«Ах, если бы только он разрешил мне поселить ребенка здесь вместо того приюта, пока не женится. Я была бы так счастлива за ним присматривать», — подумала Милочка Мэгги.
«Если бы только мне хватило духу попросить ее разрешить мне взять сына сюда за пять долларов в неделю. Он бы ночевал со мной, и она такая добрая…»
Но ни он, ни она не озвучили свои просьбы.
Постоялец продолжил снимать свою комнату за десять долларов в месяц, а остальную квартиру Милочка Мэгги сдала семье, которая с превеликой охотой платила за нее двадцать пять долларов в месяц. Теперь вместо пятнадцати долларов аренда приносила тридцать пять. Налоги остались прежними, и остаток на банковском счете пошел в рост.
Из этих денег Милочка Мэгги потратила немного на себя. Она купила блузку из прозрачного креп-жоржета и кружевной лиф, чтобы поддевать под нее, узкую юбку и туфли на высоком каблуке. Вместо фильдеперсовых чулок она стала носить шелковые.
Милочка Мэгги по-прежнему устраивала четверговые вечеринки при церкви. Она пользовалась популярностью у парней — кто-нибудь всегда провожал ее до дома. Девушкам она тоже нравилась. Некоторые из них сделали себе короткие стрижки и уговаривали Милочку Мэгги последовать их примеру.
— Мэгги, почему бы тебе не подстричься а-ля Ирэн Касл?
У нее в голове тут же прозвучал голос Клода: «Классическая простота твоей прически…»
— С такими высокими скулами ты была бы вылитая Ирэн Касл, правда, девочки?
Джина Фид, сестра Сынка, питавшая к Милочке Мэгги почти родственный интерес, заявляла:
— С твоим лицом ты могла бы стать моделью.
— Это всего лишь лицо, — отвечала Милочка Мэгги.
«Китаяночка». Ей вспомнился звук его голоса. Воспоминания все еще навевали на нее грусть, но уже не причиняли боли.
Милочка Мэгги заикнулась Лотти о том, что хотела бы остричь волосы.
— Не смей, — в ужасе ответила Лотти. — Не смей обрезать волосы.
— Почему, тетя Лотти? Все девушки стригутся. Так с волосами проще управляться.
— Послушай меня, если у женщины не будет волос, что тогда вообще у нее останется?
Милочка Мэгги решила не стричься.
Пэт взял за правило по воскресеньям обедать в пансионе миссис О’Кроули. За столом собирались трое постояльцев, плативших за жилье и еду, и несколько приходящих гостей вроде Пэта. Миссис О’Кроули дважды была замужем и дважды овдовела. Первый муж оставил ей страховку на тысячу долларов. Она так и не собралась рассказать о ней второму мужу. Второй муж умер, оставив страховку на две тысячи долларов и дом, зажатый в узком проходе между двумя соседними зданиями.
Миссис О’Кроули превратила столовую в цокольном этаже в магазин дамских шляп. (Все шляпки, которые там продавались, она делала своими руками.) В свободные комнаты она пустила трех постояльцев в возрасте. Они жили на втором этаже. Ни детей, ни родственников у нее не было. Когда она открывала пансион, подруги советовали ей сдавать комнаты женщинам; они говорили, что если она пустит мужчин, «люди станут болтать». «Пусть болтают», — ответила она. И пустила мужчин. Ей не хотелось сдавать жилье женщинам, потому что, по ее словам, они стали бы стирать трусы в кухонной раковине и просить горячего чая посреди ночи, если в критические дни у них скрутит живот.
Миссис О’Кроули положила на Пэта глаз. Он был относительно молод, работал в коммунальной службе. После его смерти его вдове полагалась пенсия. Это было почти так же хорошо, как и страховка.
Пэт положил глаз на ее недвижимость. Он поинтересовался у миссис О’Кроули, принадлежит ли ей дом целиком и полностью, без обременений, на что она лукаво спросила, правда ли ему хочется это знать. Вопрос его она оставила без ответа.
Пэт проявлял интерес к ее дому. Он справился у Мик-Мака, сколько тот платит за комнату и еду, умножил эту сумму на три и подумал, что тридцать долларов в неделю — не так уж плохо, особенно если прибавить выручку от изготовления и продажи шляп. Несмотря на присущую ему лень, Пэт взял на себя труд иногда ремонтировать что-то по дому, приговаривая: «Мы же не хотим, чтобы здесь все пришло в упадок, верно?»
На что вдова отвечала:
— Уж я-то точно этого не хочу.
Однажды Пэт взял на воскресный обед Денни. Он знал, что Милочка Мэгги горячо любит детей и что его жена их любила. Он решил, что миссис О’ Кроули испытывает к детям похожие чувства.
— Денни, ты бы хотел, чтобы миссис О’ Кроули стала тебе матерью?
Денни взглянул на нее и решил, что не хотел бы.
— Мне все равно.
— Миссис О’Кроули, а вы бы хотели такого сына, как Денни?
Миссис О’Кроули ничего не имела против детей. Они ей просто не нравились.
— Он вполне милый мальчик, — ответила она. — Если любить детей.
Пэт решил, что ему лучше отложить ухаживания, пока он не найдет, с какой стороны к ним подступиться. Он пестовал свою язвительную дружбу с Мик-Маком. Все долгое лето и раннюю осень они проводили вечера в бессмысленных спорах.
— Если бы на мне не висели двое детей, — говорил Пэт, — я бы пошел в армию.
