Шато-Ренар.

Мадам Кассиньоль, развешивавшая белье на дворе, крикнула мужу, чтоб он познакомил Мило со своими поставщиками.

ГЛАВА LVII

Разгрузка овощей в Шато-Ренаре прошла быстро и весело. Леонс ловко подхватывал вилок своей единственной рукой, придерживая иногда крюком, и передавал его Кассиньолю, который в свою очередь бросал вилок Мило, стоявшему на борту грузовика. А мальчик отдавал его рабочему, который тщательно укладывал капусту на дно машины. Вскоре грузовик был уже наполовину полон и теперь поджидал еще две партии капусты, хозяева которой приехали позже Кассиньоля.

Леонс с пустой повозкой вернулся на ферму. Хозяин же показал Мило булочную, мясную и бакалейную лавки, рынок, табачную лавочку, потом зашел в просторное кафе, где провансальцы не столько пьют, сколько обсуждают свои дела, играют в карты, читают газеты.

— Приходи сюда через часок, — сказал Кассиньоль Мило, — а сейчас прогуляйся по деревне, дойди до самых развалин.

Мило быстро обежал весь Шато-Ренар и убедился, что деревня эта намного больше, чем ему показалось с первого взгляда. Поодаль от главных дорог он заметил целый квартал узеньких причудливых улочек, где старые дома жались друг к другу. Он сразу же понял, что это старая деревня, приютившаяся у подножия за́мка. Выйдя на церковную площадь, он увидал и сам замок; правда, от замка ничего не осталось, кроме стен и двух высоких полуразрушенных башен, высившихся на вершине крутого холма.

Мило поднялся по дорожке, протоптанной среди громадных сосен и поросшей по бокам дроком, цветущими ирисами и красивыми, неведомыми ему растениями. До чего же здесь был чист и прозрачен воздух, до чего же мягок и ласков ветерок, овевающий сосны! К самому замку Мило не пошел. Он остановился у подножия стен, на маленькой площадке, затененной деревьями и укрытой от человеческих взоров. С каменной скамьи, как раз в развилке между могучей сосной и церковной колокольней, виднелись старые крыши домишек, похожих на какой-то волнистый и розовый панцирь, а дальше, до самого горизонта, тянулась благодатная равнина с бе