Поезд на Марсель ушел шесть минут назад.
Мило рухнул на лавку и разревелся. Проходивший мимо железнодорожник спросил его, что случилось, и мальчик с трудом выдавил из себя:
— Я потерял билет!
— Э, мальчуган, такие вещи случаются, — заметил незнакомец, — возьмешь другой билет, и дело с концом.
Мило совсем не хотелось говорить, что денег у него нет. Он как бы чувствовал, что новость эта никого не тронет. Поэтому он только прошептал:
— Я пропустил поезд на Марсель.
— Сегодня есть еще один поезд, в пять пятнадцать вечера. Да ты не расстраивайся, малец, сдай багаж в камеру хранения и, если в Марселе тебя кто-нибудь ждет, пошли телеграмму.
И железнодорожник ушел.
«Что же, придется так и сделать, — размышлял отчаявшийся Мило, — сейчас сдам чемодан в камеру хранения, потом пошлю телеграмму тетушке и снова пройду по дороге от вокзала до булочной: вдруг там отыщу билет!»
ГЛАВА IX
Бегом он добрался до ближайшей почты и послал телеграмму в Марсель.
Если бы он так не волновался, если бы у него было больше жизненного опыта, он бы непременно попросил тетушку переслать телеграфом в гостиницу Буска нужную ему сумму для покупки нового билета. Но, поскольку ему еще никогда не приходилось сталкиваться с телеграфными переводами, да и, признаться, он все еще цеплялся за зыбкую надежду найти этот запропастившийся драгоценный билет, то, посылая телеграмму, он думал только об одном: как бы не растревожить тетушку Ирму. Поэтому он составил такую телеграмму: «Задерживаюсь отъездом, до скорой встречи. Мило».
Только через час, когда он трижды не торопясь прошел по дороге от вокзала до булочной и обратно, когда тщательно осмотрел все подходы и проходы к киоску, где он утром покупал открытки и марки, когда еще раз перетряхнул все содержимое собственных карманов, только тогда он убедился: билет он все-таки потерял!
И теперь, плетясь черепашьим шагом с вокзала, он едва сдерживал слезы и все повторял про себя: «Нечего хныкать!.. Главное — не терять голову!.. Но как поступить дальше?..»
Мило хорошо помнил, что билет до Марселя стоит сто тридцать пять франков и шестнадцать су. В кармане у него оставалось примерно шестьдесят франков; значит, ему не хватает семьдесят пять франков.
Сначала он решил было пойти к супругам Буска и одолжить у них эти злосчастные семьдесят пять франков. Но Мило совсем не был уверен, что подобный шаг увенчается успехом. Может, мосье Буска, всегда вызывавший у Мило робость, предложит ему пожить в гостинице, пока тетушка, узнав о беде племянника, не пришлет денег?
Ну, а папаша Жандрон? Точно! Ему-то вполне можно довериться. Ведь Мило никогда не испытывал с ним ни стеснения, ни робости, ни стыда. Как это он сразу не подумал о старом плотнике?
В мгновение ока мальчик воспрянул духом. Раз в Бордо есть папаша Жандрон, который работает где-то в доках, значит, Мило уже не одинок! Конечно, жаль, что нельзя отыскать его тут же, ибо Мило не знает точно места его работы, но зато есть полная возможность перехватить его на пути от доков к гостинице Буска. И хотя было еще рано — только половина десятого, — Мило, не раздумывая, вскочил в трамвай на набережной и покатил к докам. Он не хотел упускать ни малейшего шанса встретить папашу Жандрона в его «рабочем квартале». Сойдя с трамвая, Мило принялся было бесцельно бродить по этому огромному и оживленному кварталу, но картина кипучей жизни порта быстро захватила его.
На месте «Выносливого» уже стояла баржа с открытыми люками. С нее начали сгружать мешки с цементом. Но работа не клеилась, ибо машинист, управлявший паровой лебедкой с краном, из-за шума ничего не слышал, что кричат ему из трюма. Ему то и дело приходилось отходить от машины и заглядывать в трюм, чтобы убедиться, связаны ли мешки канатом и можно ли их поднимать.
Вдруг выскочил на мостик второй помощник капитана и заорал:
— Черт побери, такая работенка не пойдет! Нужно, чтоб кто-то заменил этого удравшего олуха! Немедленно найдите мне замену!
Он спустился на палубу и нетерпеливо посмотрел на набережную, готовый позвать первого же встречного. Но он не увидел никого, кроме Мило, который, сунув руки в карманы, с сумкой через плечо, стоял перед баржей.
— Эй, парень! — окликнул он Мило. — Что ты здесь делаешь? Хочешь подработать? Время у тебя есть?
— До половины двенадцатого я свободен, — ответил Мило, слышавший весь разговор.
— Тогда иди сюда! Будешь управлять работой лебедки. Хитрого здесь ничего нет.
— Знаю, — сказал Мило, — я уже занимался этим делом, я ведь юнга.
И он ловко вскарабкался на борт баржи.