— Конечно, с твоей-то помощью немцев тут же растерли бы в порошок, — заявил его почитатель.
— Немцев? — в изумлении переспросил Пэт. — Да я же в немецкую армию пошел бы.
— Почему? Ты не немец.
— Я бы все равно пошел в немецкую армию, чтобы как следует взгреть англичан.
— За что ты хочешь их взгреть?
— За то, что они сделали с Парнеллом[43].
— А что они сделали с Парнеллом? — спросил Мик-Мак без всякой задней мысли.
— А ты не знаешь? — Пэт был в шоке.
— Я тогда был мальчишкой в Дублине.
— Ты невежа, а еще ирландец!
Мик-Мака это задело, но он промолчал.
— И ты считаешь себя мужчиной, — фыркнул Пэт, набиваясь на ссору.
— Считаю, — ответил Мик-Мак с неожиданным достоинством.
— Тогда зачем ты все это от меня терпишь?
— Терплю, — тихо ответил коротышка, — потому что ты все-таки мой друг.
— Крепко же тебе нужны друзья, если ты терпишь всю мою пургу.
— Дрянной друг лучше, чем ничего.
Лето сменилось осенью. У Денни начались занятия в школе. Пэт отправился к своему суперинтенданту и спросил, как скоро ему можно будет выйти на пенсию. Он посвятил уборке улиц больше двадцати пяти лет и считал, что этого более чем достаточно.
— Люди в траншеях гибнут, — ответил суперинтендант, — чтобы такие, как ты, могли жить дальше.
— Жить и грести конский навоз, — пробормотал Пэт.
— А ты уходить собрался! Еще раз явишься проситься на пенсию, отправлю тебя баки мусорные таскать, и через пять лет отправишься на покой с грыжей в придачу. Пошел вон, живо!
Милочка Мэгги получила от Сынка длинное письмо. Он писал, что ходят разговоры, будто к Рождеству солдаты выберутся из траншей. Он просил ее выйти за него замуж. Писал, что хочет остепениться и завести семью. Он уже сообщил об этом родителям, и отец ответил, что отдаст ему половину дохода от мастерской. А его мать, сестра и братья в Милочке Мэгги души не чают.
Милочка Мэгги решилась. «Я хочу детей, много-много, и чтобы у них был дом. Сынок станет хорошим отцом, хорошим добытчиком, хорошим мужем, каким был дядюшка Тимми. Конечно, с ним будет не посидеть за разговором. По вечерам он будет играть в боулинг, ходить на собрания профсоюза, и раз в неделю играть с ребятами в карты и, может быть, рыбачить в Канарси, как другие мужчины. В первый год мне будет одиноко, но потом у меня пойдут дети, и у меня не будет ни минутки свободной. Он мне нравится. Я его уважаю. Я горжусь тем, что все о нем так хорошо отзываются. Все это сложится в любовь, если не сейчас, то когда-нибудь. По крайней мере, я ему нужна. Быть нужной — это так здорово. И мне хочется иметь мужа. Мне хочется детей. Мне не хочется ждать…»
Милочка Мэгги решила выйти за Сынка, и это решение принесло в ее душу мир.
И тут пришли вести от Клода Бассетта!
Глава тридцать вторая
Отец перехватил почтальона на крыльце, как обычно. Пэт уходил на работу. Милочка Мэгги видела, как почтальон вручил ему открытку. Она увидела, как напряглось лицо отца, когда тот прочитал сообщение, и все поняла! Милочка Мэгги выбежала на крыльцо и протянула руку. Пэт даже не шевельнулся, чтобы отдать открытку. Ей пришлось взять ее самой. Послание было кратким: «Дорогая М., жди меня. Еду. С любовью, К. Б.»
Лицо Милочки Мэгги просияло. Она прижала открытку к груди и улыбнулась отцу:
— Ах, папа! — Она была счастлива.
— Откуда она пришла? — хрипло спросил Пэт.
— Ты же смазал штемпель пальцем! Теперь я никогда этого не узнаю. Ох, папа.
— А как же сантехник?
— Какой сантехник?
— Если ты собралась загубить себе жизнь, то губи ее с сантехником, а не с этим треклятым Клодом Бастидом.
— Бассеттом, — поправила Милочка Мэгги. И задохнулась от возмущения: — Откуда ты знаешь про Сынка Фида?
— У меня есть способы разузнать то, что некоторые от меня вроде как скрывают.
— Папа! Ты читал мои письма из верхнего ящика!
— Если ты не хочешь, чтобы их читали, не оставляй там, где их могут найти.
Пэт ушел на работу.
Милочка Мэгги села за кухонный стол и стала радостно рассматривать открытку. Почерк Клода показался ей очень красивым, словно оттиск на свадебном объявлении. Она растроганно улыбнулась, глядя на картинку — горы, небо и река, утонувшие в розовом свете. Надпись гласила: «Закат на Западе».
Милочка Мэгги стерла размазанные чернила влажной резинкой, но штемпель стерся вместе с чернилами. Она посмотрела на то, что от него осталось, и с грустью подумала, что уже никогда не узнает, из какого города открытка была отправлена.
«И он тоже мне никогда не скажет».
Несмотря на то что Милочка Мэгги понятия не имела, когда именно Клод вернется, она сразу же начала готовиться к его возвращению. Она вымыла голову и порадовалась, что не подстриглась, потому что чувствовала, что