ГЛАВА X
Мило, стоявший у самого люка, следил за канатом, на конце которого был прикреплен железный крюк. Когда крюк опускался в трюм, мальчик поднимал правую руку, и лебедка останавливалась. Трое грузчиков в трюме складывали в штабель по восемь мешков цемента и связывали их двойным канатом, затянув его узлом. Когда этот перевязанный куль навешивали на крюк, Мило опускал руку, и лебедка снова начинала пыхтеть, поднимая мешки на два метра над палубой; потом вступал в дело кран и поворачивался к набережной, где трое других грузчиков принимали груз, снимали его с крюка, а эта освобожденная железяка, раскачиваясь в воздухе, возвращалась тем же путем в трюм.
Мило хорошо справлялся со своей работой и даже испытывал некоторое удовольствие. В одиннадцать часов сделали перерыв, потому что рабочим нужно было перекусить. Экипаж устроился на верхней палубе, за импровизированным столом — доской, положенной на козлы.
Кок принес матросам суп, и второй помощник капитана пригласил Мило присоединиться к ним.
— Большое спасибо, — отозвался мальчик, — но мне пора.
— Жаль, жаль, — заметил помощник капитана, — я бы оставил тебя на целый день и заплатил бы тебе пятнадцать франков, не считая еды. Но раз ты уходишь, давай рассчитаемся: держи пять франков.
Мило взял деньги, поблагодарил помощника и через пять минут, распрощавшись с командой, покинул баржу.
«Я мог бы заработать пятнадцать франков, и мне осталось бы занять всего шестьдесят, — горестно размышлял Мило. — Но нельзя же одновременно и работать, и повидать папашу Жандрона! В конце концов, пять франков я заработал, и это вполне покроет мои утренние расходы: открытки, телеграмму, трамвай. Надо бы записать их в книжку».
Мило остановился, вынул из кармана записную книжку, стянутую крепкой резинкой, раскрыл ее и тут вдруг увидел… свой железнодорожный билет.
От радости и смущения он покраснел, рассмеялся и чуть не пустился в пляс. Потом, подержав в руке билет, вложил его туда же, где и нашел, — иными словами, между листочками записной книжки, плотно сжатой резинкой.
И вдруг Мило все понял: выходя из булочной, он вынул одновременно и записную книжку, и кошелек, взглянул на билет, потом, не выпуская его из рук, записал сделанные расходы, а уж после по рассеянности сунул билет не в кошелек, а в книжку.
Теперь он злился на собственное легкомыслие, но, как бы то ни было, чувствовал величайшее облегчение.
Он подумал о поезде в пять пятнадцать, на который он мог сесть и который бы привез его в Марсель завтра утром. Но ехать-то пришлось бы ночью! И тогда он ничего не увидит, верно? Неужто нельзя провести в Бордо еще одну ночь? Мысль эта показалась ему чуть ли не кощунственной, но уже через пять минут он решил не отступаться. В голове у него моментально сложился определенный план, и он решительным шагом вновь отправился на баржу.
Там он отыскал второго помощника и поведал ему всю историю с неудавшимся отъездом и злополучным билетом.
— Мосье, — сказал он моряку, — если вы позволите мне переночевать одну ночь где-нибудь в уголке, я остаюсь разгружать цемент и только утром расстанусь с вами.
Мило и не подумал вернуться в гостиницу Буска, где, как он полагал, его все засмеют.
Моряк, развеселившись, охотно предложил ему местечко под верхней палубой.
— Сегодня вечером, в семь часов, — заявил он Мило, — получишь еще десять франков, а теперь отправляйся к коку и чем-нибудь подкрепись.
И проголодавшийся Мило побежал к столу.
ГЛАВА XI
Работа возобновилась только в половине первого. После обеда команда разбрелась куда попало: одни пошли посидеть в кабачке, другие, отыскав удобное местечко на самой барже, растянулись на солнышке.
Мило же, надев для верности пальто и сумку, спустился на набережную и довольно долго следил за неудачными уловками некоего рыболова, пристроившегося с удочкой на корме парохода. Но рыба не клевала, и Мило двинулся дальше. Какой-то человек красил белилами лодку, перевернув ее вверх дном. Мило простоял перед ним до самого конца перерыва.
До чего же, должно быть, приятно и легко покрывать дерево блестящими и ровными мазками!
Маляр, оторвавшись на минутку от дела и закурив сигарету, спросил Мило:
— Ну как, старик, интересное занятие?
— Еще бы! — воскликнул Мило. — Так и хочется покрасить!
— Что ж, — отозвался маляр, взяв в руку кисть, — ты бы быстро освоил эту нехитрую науку!
Раньше, еще в школе, Мило тратил на домашние задания не больше часа. Ну, а что касается обязанностей юнги, столь разнообразных, незнакомых и совсем не трудных, то казались они ему, скорее всего, своеобразной игрой. Словом, прежде ему даже и в голову не приходило, что ежедневный изнурительный труд требует от человека настоящего мужества. Впервые узнал он об этом только тогда, когда после перерыва стал на свое место у зияющего люка.
Ловкие повороты лебедки, полет мешков с цементом поначалу забавляли его. Но через полчаса его правую руку, которую он поддерживал левой, стало ломить от усталости. А еще через полчаса его охватило неудержимое желание сесть или сбежать отсюда, только бы не слышать этого нестерпимого скрежета лебедки.
В эту минуту из трюма послышался грубый окрик:
— Эй, ты, наверху, чучело гороховое, чего ждешь?
Оказывается, Мило не только забыл опустить руку, но и вообще перестал следить за разгрузкой, заглядевшись на проходивший мимо большой двухтрубный пароход.